порядок в обществе. Политика в сфере труда диктовалась сверху и была включена в более широкую стратегию импортозамещения. Но когда в 1943 году президент Жетулиу Варгас собрал воедино все законы о регулировании труда и социальных гарантиях в единый трудовой кодекс, он активно использовал рекомендации МОТ (French 2004). В этот период бразильцы трудились столько же часов в неделю, как и рабочие по всему миру.
Даже в трудовых отношениях в колониях обнаруживались следы конвенций МОТ. Человеком, который дал первоначальный импульс институционализации профессиональных союзов в британской Африке, был Сидней Вэбб. Возглавляя Министерство по делам колоний в начале 1930-х годов, Вэбб выпустил циркуляр, в котором управляющим соответствующими территориями рекомендовалось принять законы о защите труда, а также аналог английского Закона о профсоюзах 1871 года – в интересах Великобритании. Выступая, как и всегда, в патерналистском ключе, он предупреждал глав колониальной администрации, что они должны действовать осторожно, поскольку, по его замечанию, «без заботливого присмотра за профсоюзами и без указания им правильного направления они могут направить свою деятельность по нежелательному и ложному руслу» (Kaufman 2004: 521). В Нигерии Ордонанс о тред-юнионах вышел в 1938 году, в том же году Закон о занятости приняла Кения. Однако дополнительный стимул к осуществлению этих законодательных инициатив был вызван тем, что Великобритания и другие страны-метрополии испытывали на себе давление, заставлявшее их подчиняться, или по крайней мере создавать видимость подчинения нормам трудового законодательства МОТ, таким как Конвенция о принудительном труде 1930 года.
Иначе протекал процесс взаимного усиления внутренних и международных факторов в Индии. К 1920-м годам спрос на законтрактованный труд спал, и наряду с ремесленным производством в Индии возникла своя обрабатывающая промышленность. Закон о тред-юнионах 1926 года, вдохновленный британским законом, позволял создавать профсоюз при наличии семи членов, а также допускал неограниченное число профсоюзов на одной фабрике. Хотя туземному рабочему движению и не удалось серьезно улучшить условия труда, оно продемонстрировало свой боевой характер и доказало, что готово на забастовки и способно их вести (Wolcott 2008). Данные свидетельствуют, что в этот период на Индийском субконтиненте коллективные трудовые конфликты случались чаще, чем в Великобритании и Соединенных Штатах.
По замечанию одного историка, пришествие МОТ «гальванизировало индийских рабочих» (Rodgers 2011: 47). В 1928 году МОТ открыла свое отделение в Дели, и не прошло года, прежде чем она сыграла серьезную роль в решении Королевской комиссии по труду о централизации трудового законодательства. Конвенции МОТ повлияли на нормы, принимавшиеся с 1930-х годов, хотя это не означало, что различия с богатыми странами в сфере законодательства были сразу устранены. Версальский договор позволил колониям и территориям, не имевшим статуса метрополий, закреплять в своих местных трудовых кодексах более слабые нормы (Rodgers et al. 2009: 41–42). В такой обстановке рабочим индийской текстильной промышленности оставалось рассчитывать на поддержку профсоюзов и владельцев фабрик в Ланкашире. Однако, столкнувшись с противодействием индийских работодателей, МОТ рекомендовала применять двойственный подход, который был характерен для всех предшествовавших соглашений в рамках АЮЗТ. К примеру, первая конвенция о продолжительности рабочего времени ограничивала рабочую неделю 48 часами в общем случае, оговаривая, однако, планку в 57 часов для Японии и 60 часов для Индии. В ходе обсуждения о возрасте трудоспособности МОТ советовала руководствоваться «принципом постепенности», чтобы «не задушить и не задержать нарождающегося промышленного развития Индии» (Rodgers 2011: 48). Сходные доводы применялись и по вопросу о принудительном труде, даже несмотря на то, что конвенция МОТ 1930 года ставила своей целью его полное искоренение. К этому моменту Индия успела ратифицировать одиннадцать из двадцати восьми конвенций МОТ.
Концепция местного трудового кодекса была отброшена после войны, в ходе деколонизации. После обретения независимости новое индийское государство внедрило целый корпус законодательных норм МОТ, включая положение о свободе ассоциации и коллективных переговорах, а также приняло более 200 актов трудового законодательства, содержавших в ряде вопросов наиболее полные свободы по сравнению с остальными развивающимися странами. Применение законтрактованного труда было запрещено, право уволить работника – сильно урезано (Rudra 2008: 112). Показательно, что Индия постколониального периода, несмотря на энтузиазм в отношении трудового законодательства, проявленный на раннем этапе своего развития, впоследствии занимала отнюдь не самые верхние места по числу внедренных международных норм об условиях труда. Эта трансформация отражала то общее воздействие, которое оказал на рабочее движение во всем мире рост экономического и политического влияния развивающихся стран.
Рабочее движение в эпоху бреттон-вудса
1 мая 1951 года Жетулиу Варгас обратился к бразильским рабочим со словами:
День труда имеет символическое значение и для меня, и для вас: он говорит о возврате утерянного единства рабочих и правительства. Восстанавливая эту связь, мы испытываем глубокое чувство. <….> Никогда рабочие не приходили ко мне из эгоистического, узкого интереса. Они говорили от лица всего коллектива, к которому принадлежат, желая признания своих прав, улучшения условий жизни, исправления несправедливостей по отношению к членам своего класса, благосостояния тех, кто сталкивается с теми же невзгодами. <…> Я нуждаюсь в вас, рабочие Бразилии так же, как вы нуждаетесь во мне (цит. по: Rudra 2008: 200).
