Препятствовали ли цеха техническому прогрессу? Эпоха Средневековья была периодом медленного роста производительности труда, но свидетельства того, что рост производительности труда в управляемом цехами городском секторе был медленнее, чем в аграрном секторе, отсутствуют. Прямые подсчеты изменений в производительности труда в сельском хозяйстве показывают скромные по современным стандартам уровни, скажем, порядка от 0,15 % до 0,25 % в год (Persson 1991, 2010). Однако рост производительности труда в городских отраслях, видимо, был выше. Кларк (Clark 2008) предполагал, что рост производительности труда в производстве гвоздей в Англии был выше или находился в районе 0,4 % в год. Также было замечено, что многие несельскохозяйственные продукты стремились зафиксировать снижение относительных цен. В Швеции цены на железо, являвшееся основным экспортным продуктом, падали со скоростью 0,5 % по отношению к другим ценам с 1300 по 1500 год. Предполагая скромное увеличение в расходах на оплату труда, являвшихся важнейшей статьей расходов производства, приблизительный подсчет покажет, что значительный рост производительности труда в этом секторе аналогичен вычисленному Кларком росту производительности в производстве гвоздей. Для шведского судоходства задокументированы аналогичные результаты (Edvinsson and Soderberg 2011).
Власть цехов не простиралась за пределы городов, а там, где позволяли природные условия, и внутри, и вне
городских границ, в первой половине II тысячелетия в качестве источников энергии для всех видов производства широко применялись водяные мельницы. Простую дихотомию между цехами-производителями и потребителями, при которой последние предположительно эксплуатировались цехами, трудно защитить. Члены цехов были, разумеется, и производителями, и потребителями. Однако это не исключает неэффективных результатов. Предполагалось, что цеха устанавливали стандарты качества на продукцию, что имеет некоторое сходство с современным брендингом, то есть является разновидностью несовершенной конкуренции и, конечно, небезызвестно в современных капиталистических экономиках. Более того, некоторые цеха, например, в доминировавшем текстильном секторе, все больше развивали функции профсоюзов, когда члены не получали статуса мастера (нанимателя).
Хотя цеха могли представлять силы местного рынка, в региональной и международной торговле товары были интегрированы в том смысле, что уровни цен и их движение коррелировали. Степень корреляции падала с ростом расстояния, но она была заметна и велика даже между рынками пшеницы, которые напрямую не торговали друг с другом, скажем, в Лондоне и Страсбурге (Soderberg 2007).
Потрясения и стойкость
Показательный индикатор здоровья экономической системы — это ее стойкость и способность поглощать удары. А они были! Поскольку сельское хозяйство являлось важнейшим сектором, неурожаи оказывали сильное кратко — временное влияние на цены, земельную ренту и реальные доходы. Серьезные сбои в объемах производства, скажем, падение порядка 10–15 %, которое в современной экономике случается максимум один раз в жизни поколения, были более частыми, скажем, один раз в интервале от семи до десяти лет. Эти сбои приводили к повышению смертности, но не разрушали ткани общества. Стойкость средневековой экономики, столкнувшейся с «черной смертью», с чумой, сократившей население Европы примерно на треть в середине XIV века, и с более слабыми рецидивами, происходившими до середины XV века, была еще более удивительной. «Черная смерть» уничтожила людей, но не уничтожила общественные институты. Экономические эффекты продемонстрировали действие рыночной экономики. Скорость проникновения болезни из портов Черного моря в Средиземноморье и далее в Северо-Западную Европу и затем до Исландии демонстрирует важнейшие торговые связи и интенсивность торговли. Как и предполагалось, оплата труда увеличилась, земельная рента упала, а возраст вступления в брак снизился. XV столетие было известно как золотой век труда. Представляется, что рабочие находились на кривой предложения труда, загибающейся в обратном направлении, потому что количество рабочих дней в году сокращалось, а реальная оплата росла. Матрица потребления сместилась в сторону увеличения количества мяса и уменьшения количества зерновых.
Нельзя отрицать, что чума оставила после себя заброшенные деревни и сократила городское население, но постоянного эффекта от потрясения для степени специализации мы не обнаруживаем. Долговременная тенденция увеличения доли рабочей силы в несельскохозяйственном производстве, которая просматривается в эпоху Средневековья, не изменила направления. На самом деле, в наиболее развитых областях наблюдался значительный рост доли рабочей силы в несельскохозяйственной сфере, до 5°% в Голландии к концу XV века и около 35 % в Англии, и в среднем можно заметить более сдержанное увеличение относительной доли несельскохозяйственных профессий. Это изменение в профессиональной структуре рабочей силы отражает изменение в производстве и потреблении с увеличенной долей дохода, связанного с непродовольственными товарами. Если мы согласимся с законом Энгеля[27], то это должно быть связано с увеличением дохода на душу населения.
