о конца столетия (Lecuyer 2005). Тенденция к образованию кластеров также наблюдалась в отрасли производства предметов роскоши, где важную роль играл доступ к необходимым навыкам и сопряженным отраслям, а также фактор страны-происхождения. В ходе 1970-х годов в Италии, имевшей давние конкурентные преимущества в производстве шелковых изделий, мировым центром моды стал Милан, сумевший скопить необходимые ресурсы и доказавший свою способность объединить творцов и управленцев (Merlo and Polese 2006).
В течение 1950-х годов большинство международных картелей, созданных в межвоенное время, было расформировано. В то же время возрос масштаб инвестиций американских промышленных компаний в страны Западной Европы. Изначально это был ответ на «долларовый голод», стимулировавший американские фирмы открывать европейские фабрики, продукция которых была бы доступна клиентам, не имевшим долларов для покупки импорта из США (Wilkins 1974). На первоначальном этапе рационализация производства почти не осуществлялась и уровень внутрифирменной торговли был невелик. Однако с наступлением 1960-х годов компании устремились к географической и функциональной интеграции своих международных подразделений. Процесс создания интегрированных производственных систем был сложным. Хотя еще в 1950-е годы Unilever, например, была в числе активных сторонников европейской экономической интеграции, региональное объединение собственного производства и сбыта удавалось ей с трудом (Jones and Miskell 2005).
Послевоенные десятилетия – в особенности в США – были классической эпохой деятельности описанных Чандлером крупных корпораций, управлявшихся профессиональными менеджерами и штамповавших инновации для целого ряда отраслей обрабатывающей промышленности. Американские фирмы имели превосходство в области новых технологий и стремились удержать в своем бизнесе созданные инновации и другие источники добавленной стоимости. В результате, например, в компьютерной отрасли, западноевропейским фирмам, не говоря уже о бизнесе развивающихся стран, оказалось не под силу выстроить устойчивые предприятия. Передовые знания были заперты в рамках крупных западных корпораций, а также в границах географических кластеров, подобных Силиконовой долине.
На протяжении послевоенных десятилетий глобальность капитализма оставалась достаточно условной. Коммунистические режимы Советского Союза, Восточной Европы и Китая не допускали капиталистические фирмы на свою территорию (см. гл. 2 настоящего тома). После революции 1949 года Китай за несколько лет экспроприировал собственность иностранных предприятий (Thompson 1979). Коммунистический мир походил на «альтернативную» систему глобальной экономики, но без капиталистических фирм – по крайней мере до того момента, как политические отношения между Китаем и Советским Союзом не испортились и усилия по экономической интеграции не прекратились. И все же, даже для этих стран глобальный капитализм имел значение. На пике культурной революции Мао Цзэдуна китайский режим извлек значительную выгоду из финансовых институтов и рынков Гонконга (Schenk 2011). В таких отраслях, как производство средств по уходу за волосами, по крайней мере начиная с 1970-х годов, западные фирмы продавали восточноевропейским государственным фирмам ингредиенты для изготовления продукции, а иногда также предоставляли лицензии на свои технологии (Jones 2010).
Даже если оставить в стороне коммунистические страны, многие государства мира воспрещали либо ограничивали деятельность иностранных компаний в некоторых или во всех отраслях. Благодаря жесткому валютному контролю правительства европейских и иных развитых стран могли подвергать тщательной проверке, а иногда запрещать инвестиции, поступавшие от других фирм. В основных европейских экономиках, таких как Франция, Великобритания и Италия, большие сегменты промышленности были национализированы и выведены из-под капиталистического контроля – как местного, так и иностранного. Соединенные Штаты в целом были более открыты к иностранным фирмам, хотя они не допускались в секторы, имевшие стратегическое значение, в том числе в оборону, авиапром, теле- и радиовещание.
В постколониальном мире глобальный капитализм был помещен в еще более тесные рамки. И в Африке, и в Азии иностранные фирмы подвергались ограничениям и экспроприации. Если перевалочные пункты и бывшие аванпосты колониализма (Сингапур, Гонконг и другие) достигали бурного экономического роста, сохраняя двери для транснациональных компаний открытыми, то их соседи – новые индустриальные страны (НИС) в лице Южной Кореи и Тайваня, – добивались не меньшего успеха, по примеру Японии накладывая ограничения на деятельность фирм с зарубежным капиталом. В 1970-е годы государства Ближнего Востока и некоторые другие экспроприировали иностранные активы, вследствие чего западные фирмы лишились значительной части собственности на природные ресурсы. В 1970 году во владении семи главных западных нефтяных компаний находилось 69 % мировых запасов сырой нефти. К 1979 году эта доля упала до 24 %. К 1980 году две трети мировых инвестиций многонациональных компаний уже размещалось в странах Западной Европы и Северной Америки. Одна только Великобритания потребляла больше прямых иностранных инвестиций, чем вся Африка и Азия, вместе взятые. Вне западного мира потоки ПИИ достигали громадного уровня концентрации. Что касается Азии, Китай не получал ПИИ, а Япония и Индия получали их в ничтожном объеме. Большая часть инвестиций доставалась горстке государств, расположенных в Юго-Восточной Азии, где такие фирмы, как Intel, стали размещать сборочные производства, требовавшие дешевого труда, сохраняя операции с более высокой добавленной стоимостью в развитых странах (Jones 2005a).
