Roy 2006: 311–312). Эти достижения тем более примечательны, что пришлись на период стагнации реальных душевых доходов (Maddison 2010; Roy 2006: 78). Любопытно, что значительный рост благополучия предшествовал обретению независимости, вопреки утверждениям о недостаточных инвестициях в инфраструктуру здравоохранения и ее низкое качество (Amrith 2009), вследствие чего возникает вопрос о влиянии колониального правления на уровень благосостояния. В последние три десятилетия наряду с образованием важнейшую роль в росте ИЧР играл показатель дохода: это обстоятельство, как и в случае Китая, было связано с воздействием рыночных реформ на экономику. Они способствовали сокращению уровня крайней нищеты на 50 % по сравнению с началом 1970-х годов (Kotwal, Ramaswami, and Wadhwa 2011). Что касается Китая, то ликвидация младенческой смертности там началась как раз с началом новой экономической политики (Dreze and Sen 2002).
В остальных странах Азии (исключая Японию) после 1870 года ИЧР непрерывно повышался, а отставание от стран ОЭСР, как указывают статистические данные, начало сокращаться после 1913 года и особенно быстрыми темпами – до 1938 года и в 1950-1960-е годы. В Юго-Восточной Азии прогресс ИЧР был результатом двух факторов – развития образования и состояния здоровья. Как и в случае Индии, основной прогресс в области здоровья произошел до обретения независимости: в Индонезии, на Филиппинах и в Тайване смертность от оспы, холеры и чумы удалось сократить благодаря специальным государственным мероприятиям в области здравоохранения в 1920-е годы (Preston 1975).
В Африке на севере региона и к югу от Сахары динамика сильно отличалась. В Северной Африке ИЧР непрерывно рос благодаря увеличению продолжительности жизни, особенно сильному в 1940-е годы, и уровня образования. В результате на всем протяжении XX века, а особенно – в 1940-е, 1950-е и 1970-е годы, отставание этого региона от стран ОЭСР сокращалось. Для Африки южнее Сахары период с 1913 по 1980 год также был периодом роста ИЧР и сокращения отставания. Однако ключевую роль в этом процессе ожидаемая продолжительность жизни играла лишь в 1930-е и 1940-е годы, после чего главным фактором повышения ИЧР стало образование – особенно в условиях, когда в последнюю четверть XX века рост душевого дохода рухнул. Уровень ожидаемой продолжительности жизни перестал повышаться – из-за того, что в регионе распространился ВИЧ и возобновились эпидемии малярии, а также из-за торможения экономического роста и замедления роста образования. К этому, по-видимому, привели главным образом ошибочная экономическая стратегия, хаос в политике и гражданские войны. В 2000-е годы ИЧР в регионе начал быстро повышаться благодаря восстановлению уровня экономической активности, а также повышению, хотя и не столь сильному, ожидаемой продолжительности жизни, остававшейся главной движущей силой роста ИЧР.
Заключение
Концепция человеческого развития позволяет оценить благополучие по нескольким параметрам. Реконструируя его динамику после 1870 года, можно измерить, насколько большой прогресс был достигнут при капитализме. С помощью этой концепции можно, кроме того, измерить разницу между развитыми капиталистическими государствами Запада и остальным миром, а также между развивающимися странами. Кроме того, она позволяет проследить, как изменялись основные элементы человеческого развития. В последние полтора столетия происходил значительный, хотя и ограниченный, прогресс в мировом уровне. Но наиболее быстрый и повсеместный рост благосостояния происходил в период между Первой мировой войной и нефтяными шоками 1970-х годов. В частности, период глобализации с 1920 по 1950 год стал этапом глобального распространения здравоохранения и образования, по итогам которого уровень человеческого развития в мире существенно повысился.
В последние четыре десятилетия темпы повышения ИЧР замедлились, а абсолютный разрыв между странами ОЭСР и остальным миром увеличился. Тем не менее под ярлыком «остального мира» скрываются регионы с чрезвычайно различными траекториями. В то время как значительные части Азии, Северной Африки и в меньшей степени Латинской Америки прогрессировали и догоняли ОЭСР, бывшие социалистические страны Европы и Африка южнее Сахары стагнировали и отстали от развитых стран.
Ключевое слагаемое продвижения на Западе – это долголетие, причем оно отражает не только более высокую продолжительность жизни, но и более высокое ее качество. Напротив, в остальном мире повышение ожидаемой продолжительности жизни помогало повышать ИЧР и сокращать отставание лишь до середины XX века, то есть в период демографического и эпидемиологического перехода. Затем роль этого показателя в динамике ИЧР ослабла. Вторая волна повышения долголетия, сопоставимая с той, что прошла на Западе, остальной мир так и не захлестнула. В результате за последние четыре десятилетия прогресс ИЧР в остальном мире был связан преимущественно с ростом образования, а фактором, который решающим образом повлиял на степень отставания от ОЭСР, стал доход. В случае Китая и Индии это влияние было положительным, в случае Африки южнее Сахары, России и бывших социалистических стран Европы – отрицательным.