Сначала, разумеется, международная торговля пострадала, но увеличение размеров кораблей остановилось не навсегда. Увеличение реальной оплаты труда могло стимулировать движение в сторону технологических изобретений, направленных на экономию труда, одним из примеров которых была система наборной печати Гутенберга.
Заключительные замечания
Большинство экономических институтов, ассоциируемых с капиталистической экономикой, существовали или возникли в эпоху Средневековья. Это был, как предположил Жак Эрс в заголовке своей последней монографии (Heers 2012; Эрс 2014), la naissance du capitalisme, детство капитализма (в русском переводе — рождение капитализма). Раскол между капиталом и трудом становился все более выраженным. Рынки земли, труда, капитала и товаров были узкими, но проникали во все уголки Европы. Права собственности могли оспариваться чаще, и правовая защита склонялась в сторону элит, особенно класса землевладельцев. Права интеллектуальной собственности, однако, практически отсутствовали или были неэффективны по сравнению с современной патентной защитой. Хотя институты страхования развивались, они в основном фокусировались на коммерческих рисках. Было сложно собрать средства для торговли и инвестиций, даже если требуемые суммы были скромными по современным стандартам. Международные платежи поддерживали быстрый рост торговли продуктами питания, сырьем и предметами роскоши. Рынок капитала приводил в движение рынок как общественного, так и частного долга. Государственные суды решали те договорные споры, с которыми не могло справиться гражданское общество.
Экономический человек не был чужаком в средневековом обществе. Человеческое поведение включало в себя ту же смесь из побуждений, направленных на собственную выгоду, и заботы об окружающих, которую проявляет современный человек. Средневековый человек, однако, подвергался большим рискам и сталкивался с более несовершенными рынками, и силы традиций могли ухудшать рыночные результаты сильнее, чем в современной капиталистической экономике, где привилегии и сила происходят от богатства, а не от титулов и статуса. Но в конце концов привилегии, влияние, политическая власть и законы не могли остановить рост цен после неурожая или рост заработной платы, когда предложение на рынке труда сокращалось. Имущие классы осторожно поддерживали выгодные предприятия и искусно подстраивались под церковную доктрину — иногда обманом, иногда пожертвованиями. Рабочая сила покидала нанимателей и города, если где-нибудь имелись лучшие альтернативы. Фермеры быстро и предсказуемо реагировали на изменения в ценах.
Рынки были более неустойчивыми и непредсказуемыми, так как средневековый человек не владел природой в достаточной мере, чтобы предотвратить частые потрясения из-за неурожаев, и, следовательно, был ближе к частым экономическим катастрофам. Между успехом и неудачей проходила тонкая линия, и институционная поддержка бедных была слабой. Для бедных жизнь была «отвратительна, жестока и коротка». И роскошь соседствовала с нищетой.
Литература
Грейф, А. (2014). Институты и путь к современной экономике. Уроки средневековой торговли. Москва: ГУ — ВШЭ.
Кларк, Г. (2012). Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира. Москва: Издательство Института Гайдара.
Коуз, Р. (2007) Фирма, рынок и право. Москва: Новое издательство.
Стурлусон, С. (1980). Круг земной. Москва: Наука.
Эрс, Ж. (2014). Рождение капитализма в Средние века. Менялы, ростовщики и крупные финансисты. Москва: Евразия.
Ackerberg, D. A. and M. Botticini (2000). «The Choice of Agrarian Contracts in Early Renaissance Tuscany: Risk Sharing, Moral Hazard, or Capital Market Imperfections?» Explorations in Economic History 37: 241–257.
Barron, C. M. (2004). London in the Middle Ages: Government and People 1200–1500. Oxford University Press.
Bautier, R. H. (1953). «Les foires de Champagne. Recherche sur une evolution histo-rique», Recueils de la Societe Jean Bodin 5: 97–145.
Bavel, B. J. P. van (2007). «The Transition in the Low Countries: Wage Labor as an Indicator of the Rise of Capitalism in the Countryside, 1300–1700», Past and Present 195, Suppl. 2: 286–303.
—. (2008). «The Organization and Rise of Land and Lease Markets in Northwestern Europe and Italy, c. 1000–1800», Continuity and Change 23 (1): 13–53.
—. (2010). Manors and Markets: Economy and Society in the Low Countries, 500–1600. Oxford University Press.
Bonnassie, P. (1975). La Catalogne au milieu du Xe а la fin du XIe siecle. Croissance et mutations d'une societe.