Самозанятость оставалась на высоком уровне, даже с увеличением значимости наемного труда. Еще долго после начала раннего Нового времени большинство людей были самозанятыми хотя бы часть времени в качестве фермеров, ремесленников поставщиков услуг, квалифицированных или неквалифицированных рабочих. Все три последовательные стадии промышленного роста в южных Нижних Землях происходили за счет самозанятых ремесленников — будь то фламандское мануфактурное производство тканей в XIII и XIV веках, производство в Брабанте и Фламандии на протяжении следующих двух веков или производство роскошных тканей в XVII и XVIII веках (Lis and Soly 1997b: 219–221; Ryckbosch 2012; van Damme 2007).
Сфера услуг также открывала широкие возможности для самозанятых работников, и не только в таких сильно развитых в коммерческом отношении провинциях, как Голландия. В течение первой половины XVII века, например, Амстердам при населении 120 000 человек насчитывал 8600 самозанятых торговцев, лавочников, ремесленников и других независимых производителей товаров и услуг. Если принять, что каждый из этих предпринимателей возглавлял домохозяйство из четырех человек, то получится, что самозанятость была главным источником дохода для как минимум четверти домовладений в Амстердаме (Gelderblom 2009). Для характерных для Нижних Земель многочисленных мелких городов и больших деревень этот показатель будет ненамного ниже. Как правило, эти поселения обслуживались не только пекарем, плотником и кузнецом, но и намного более широкой группой торговцев и ремесленников (de Vries and Van der Woude 1997: 509–510, 522–523; см. также: van Deursen 1994; о южных Нижних Землях см.: Blonde 1999). Относительно высокий уровень местных мастеров в сочетании с избытком неквалифицированных работников давал сельской местности сравнительное преимущество в конкуренции с городами в сфере высококачественного труда (Lis and Soly 1997b: 219–221; Munro 1990, цит. в: Lis and Soly 1997b: 226). В результате в городах и сельской местности со временем развились разные структуры занятости: города сосредоточивались на квалифицированной и постоянной работе, а сельская местность — на низкоквалифицированной или неквалифицированной и непостоянной, точнее, сезонной работе, и в конечном итоге перемещение производственных мощностей в сельскую местность ограничивалось секторами, соответствующими ее структуре занятости (Lis and Soly 1997b: 224–225).
Однако эти структуры занятости различались в степени, но не в характере. В экономике времянок (economy of makeshift) граница между наемным трудом и самозанятостью была расплывчатой, многие люди сочетали обе категории или переходили от одной к другой на более или менее постоянной основе. Многие виды наемной работы, особенно в сельском хозяйстве, но также и в транспорте, в армии, в общественных работах, в церкви и в обороне городов, не предусматривали постоянной работы или работы с полной занятостью, заставляя мужчин и женщин сочетать несколько работ или зарабатывать средства в качестве самозанятых работников (см., например: Kuijpers 2009; Soens 2009; Soly 1977; van Tielhof and van Dam 2006; van Wijn-gaarden 2000; van Zwet 2009). Сюда входило мелкое фермерство, безземельные работники, имевшие право на использование для этих целей общественной земли, пасли скот, можно было собирать хворост. Даже жители городов для увеличения дохода держались за маленькие участки земли за пределами городских стен (Stabel 2001: 150). И наоборот, при необходимости самозанятые производители товаров и услуг могли пополнить свой доход за счет наемного труда. Более того, многие наемные работы хотя бы частично оплачивались в натуральной форме. Сезонные сельскохозяйственные рабочие, моряки и солдаты — все получали значительную часть своей платы в форме крова и стола (Vermeesch 2006).
Мы можем рассматривать постоянно изменяющиеся условия труда как положительный элемент в обеспечении экономики обширными и гибкими трудовыми резервами. Это было именно так, если говорить о сезонной миграции сельскохозяйственных рабочих, а также о матросах, которые могли поступить в торговый флот или в Голландскую Ост-Индскую компанию, и это было удобно властям при мобилизации большого числа работников для срочных общественных работ (Lucassen 1987; van Zanden 1993). Но оборотной стороной для домохозяйств была нестабильность их дохода, уменьшавшая мобильность рабочей силы. Зависевшие от найма рабочие для выживания нуждались в социальных сетях, а такие сети, будучи однажды разорванными, не могли легко быть восстановлены где-то еще. Переезд домохозяйства требовал для поддержания уровня дохода найти работу сразу всем его отдельным членам, а это было трудно в обычной ситуации сочетания различных занятий (Kuijpers 2009: 254). Система социального обеспечения не делала ничего, чтобы уменьшить нестабильность, способствуя, наоборот, продлению этой нестабильности. Благотворительность, вместо того чтобы выплачивать все суммы тем, кто оставался дома, имела тенденцию дополнять доход членов домохозяйства, пытаясь отсечь самую бедную часть общества, людей без определенного места жительства, постоянной работы, и в результате едва ли имевших какую-либо социальную сеть для опоры в случае нужды (см., например: Van Wijn-gaarden 2000). В южных Нижних Землях меры по избавлению от бедности предусматривали сохранение низкой оплаты труда за счет принуждения женщин и детей к работе на мануфактурах (Lis and Soly 1997b: 225). Таким образом объясняется, почему в экономике времянок, внутри которой бедные домохозяйства сражались за выживание, но которая в остальном была в значительной степени интегрированной экономикой, где товары свободно перемещались между регионами, продолжала существовать достаточно высокая разница в оплате труда, особенно труда неквалифицированного (Aerts 2004: 217; van Zanden 1999). В этом смысле экономика Нижних Земель в раннее Новое время не была действительно современной или полностью капиталистической.