Таково, по всей видимости, было мнение не только Варгаса, но многих политических лидеров 1950-х годов – даже президенты Труман и Эйзенхауэр могли бы обратиться к американским рабочим примерно с теми же словами. Период, непосредственно следовавший за 1945 годом, был отмечен всплеском профсоюзного членства и оживлением тяги к социальным изменениям. Организованное рабочее движение вышло за пределы обрабатывающей промышленности как своей базы и распространилось на сферу образования, услуг и государственный сектор. Численность женщин в профсоюзах поднялась до рекордных величин. При режиме Бреттон-Вудса внутренние факторы, по всей видимости, оказывали главное влияние на судьбу рабочего движения. В 1970-е годы настал переломный момент. Повсюду углубление международной экономической интеграции явилось серьезным вызовом. Помимо существовавших длительное историческое время различий между рабочим движением в Старом и Новом Свете стали все резче проявляться различия между Севером и Югом, по мере того как лидерство в области обрабатывающей промышленности переходило к развивающемуся миру[206].
В Соединенных Штатах модель отношений между трудом и капиталом, сформировавшаяся в эпоху Нового курса, заложила фундамент для «золотого века» рабочих. Она продлилась до начала 1970-х годов и была описана в литературе как эпоха установления общенационального режима высоких заработных плат (Rosenbloom and Sund-strom 2011). Хотя закон Тафта – Хартли 1947 года лишил рабочее движение некоторых его завоеваний 1930-х годов, в США охват работников профсоюзами достиг в этот период пикового значения. В огромном сегменте экономики профсоюзы выступали эффективной силой, оказывавшей противодействие нанимателям. Введение минимальной заработной платы создавало неснижаемый порог в оплате труда, продолжительность рабочей недели снижалась. Активные забастовки рабочих автомобильной промышленности, выступавших локомотивом движения, заставили профсоюзы и бизнес заключить Детройтское соглашение, которое быстро покрыло другие сектора экономики благодаря стратегии профсоюзов делать соглашения типовыми и распространять их на других работодателей. По этому соглашению менеджмент оставлял за собой право решать, в каком направлении развивать производство, однако профсоюзы могли диктовать, как эти решения будут воплощаться на конкретных рабочих местах. Чтобы внести полную ясность, нужно сказать, что часть гарантий, достигнутых путем переговоров, не распространялась на меньшинства и женщин, однако среднестатистическому рабочему соглашение позволяло получить часть выгод от роста производительности (Levy and Temin 2011).
Доля внешней торговли в ВВП в золотую эпоху труда была низкой. В Канаде и Соединенных Штатах рабочее движение старалось извлечь выгоды из превосходства их промышленности своих стран на зарубежных рынках, о чем свидетельствует его поддержка плана Маршалла. В отсутствие сильной конкуренции извне официальное рабочее движение не сопротивлялось увеличению внешнеторговой деятельности. Поскольку первоначально уровень таможенных пошлин был высоким, даже небольшое его снижение приводило к существенным выгодам в сфере внешней торговли и оказывало лишь незначительное влияние на распределение дохода (Rodrik 2011). По всей видимости, рабочие были вполне за это вознаграждены – зарплаты повсеместно росли. Однако вскоре рабочее движение изменило свою позицию: по мере того как перераспределительные эффекты внешней торговли набирали силу, оно отказывалось от поддержки внешней торговли. Схожим образом, организованное рабочее движение не противилось внесению в 1965 году изменений в американский Закон об иммиграции, которыми был разрешен въезд мигрантов из Азии и введена квотная система для выходцев из Западного полушария. И вновь причиной эволюции в установках рабочих были внутренние и внешние факторы. Сохранять дискриминационную политику в отношении стран, становившихся все более важными торговыми партнерами, становилось трудно. Социальные и политические изменения, происходившие на заре движения за гражданские права, толкали рабочих в ту же сторону.
Парадокс послевоенной истории рынка труда состоял в том, что в Европе профсоюзы проявили большую готовность смягчать свои требования, чем их коллеги в Северной Америке. Европейское рабочее движение отказалось от враждебного отношения к внешней торговле межвоенного времени и признало ее роль как фактора устойчивого роста. Рабочие избрали политику сдерживания зарплат, которая была легче осуществима в странах с централизованными институтами коллективных переговоров (Германия и Скандинавия), чем в странах с децентрализованными институтами (Франция и Великобритания). В той части сделки, которая касалась бизнеса, рабочие смягчили зарплатные требования в обмен на реинвестирование прибылей в передовые технологии. В той ее части, которая касалась государства, рабочие приняли на себя обязательство поддерживать общественный мир, довольствуясь гарантией дальнейшего расширения страхования от безработицы и пенсионного и медицинского обеспечения, а также перспективой увеличения отпуска. Одним из условий этого общественного пакта было согласие всех сторон на повышение международной открытости экономики, что также выполняло дисциплинирующую функцию. Таково было долгосрочное соглашение, хорошо служившее европейцам вплоть до 1990-х годов. Рабочие не завышали требования по зарплате, опасаясь, что в конечном счете в цепо