Во многих странах большой бизнес организован в форме бизнес-групп (La Porta, López-de-Silanes, and Shleifer 1999). На первый взгляд это совокупности из независимых друг от друга корпораций, каждая из которых самостоятельно размещает свои ценные бумаги на бирже, имеет собственного председателя правления, совет директоров, кредиторов и акционеров. Однако все они при этом контролируются одним лицом, принимающим решения (обычно это богатая старинная династия бизнесменов, реже – могущественный магнат-единоличник). Для простоты мы можем определить «бизнес-группу» как совокупность из двух или более компаний, у которых есть торгуемые на бирже бумаги и которые находятся под контролем одного и того же круга лиц[85]. В некоторых странах крупнейшие бизнес-группы охватывают десятки или даже сотни зарегистрированных, а также незарегистрированных на бирже фирм, а их деятельность составляет существенную долю национальной экономики. Повсеместное присутствие бизнес-групп на бурно развивающихся рынках, а также их роль в странах догоняющей индустриализации на пике экономического роста, говорит о закономерности возникновения подобной организационной формы. Вполне возможно, в будущем им еще предстоит сыграть большую роль – положительную или отрицательную – в увеличении богатства наций.
Основные факты о бизнес-группах
Как в современных экономиках, так и в прошлые эпохи, бизнес-группы, как правило, имели пирамидальную организацию (La Porta, López-de-Silanes, and Shleifer 1999). Семейная фирма контролирует первый уровень пирамиды компаний, зарегистрированных на бирже, через доминирующий пакет акций в каждой из них. Во владении контрольным пакетом акций чаще всего нет необходимости, поскольку мелкие акционеры редко участвуют в голосовании на ежегодном общем собрании. Контроль может достигаться другими способами: за счет наделения каждой из акций, принадлежащих семейной фирме, несколькими голосами, за счет закрепления большинства мест в совете директоров за представителями семейства или за счет выделения некоторого числа акций финансовым институтам, находящимся под контролем семейства, – паевым инвестиционным фондам, пенсионным фондам и т. п. с целью довести число голосов семейства до отметки более 50 % голосов.
С помощью подобных механизмов каждая фирма первого уровня контролирует совокупность зарегистрированных на бирже фирм второго уровня пирамиды, а каждая из них, в свою очередь, контролирует еще большее число фирм третьего уровня. Эта схема может повторяться на стольких уровнях, сколько необходимо семейству, желающему с помощью своего состояния контролировать деловую империю с корпоративными активами на сумму на порядки больше. Стратегия по включению на каждом из уровней структуры фирм, не зарегистрированных на бирже, помогает скрыть действительные цепочки контроля. Таким образом, хотя на биржах той или иной страны могут торговаться акции сотен различных фирм, большинство из них может принадлежать пяти, а то и одной огромной бизнес-группе пирамидального вида. За этим фасадом плюрализма и конкуренции может, таким образом, скрываться монолитное единство корпоративного контроля.
Рычаги контроля, которые предоставляет пирамидальная структура организации, выстроенная на акционерных отношениях финансирования, поражают воображение (Morck, Wolfenzon, and Yeung 2005). К примеру, Хёгфельдт (Hogfeldt 2005) обнаружил, что в Швеции две крупнейшие пирамидальные группы вместе осуществляют контроль над половиной всей совокупной рыночной стоимости страны. Самую большую группу контролирует семья Валленбергов, при этом ее состояние не превышает миллиарда долларов. В Канаде в 1990-е годы пирамидальная бизнес-группа, находившаяся под контролем династии Бронфманов, включала шестнадцать уровней и более 500 корпораций, как зарегистрированных на бирже, так и не зарегистрированных. И снова состояние семьи было относительно скромным, но достаточным, чтобы контролировать верхушку структуры и замыкать на себя контроль над всей пирамидой. Еще одна группа, находившаяся под контролем семьи Набоа, включала в себя практически весь крупный частный бизнес в Эквадоре. Ли Кашин, богатейший человек в Азии, контролирует обширную бизнес-группу, которая не только господствует над всей экономикой Гонконга, но и охватывает громадную массу компаний, ведущих деятельность по всему миру. В Европе, Латинской Америке и Азии горстка подобных структур вбирает в себя значительную часть большого бизнеса каждой страны[86].