Выбор экономической и социальной системы значительно повлиял на прогресс ИЧР в разных странах. В зависимости от того, была модель социалистической или капиталистической, разной была политика в сфере здравоохранения и образования, а также экономическая политика. Представленные в настоящей главе результаты показывают, что, несмотря на первоначальные успехи в удовлетворении «базовых потребностей», государствам социалистического эксперимента не удалось сохранить импульс и, за исключением Кубы, они стагнировали и все больше отставали, пока левые режимы не рухнули. К тому же из-за подавления агентности и свободы достичь настоящего прогресса в уровне человеческого развития было нельзя.
На основе этого обзора эмпирических данных можно сформулировать исследовательскую повестку. Почему происходят крупные изменения в режимах человеческого развития, в каждом из которых главенствует тот или иной параметр? В частности, почему в середине XX века ожидаемая продолжительность жизни перестала выступать главной движущей силой? Как только «первый» эпидемиологический переход состоялся, роль этого индекса упала. Почему «второй» переход, аналогичный тому, что происходит в настоящее время в ОЭСР, не запустился в остальном мире? Связано ли это с отсутствием должной государственной политики или с тем, что новые технологии по своей природе повышают неравенство? Или же это связано с тем, что здоровье и образование – это блага с высокой эластичностью по доходам?
Почему тенденции душевого ВВП и ИЧР слабо коррелируют во времени – хотя, казалось бы, повышение душевого дохода должно было бы улучшать продовольственное обеспечение, состояние здоровья и образования? Почему остальной мир приблизился к странам ОЭСР по уровню человеческого развития, ожидаемой продолжительности жизни и уровню образования, но не по уровню душевого ВВП? Связана ли эта разница в динамике с особенностями государственной политики – системой школьного образования, здравоохранения и развитием социального государства, – или же с тем, что медицинские технологии являются общественным благом?
Литература
Померанц, К. (2017). Великое расхождение. Китай, Европа и создание современной мировой экономики. М.: Дело.
Acemoglu, D. and S. Johnson (2007). “Disease and Development: The Effects of Life Expectancy on Economic Growth,” Journal of Political Economy 115: 925–985.
Allen, R.C. (2001). “The Great Divergence in European Wages and Prices from the Middle Ages to the First World War,” Explorations in Economic History 38: 411-447.
–-. (2007). “Pessimism Preserved: Real Wages in the British Industrial Revolution,” Oxford University, Department of Economics, Working Paper No. 314.
Allen, R.C., J.-P.Bassino, D.Ma, C.Moll-Murata, and J.Luiten Van Zanden (2011). “Wages, Prices, and Living Standards in China, 1738–1925: In Comparison with Europe, Japan,and India,” Economic History Review 64(S1): 8-38.
Alvarez-Nogal, C. and L.Prados de la Escosura (2013). “The Rise and Fall of Spain, 1270–1850,” Economic History Review 66: 1-37.
Amrith, S. S. (2009). “Health in India since Independence,” University of Manchester Brooks World Poverty Institute Working Paper 79.
Anand, S. and A. Sen (2000). “The Income Component of the Human Development Index,” Journal of Human Development 1: 83-106.
Angeles, L. (2008). “GDP per Capita or Real Wages? Making Sense of Conflicting Views on Preindustrial Europe,” Explorations in Economic History 45: 147–163.
Atkinson, A. T. P. and E. Saez (2011). “Top Incomes in the Long-run of History,” Journal of Economic Literature 49: 3-71
Becker, G.S., T.J.Philipson, and R.R.Soares (2005). “The Quantity and Quality of Life and the Evolution of World Inequality,” American Economic Review 95: 277–291.
Benavot, A. and P. Riddle (1988). “The Expansion of Primary Education, 1870–1940: Trends and Issues,” Sociology of Education 61: 191–210.
Brainerd, E. (2010a). “Human Development in Eastern Europe and the CIS since 1990,” UNDP Human Development Reports Research Paper No. 2010/16.
–-. (2010b). “Reassessing the Standard of Living in the Soviet Union: An Analysis Using Archival and Anthropometric Data,” Journal of Economic History 70: 83-117.
Brainerd, E. and D.M.Cutler (2005). “Autopsy on an Empire: Understanding Mortality in Russia and the Former Soviet Union,” Journal of Economic Perspectives 19: 107–130.
Broadberry, S. N. and B. Gupta (2006). “The Early Modern Great Divergence: Wages, Prices and Economic Development in Europe and Asia, 1500–1800,” Economic History Review 59: 2-31.
Cheibub, J. A. (2010). “How to Include Political Capabilities in the HDI? An Evaluation of Alternatives,” UNDP Human Development Reports Research Paper 2010/41.