Политика активного вмешательства в экономику и им-портозамещения, преобладавшая в большей части незападного мира в 1950-1980-е годы, подверглась широкой (и справедливой) критике за тот негативный эффект, который она оказывала на экономический рост и производительность, а также за порождаемую ею коррупцию. Поэтому тем более удивительно, что именно в эти десятилетия на свет появились многие незападные многонациональные компании. Благодаря протекционизму – и при условии хорошего управления – местные фирмы в обрабатывающей промышленности и сфере услуг могли достичь нужного масштаба деятельности на своем внутреннем рынке. Компания Cemex, занимающая сегодня третье место в мире по выпуску цемента, была основана в Мексике в 1906 году и, развиваясь в условиях протекционизма, медленно превратилась сначала в игрока регионального уровня, а затем, в 1970-е годы, и международного. После того как IBM и другие американские компьютерные компании покинули Индию в 1970-е годы, на которые пришелся пик государственного вмешательства в экономику и протекционизма, в отрасли услуг программного обеспечения освободилось место для индийских фирм, таких как Tata Consulting Services. Они заложили основу для успешного развития в Индии аутсорсинга в сфере разработки программного обеспечения (Athreye 2005; Tripathi 2004).
Кроме того, сталкиваясь с угрозой полного исчезновения, глобальный бизнес часто предпочитал изменить свои формы, и эта эластичность стала его ключевой чертой. Несмотря на потерю огромной доли собственности на природные ресурсы западными компаниями, особенно в ходе 1970-х годов, они по-прежнему управляли торговлей сырьевыми товарами и сохраняли господствующее положение в других видах деятельности с высокой добавленной стоимостью. Мировая торговля сырьем все больше сосредоточивалась в руках гигантских торговых фирм, таких как Cargill, которая занималась торговлей зерном и была крупнейшей частной компанией в Соединенных Штатах (Broehl 1992, 1998). Потеряв контроль над нефтяными месторождениями во множестве стран, крупные интегрированные нефтяные компании сохраняли рычаги управления перерабатывающими заводами, танкерами и инфраструктурой доставки грузов. Ключевую роль в глобальной экономике стали играть новые виды независимых торговых компаний. Торговый дом Marc Rich, основанный в 1974 году, к 1980 году достиг выручки в 15 млрд долларов. Процветание ему принесла торговля нефтью, благодаря которой он стал крупнейшей в мире независимой компанией отрасли (Ammann 2009; Амманн 2018).
Некоторые фирмы, сталкиваясь с враждебностью к иностранцам и недоброжелательной политикой местных правительств, проявили большую изобретательность в выборе стратегии. Они стали работать с идентичностью местного населения. В 1947 году американская сеть универмагов Sears запустила успешный бизнес в Мексике, стране, которая лишь десятилетием ранее изгнала иностранные нефтяные компании и имела, по общему признанию, репутацию крайне националистического государства. Sears приложила немало усилий, чтобы выработать привлекательную для мексиканцев стратегию, включавшую такие виды политики, как участие работников в прибылях, пенсионное обеспечение и льготные обеды – в традициях Мексиканской революции (Moreno 2003). Unilever удалось сохранить крупный бизнес по производству потребительских товаров в Индии и на других формирующихся рынках, таких как Турция, благодаря найму на высшие управленческие посты представителей местных национальностей, продаже долей в акционерном капитале локальным инвесторам и вложениям в те отрасли, которые желало развивать местное правительство – например, в химическую промышленность Индии (Jones 2005b, 2007).
Многонациональные компании убедились, что активное вмешательство правительств в экономику можно обратить в свою пользу. В Латинской Америке в послевоенное время правительства в целях импортозамещения в обрабатывающей промышленности устанавливали высокие таможенные пошлины, не запрещая при этом иностранным фирмам владеть собственностью. Как видно из табл. 6.2, в 1980 году Бразилия входила в десятку крупнейших стран – получателей ПИИ. Правительства Бразилии и других латиноамериканских стран создавали для иностранных фирм стимулы к строительству обрабатывающих производств. С тех пор политика импортозамещения превратилась в объект всеобщих насмешек – отчасти потому, что стала прочно связываться с хроническими ошибками в макроэкономическом управлении, которые привели к гиперинфляции в Бразилии и других странах в 1970-е и 1980-е годы. Тем не менее она позволила создать большой объем новых промышленных мощностей.