Уроки истории
Бизнес-группы занимают видное место в экономической истории, особенно в истории стран второго эшелона индустриализации. Развитие промышленности в Америке после Гражданской войны, особенно в период ее наиболее динамичного роста в начале XX века, осуществлялось прежде всего руками «баронов-разбойников» – магнатов вроде Джона Д. Рокфеллера и Джона Пирпонта Моргана, деловые империи которых состояли из большого числа отдельных компаний[87]. На пике индустриализации в Канаде, так называемого подъема Лорье[88] на рубеже XIX и XX веков, двенадцать пирамидальных групп владели около 40 % активов 100 крупнейших предприятий страны (Tian 2006). В период быстрого роста и успешной индустриализации Японии с 1880-х годов по 1920-е годы ее экономика была организована почти исключительно в форме пирамидальных бизнес-групп, называвшихся дзайбацу (Shiba and Shimotani 1997). Схожие структуры под названием чеболи господствовали в Южной Корее в период ее стремительного развития в 1970-е годы и особенно в 1980-е годы (Bae, Kang, and Kim 2002). Крупные пирамидальные бизнес-группы, изначально строившиеся на основе акционерного финансирования, также играли важную роль в эпоху индустриализации Германии (Fohlin 2007), Италии (Aganin and Volpin 2005), Швеции (Hogfeldt 2005) и других европейских стран, а также играли определенную роль в экономическом развитии США (Berle and Means 1932) и Британии (Jones 2000).
Подобная закономерность свидетельствует о том, что бизнес-группы располагают качествами, особенно полезными в период быстрой индустриализации и поэтому, возможно, являются наиболее оптимальной структурой в условиях неполноты рынков и несовершенства институтов. Однако, с другой стороны, подобные группы доминировали и в государствах Латинской Америки, Южной Азии и других регионов, которым за долгое время так и не удалось достичь статуса мировой державы первого ранга (Colpan, Hikino, and Lincoln 2011). В этой связи вспоминается бразильский афоризм «Наша страна – это страна будущего… Такою она и останется»[89]. Это означает, что на более поздних стадиях развития бизнес-группы могут превратиться в препятствие.
Роль бизнес-групп в индустриализации Японии
Япония, к 1920-м годам превратившаяся в промышленную державу, первой среди незападных стран осуществила успешную индустриализацию[90]. Дипломатия канонерок адмирала Перри середины XIX века разорвала ту изоляционистскую оболочку, которой окружила себя Япония, и обнажила ее относительную слабость и бедность. Придя к выводу, что дать отпор иностранцам можно лишь с помощью иностранных технологий, Страна восходящего солнца послала лучших представителей своей молодежи на обучение и разведку за рубеж. По мере того как реальное положение Японии становилось для нее все более ясным, от прежней самоуверенности не оставалось и следа. Приняв твердое решение запустить индустриализацию, в 1870-е годы японское правительство стало привлекать иностранных экспертов и вернувшихся на родину студентов для организации государственных предприятий во всех секторах экономики, которые рассматривались в качестве ключевых для модернизации страны. В скором времени эти компании растратили все выделенные им деньги, что спровоцировало бюджетный кризис и одновременный крах иены и кредита Японии в Лондоне. Новое либеральное правительство организовало в 1880-е годы первую в мировой истории массовую приватизацию, распродав практически все государственные предприятия. Помня столь горький урок, Япония сохраняла верность либеральному видению государственного управления вплоть до прихода к власти военных в 1930-е годы.
Итогом масштабной приватизации стал переход большей части бывших государственных предприятий в руки к состоятельным купеческим семьям, и это положило начало эпохе быстрого роста. За короткий срок они выстроили крупные пирамидальные бизнес-группы – благодаря тому, что численно увеличивавшийся средний класс начал вкладывать средства в акции. Эти бизнес-группы имели широкую диверсификацию – крупнейшие из них контролировали фирмы практически во всех отраслях экономики. Одни составляющие пирамиды производили промежуточную продукцию для других и, в свою очередь, приобретали их товары и производили взаимодополняющие изделия друг для друга. К 1920-м годам промышленная структура японской экономики стала такой же, как и в других развитых странах. Историки японской экономики продолжают спорить о том, насколько этичной была политика семей, возглавлявших дзайбацу, особенно в связи с милитаризмом 1940-х годов и войной. Тот факт, что небольшое число принадлежавших семьям пирамидальных групп господствовало над экономикой Японии в эпоху ее стремительной индустриализации, не подлежит сомнению[91].
