Один из самых поразительных примеров – создание крупной автомобилестроительной отрасли в Бразилии начиная с 1950-х годов. Американские гиганты Ford и General Motors изначально не хотели идти навстречу бразильскому правительству, желавшему запустить местное производство. Зато немецкий концерн VW, пользуясь выгодами от субсидируемого валютного курса, открыл местные заводы, что позволило ему неожиданно вырваться в лидеры. Ему удалось быстро захватить крупную долю рынка у американских фирм, которые поставляли в Бразилию сборочные комплекты для крупноузловой сборки. К 1980 году VW, к которому присоединились, ведущие фирмы США и других стран, выпускал в Бразилии более миллиона машин в год, подняв эту страну до десятого места по размеру автомобильной промышленности. Несмотря на оборотную сторону такой политики – формирование избыточных мощностей и низкий уровень производительности, VW удалось заложить основу для крупнейшей автомобилестроительной отрасли на субконтиненте (Shapiro 1994).
Деловые предприятия на современном витке глобализации
Одно из самых кардинальных изменений, которое принес стремительный возврат к глобализации после 1980-х годов, – это всеобщее признание глобального капитализма среди политиков. Государственное планирование, валютный контроль и другие инструменты государственного вмешательства были отброшены. Вместо этого практически все правительства на планете стали стимулировать глобальные фирмы к инвестированию. В некоторых федеративных государствах, таких как США, отдельные штаты вступали друг с другом в конкуренцию за иностранных инвесторов. И лишь когда в 2008 году наступил мировой финансовый кризис, к голосам, предупреждавшим, что у неограниченного глобального капитализма есть не только положительные стороны, но и очевидные недостатки, стали прислушиваться.
Глобальный бизнес играет значимую роль в росте и динамичном развитии современной глобальной экономики. Как показывает табл. 6.3, в период с 1990 по 2010 год относительное влияние ПИИ в мире резко возросло.
Зарубежные многонациональные компании были важной составляющей ускорения экономического роста, который происходил по мере ослабления контроля и либерализации рынков. Китай распахнул свои двери перед ПИИ в 1980-е годы, от чего местный предприниматель на первоначальном этапе почти исключительно проигрывал. Изначально двигателем роста экспортоориентированных отраслей в Китае были западные компании (Huang 2003). Индия сделала диаметрально противоположный выбор: ее рост во многом осуществлялся могущественными бизнес-группами, такими как Tata (Khanna 2008), хотя и для Индии, и для России приток ПИИ приобрел большое экономическое значение.
Как и в первую эпоху стремительной глобализации конца XIX века, деловые предприятия были движущей силой экономической интеграции. Инвестиции многонациональных компаний увеличивались гораздо быстрее, чем мировой экспорт и мировой выпуск. Развивались международные производственные системы, которые связывали самые удаленные уголки планеты в единую цепочку создания стоимости той или иной глобальной фирмы.
ТАБЛИЦА 6.3
Накопленные прямые иностранные инвестиции в процентах от ВВП, 1990-2010
Источник: UNCTAD 2011.
В некоторых отраслях возникновение международных производственных систем предполагало вывод значительной части деятельности за пределы фирмы посредством аутсорсинга. На этом основании иногда делался вывод, что эпоха чендлеровской интегрированной корпорации ушла в прошлое (Lamoreaux, Raff, and Temin 2003). На самом же деле крупные корпорации, как правило, сохраняли контроль над ключевыми функциями, в том числе в управлении брендами и формировании технических требований к изделиям, а также в установлении стандартов качества. Во многих отраслях отмечались консолидация игроков и рост концентрации производства. Главной формой, в которой многонациональные компании осуществляли свои инвестиции, стали слияния и поглощения. В 1990-е годы, а затем еще раз с середины 2000-х годов и до финансового кризиса 2008 года мировую экономику поглотил водоворот слияний – особенно такие ее отрасли, как фармацевтика, производство продовольствия, напитков и табачных изделий и автомобильная промышленность.
Также возросло влияние на глобальной арене фирм, основанных за пределами Северной Америки, Западной Европы и Японии. В ходе 1960-х и 1970-х годов некоторые южнокорейские и тайваньские промышленные производители начали инвестировать за рубежом, главным образом на других формирующихся рынках. Как правило, эти инвестиции направлялись в производства с небольшим масштабом и трудоемкими технологиями. В 1980-е годы начался второй этап глобального развития фирм, основанных в Азии и Латинской Америке. К этому моменту они успели достичь достаточно большого масштаба деятельности и накопили необходимые корпоративные навыки на своем внутреннем, защищенном рынке. Видное место эти фирмы занимали в отраслях с существенной долей сборочных операций и большой ролью знаний – таких как электроника, автомобилестроение и телекоммуникации. Зачастую источником этих инвестиций были фирмы, входившие в бизнес-группы, столь характерные для формирующихся рынков: корейские чеболи и латиноамериканские «экономические группы» (grupos economicos) (Amsden 2003; Khanna and Palepu 2006; Kosacoff 2002).