Коммерция и капитализм
Товарные рынки рано появились в различных частях Нижних Земель. Скандинавские и фризские торговцы были пионерами заморской торговли в период с VIII по X век, и к концу I тысячелетия существовали защищенные правителями поселения, где велась постоянная торговля. Это также лучше всего объясняется благоприятными географическими факторами. Инфраструктура территории благоприятствовала и специализации сельского хозяйства, и локальной и региональной торговле, так как повсеместная распространенность водных путей удерживала транспортные издержки на низком уровне. Таким образом продукты питания, строительные материалы и топливо могли легко перемещаться, что снижало порог для урбанизации[35]. Центральное расположение этих стран также способствовало ранней интеграции с другими частями Европы. К 1000 году уже существовал регулярный обмен через Северное море с Северной Францией, Восточной Англией, Северной Германией и Данией. Кроме того, реки облегчили торговые связи с Рейнской областью и долиной Мааса, которые с XII века простирались до шампанских ярмарок, где фламандские ткани обменивались на итальянские предметы роскоши (Blockmans 2010b: 73–123).
Сочетание этих факторов вызвало плотное размещение торговых городов, прежде всего во Фландрии, где десятки малых городов развивались в специализированные центры производства тканей, связанные с региональными и межрегиональными торговыми потоками посредством периодических ярмарок, которые конкурировали с шампанскими ярмарками за торговые обороты (Stabel 1997). Антверпен в соседнем Брабанте был первым среди как минимум дюжины городов, вовлеченных в региональную и международную торговлю. На севере города на побережье Зёйдерзе и вдоль Эйссела торговали с внутренними районами Германии с XIII века. Голландская торговля возникла веком позже, стимулируемая ухудшавшимися экологическими условиями, которые заставили жителей пойти по пути выраженной экономической специализации. Они перешли от выращивания хлебного зерна к его импорту, сначала из Южной Фландрии и Северной Франции, а затем, ко второй половине XV века, во все большем количестве с Балтики. Вместо зерна фермы стали производить молочные продукты, лен и пеньку, а избыток сельскохозяйственной рабочей силы находил применение в рыболовстве и транспортных услугах (van Bavel and van Zanden 2004).
Наиболее интересным аспектом развития товарного рынка Нижних Земель была очевидная легкость, с которой торговые города преуспевали в обретении позиций в региональной и международной торговле. Другие европейские города и регионы выигрывали от средневекового подъема дальней заморской торговли, но высокая степень городской автономии в Нижних Землях в сочетании с интенсивностью межгородской конкуренции способствовали динамичному институциональному развитию. Здесь и там феодальные властители, как, например, друг за другом несколько глав семейства Вассенар, организовывали ежегодные ярмарки, но развитие товарного рынка прежде всего приводилось в движение городскими магистратами, которые могли формировать судьбу экономики своих городов, реагируя на свое восприятие угроз и возможностей. Они были более или менее свободны в этом, будучи обеспеченными существенной правовой и налоговой автономией от своих суверенных властителей в ответ на регулярные денежные пожертвования (Blockmans 2010b; Dijkman 2011).
Это позволяло городским советам развивать торговлю всеми способами: поддерживая правовую инфраструктуру для частных договоров, обеспечивая защиту странствующим и местным торговцам, создавая торговые пространства и специальные рыночные здания, строя портовые сооружения, предлагая размещение для групп торговцев, жалуя привилегии, учреждая такие институты, как обменные банки, и даже выплачивая вознаграждение приезжающим жить (Gelderblom 2013). Магистраты наблюдали за работой местных поставщиков услуг, определяли правила платежей, кредита и регистрацию кредита, учреждали суды для решения споров. Семейства городских хартий предлагали практическую структуру для разработки институциональных решений, как делала Ганзейская лига для городов на побережье Зёйдерзе, поскольку города, объединившиеся в лигу, обязывали себя соблюдать общие правила и нормы организации торговых операций. Временами эти структуры также повышали уровень региональной координации и сотрудничества. Города координировали время проведения своих местных периодических ярмарок в циклы, тем самым создавая квазиперманентные рынки, а также объединялись, продвигая интересы своих торговцев за рубежом (Gelderblom 2004). Фламандские города объединялись в поддержке торговцев, путешествовавших на бретонскую или шампанскую ярмарки уже в XI веке, города Эйссела образовывали сеть поддержки с XII века. Голландские города делали то же для своих ганзейских торговцев с XV века.