Роль бизнес-групп в странах поздней индустриализации
Бизнес-группы, как бы они ни назывались – пирамидами, дзайбацу, чеболями, империями баронов-разбойников или еще менее лестными терминами, – занимали огромное место в экономической истории многих стран. Как правило, хотя и не всегда, условием появления подобных структур был достаточно высокий уровень развития финансовых рынков, благодаря которым можно было контролировать компании, используя в качестве рычага деньги внешних инвесторов.
На первый взгляд регионы, достигшие высокого уровня развития раньше остальных, – Великобритания, Фландрия, Нидерланды и, возможно, ряд других, – обошлись без крупных пирамидальных групп, хотя при более пристальном рассмотрении реестров акционеров выясняется, что дело могло обстоять несколько иначе. Как бы там ни было, эти страны прокладывали дорогу в неизведанное, и у них ушли столетия то, что Япония смогла совершить за несколько десятилетий. Как отмечалось выше, все остальные успешные примеры поздней индустриализации – Канада, Германия, Южная Корея Швеция, – пришли к созданию крупных пирамидальных групп, очень близких по своей структуре, масштабу и диверсификации к японским дзайбацу. Американские бароны-разбойники в конце XIX – начале XX века осуществляли контроль над своими обширными бизнес-группами с помощью трестов. Они перешли к пирамидальным структурам лишь после того, как были приняты антитрестовские законы, а также произошел ряд других изменений в правовом поле (Becht and De Long 2005; Bonbright and Means 1932), в результате чего деятельность трестов стала невозможной, а пирамидальные структуры, наоборот, стали жизнеспособной формой[92]. Несмотря на эти различия, некоторые факты свидетельствуют о том, что и в Америке бизнес-группы выступали в эту эпоху главным действующим лицом (De Long 1991). Во всех странах, которые сегодня рассматриваются как пример стран с финансовой системой, основанной на банках, таких как Германия (Fohlin 2005) и Япония (Morck and Nakamura 2005), в XIX – начале XX века крупные бизнес-группы наращивали стоимость своего капитала в основном посредством рынка акций. Эти страны перешли к системе, основанной на банках, лишь после того, как их индустриализация была завершена.
Вторая общая черта крупных бизнес-групп – это чрезвычайная степень их отраслевой диверсификации (Khanna and Yafeh 2007). Так, например, в Канаде XIX века пирамидальная бизнес-группа под управлением Макса Эйткена (1-й барон Бивербрук) охватывала полный список современных отраслей – от сталелитейной промышленности до страхования. Остальные группы догоняли ее по диверсифицированности (Morck et al. 2005). Они не ограничивали свою деятельность обрабатывающей промышленностью, а включали в себя фирмы, предоставлявшие всевозможные виды услуг, занимавшиеся торговлей и даже сельским хозяйством. Группа Бивербрука и другие, подобные ей, к началу Первой мировой войны превратили страну, еще в начале 1890-х годов остававшуюся по большей части аграрной, в страну преимущественно индустриальную. Вторая волна основания пирамидальных структур в 1920-е годы захватила менее тяжеловесные отрасли – автомобилестроение, электроэнергетику, энерго- и водоснабжение, грузоперевозки и т. п. Крупные бизнес-группы в быстро разбогатевших азиатских экономиках также в высшей степени диверсифицированы, как и подобные им структуры в регионах с формирующейся экономикой – Израиле, Турции, Южной Азии и Латинской Америке.
Ханна и Яфех (Khanna and Yafeh 2007) указывают на чрезвычайно широкую диверсификацию пирамидальных групп в современных развивающихся экономиках – крупнейшие из них включают фирмы практически в каждом секторе.