Занять значительное место в глобальном капитализме фирмам с формирующихся рынков удалось благодаря нескольким обстоятельствам. Иногда они пользовались достижениями западных и японских компаний, обладавших пальмой первенства, заключив с ними субконтрактные и иные отношения (Mathews 2002). Развитие образования в сфере менеджмента, а также увеличение числа студентов из-за рубежа в ведущих американских бизнес-школах, обеспечило фирмы за пределами ядра развитых государств высоко обученными и глобально мыслящими управленческими кадрами. Наконец, появилось новое поколение компаний государственной или смешанной формы собственности, которые могли позволить себе инвестировать в строительство глобального бизнеса, не связанные обязательствами приносить высокую доходность частным акционерам.
Развитие государственных компаний ярче всего проявилось в Китае, где благодаря государственной поддержке конкурентоспособные местные фирмы смогли появиться даже в высокотехнологичных отраслях. Самый наглядный пример быстрого глобального роста дает компания Huawei, производящая интернет-роутеры и средства беспроводной связи (эту отрасль сформировали и привели к развитому состоянию американские высокотехнологичные фирмы, такие как Cisco). Компанию Huawei основал в 1987 году Жэнь Чжэньфэй, отставной офицер китайской армии. Поэтому широко распространено убеждение, что успех компании был обусловлен ее связями с военными, а также доступом к кредиту от государственного банка развития. Но помимо этого Чжэнь-фэй выстроил агрессивную корпоративную культуру, которая поощряла талантливых сотрудников, и вложил большие средства в инновации, в том числе в создание исследовательских центров во множестве точек земного шара, включая Силиконовую долину и Бангалор. К 2012 году Huawei достигла выручки в 32 млрд долларов, а ее продукция продавалась в более чем 140 странах. Также стремительный рост китайских государственных компаний, боровшихся с могущественными западными конкурентами, происходил в секторе производства возобновляемой энергии, такой как энергия солнца и ветра. Государственная компания Goldwind, второй по величине производитель ветровых турбин в Китае, была основана в 1998 году на северо-западе страны. Она получила доступ к технологиям, заключив альянсы с западными фирмами второго эшелона, а затем достигла быстрого роста на внутреннем рынке благодаря тому, что китайское правительство установило в отрасли жесткие требования к уровню локализации производства. Эти ограничения позволили ей обогнать европейские компании, которым нужно было время, чтобы построить мощности в Китае. К 2012 году компания вошла в десятку крупнейших производителей ветровых турбин в мире (Buckley et al. 2011; Lewis 2007; Yueh 2011).
Способность фирм из все более широкого круга стран выходить на глобальный рынок и динамично развиваться стало очевидным фактом. Однако оптимизм политиков по поводу положительного влияния многонациональных компаний на экономику их государств был не слишком обоснован. Подтверждающие его данные отсутствовали или были малочисленны. В особенности это касалось развивающихся стран (хотя некоторые свидетельства подтверждали положительное влияние многонациональных компаний на своих поставщиков). Зарубежные филиалы многонациональных компаний чаще всего предъявляли более жесткие требования к техническим качествам продукции и срокам поставки, в то же время проявляя готовность предоставлять помощь и консультации местным фирмам. Стимула передавать знания конкурентам у многонациональных компаний по-прежнему не было. Во многих развивающихся странах местные фирмы все также не имели ресурсов конкурировать с крупными многонациональными компаниями, и чем шире был разрыв в технологиях, тем труднее становилось этот разрыв преодолеть (Alfaro and Rodriquez-Claire 2004).
Привлекая иностранные фирмы и создавая с помощью зон свободной торговли и особых экспортных зон целые отрасли производства, правительствам так же трудно добиться положительных эффектов в производстве знаний для остальной экономики, как и в случае с экономическими анклавами предыдущих эпох. Например, Малайзия привлекла множество западных и японских фирм по производству электроники на территорию нескольких особых экспортных зон, таких как остров Пинанг. В результате страна превратилась в одного из крупнейших мировых экспортеров компонентов для электроники. Тем не менее четыре пятых промежуточной продукции, используемой в обрабатывающей промышленности, импортировались. Местные фирмы поставляли преимущественно изделия с низкой добавленной стоимостью, такие как картонные коробки. Проектировочных работ или НИОКР иностранные фирмы в Малайзии практически не вели. К 2000 году в производстве электронного оборудования было занято более одной четверти всей рабочей силы обрабатывающей промышленности, однако в подавляющем большинстве это были женщины и низкоквалифицированные рабочие (Rasiah 2001). Случай Малайзии не является чем-то исключительным: большинство особых экспортных зон, расположенных в Азии, Африке или Латинской Америке, смогли привлечь лишь звенья производственных цепочек с низкой добавленной стоимостью и низкоквалифицированным трудом (Cling, Razafindrakoto, and Roubaud 2005; Stemfield 2004).