Третья общая черта крупных пирамидальных бизнес-групп – это их тесная связь с правительством. В довоенном парламенте Японии все крупные партии были связаны с той или иной крупнейшей пирамидальной бизнес-группой. Артур Мейен, главный акционер Canada General Investment, крупнейшей пирамидальной группы в Канаде в 1920-е годы, дважды занимал пост премьер-министра в это десятилетие. Крупнейшие пирамидальные бизнес-группы Швеции, в особенности самая большая из них, контролируемая семьей Валленбергов, наладила тесную связь с социал-демократической партией страны, проявив готовность к заключению трехсторонних соглашений. Простой личный контакт между премьер-министром, лидером национальной федерации профсоюзов и небольшой группой «отцов» деловых семейств, позволял достичь соглашения о субсидиях, поддержании мира между трудом и капиталом, вхождении в ту или иную отрасль новых компаний, налогах и таможенных пошлинах (Hogfeldt 2005)
Еще одна тема, которая постоянно поднимается при обсуждении бизнес-групп, – это вливания иностранного капитала. Обычно принадлежавшие барону Бивербруку фирмы первых уровней имели дополнительную регистрацию на бирже Лондона: к тому моменту столичные финансовые рынки превратились в привычный канал снабжения деньгами проектов по развитию канадской экономики, имевших форму пирамидальных бизнес-групп. В период своего быстрого роста с 1896 по 1913 год Канада получила из Великобритании больше капитала, чем какая-либо другая страна. В этом отношении иначе действовал другой вид пирамидальных бизнес-групп. Хотя их штаб-квартира обычно располагалась в Британии, а акции компаний, составляющих бизнес-группу, в основном торговались в Лондоне, компании эти вели операции в отдаленных уголках Британской империи XIX – начала XX века, занимаясь развитием экономики Австралии, британских концессий в Китае, Гонконга, Индии и Британской Вест-Индии (Jones 2000; см. также гл. 2 настоящего тома). Такого же рода группы управляли совокупностями предприятий, действовавших за пределами Империи, – в первую очередь в Аргентине.
Роль бизнес-групп в странах, сохраняющих статус развивающихся
Не раз в истории – сначала в конце XIX века, затем в 1920-е годы и, наконец, в 1960-е годы, – наблюдателям казалось, что в большой группе стран Латинской Америки вот-вот начнется бурный экономический рост. По всей видимости, в предвкушении скорого подъема эти государства остаются и по сей день. Взлета Индии ждали на всем протяжении 1950-х годов, однако затем началась стагнация длинной в несколько десятилетий. Египет, Индонезия, Филиппины, Турция и многие другие страны со средним уровнем дохода, которым инвесторы, специалисты по экономике развития и деловая пресса предрекали скорый взлет, возвратились, однако, к своему первоначальному статусу.
В бедных странах фирмы, связанные с бизнес-группа-ми, как правило, становятся лидерами отрасли (Khanna and Yafeh 2007). В успешно развивающихся экономиках обычно наблюдается противоположное (Morck, Wolfenzon, and Yeung 2005). Первый факт можно объяснить несколькими способами, каждый из которых дает различные интерпретации второго факта (эти способы подробно рассматриваются в следующем параграфе).
Почему в странах с низким уровнем дохода фирмы, входящие в бизнес-группы, становятся лидерами? Такие страны обычно отличают слабые институты. Работе их рынков труда, капитала и товаров мешают высокие транзакционные издержки. Коррупция подрывает власть закона и жизнеспособность контрактов между представителями бизнеса. Слабая защищенность инвесторов бьет по доверию к финансовым рынкам и институтам. В таких условиях оптимальным решением указанных проблем вполне могут быть бизнес-группы. В отсутствие хороших институтов фирмы, входящие в такую группу, могут сокращать транзакционные издержки, обмениваясь персоналом и инвестициями и заключая между собой сделки. Наличие общего конечного акционера не дает фирмам внутри группы обманывать друг друга, а хорошая репутация семьи помогает завоевать доверие у внешних инвесторов, клиентов и поставщиков. Этот кредит доверия позволяет фирмам, входящим в состав группы, добиться расположения государственных предприятий, органов власти и банков, которые в противном случае побоялись бы высоких рисков возможного невыполнения работ. Вполне возможно, что в такой экономической системе крупные бизнес-группы, находящиеся под семейным контролем, имеют реальное преимущество по сравнению с фирмами, действующими независимо и находящимися под управлением профессиональных менеджеров[93].