[193]. Запрет ночного труда для женщин служил эффективным средством ограничения конкуренции на рынке труда, тем самым повышая зарплаты мужчин, но при этом не обязательно вел к улучшению социального и экономического положения женщин[194]. Тем не менее общественная польза от реформ, вполне возможно, нивелировала эти эффекты. В соответствии с позднейшими выводами Ричарда Фримана и Джеймса Медоффа (Freeman and Medoff 1984) организованные в профсоюзы рабочие, чувствуя свою защищенность от увольнения, трудились более производительно. Кроме того, повышение минимального возраста для приема на работу и последующее увеличение продолжительности школьного образования давало долгосрочные экономические и социальные выгоды.
Уже на этом историческом этапе глобализация играла определенную роль. Глобальная конкуренция поставила перед рабочими специфические проблемы. Международная интеграция сделала спрос на рабочую силу более восприиимчивым к изменениям ее цены. В результате резкие колебания спроса стали приводить к гораздо более сильным сдвигам в оплате и совокупной продолжительности рабочего времени по сравнению с теми, что наблюдались в замкнутых экономиках первой половины XIX века (Rodrik 2011). Режим золотого стандарта лишь усугублял воздействие, оказываемое шоками торговли на зарплаты, поскольку в случае сокращения цен все тяготы новой обстановки ложились на плечи рабочих (Frieden 2006). Эта форма структурной адаптации была прообразом того давления, которое пришлось испытать организованному рабочему движению в развивающихся странах в десятилетия после 1980 года. К этой аналогии я вернусь позже.
Требование стабилизации доходов и занятости, которые выдвигало рабочее движение в секторах экономики, включенных в международную торговлю, наслаивалось на недовольство, издавна выражаемое реформаторскими движениями в разных странах. Краеугольным камнем политических платформ этих движений было регулирование трудовых отношений. Законодательство, ограничивавшее предложение труда, сокращало неравенство дохода, приводя, следовательно, к его перераспределению, и до некоторой степени предохраняло от неопределенности и колебаний, порождаемых глобальной торговлей[195]. В малых странах у рабочего движения было больше поводов для беспокойства, потому что в их экономике внешняя торговля занимала гораздо большее место, чем у крупных стран, поэтому оно требовало более прямой поддержки от государства, в частности социальных гарантий на случай рыночных колебаний и неопределенности. В Дании, относившейся к числу малых открытых экономик, рабочие выступали с требованием ввести социальное страхование, и в конце концов это требование было удовлетворено. За счет социальных взносов рабочая сила могла легче перемещаться из сжимающихся секторов экономики в расширяющиеся. Стоит добавить, что Дания не участвовала в походе против свободной торговли под знаменем протекционизма, к которому присоединились в этот период многие страны. Это хороший пример того, как пролетарии могут извлечь выгоду из повышения внешнеторговой открытости.
Свободу рабочего движения сковывало то обстоятельство, что оно не могло добиться реформ самостоятельно, без помощи политических союзников. Впрочем, такие коалиции позволяли рабочим прочно закрепиться в публичной политике. Согласно объяснительной схеме Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона (Acemoglu and Robinson 2012; Аджемоглу и Робинсон 2016), организованное рабочее движение в Западной Европе и Северной Америке в конечном счете стало частью плюралистической и инклюзивной системы политических институтов, являвшейся неотъемлемой предпосылкой экономического успеха этих стран. Характер этих ранних коалиций показывал, насколько взаимозависимы факторы, действующие на национальном и международном уровне. К примеру, исходя из теоретических соображений богатая трудовыми ресурсами Бельгия должна была бы в силу многих причин поддерживать свободную торговлю. Еще больше оснований для такой поддержки появилось в 1880-е годы, когда в Бельгии расширилась сеть железных дорог и, следовательно, повысилась внутренняя мобильность рабочей силы[196]. После расширения избирательных прав в начале 1890-х годов Бельгийская рабочая партия вступила в коалицию с либеральными партиями, электоральную базу которых составляли промышленные и торговые круги. В парламенте представители рабочих поддерживали низкие пошлины в обмен на регулирование трудовых отношений и повышение социальных гарантий. Если говорить точнее, пролетарии получили свою долю выгод от глобализации в форме сокращенного рабочего дня и улучшенных условий труда. Важно, что одни внутренние факторы не позволяли добиться социальных реформ, поскольку рабочие в одиночку не могли диктовать политическую повестку. Глобализация создала предпосылки для образования новых коалиций, которые сместили баланс политических сил в сторону реформ. В итоге возникло то, что можно назвать ранним прообразом «Большой сделки», которая после Второй мировой войны связала воедино интересы труда, капитала и государства в Европе.
Конечно, в разных странах Старого Света траектории развития рабочего движения различались. На периферии Европы создание неформальных и формальных организаций происходило медленно, поскольку основная часть рабочих была занята в сельском хозяйстве, а избирательными правами пользовалось ничтожное меньшинство населения. Но из этого правила были исключения. В Каталонии текстильная промышленность стала колыбелью социализма и анархизма. В своем требовании реформ рабочие добились успеха, и к 1914 году продолжительность рабочего дня в Испании соответствовала показателям в других частях континента (Huberman and Minns 2007). В отсталых экономиках, таких как Россия, иностранные инвесторы, обеспокоенные политической и социальной обстановкой, присоединились к рабочему движению в его требованиях улучшения фабричных условий (Gorshkov 2009). Еще один вариант развития иллюстрировали малые развивающиеся страны Европы, которым в этом отношении примыкали, впрочем, и более крупные, например Италия. В некоторых случаях более богатые государства, являвшиеся их партнерами по торговле и обеспокоенные дешевизной труда у своих конкурентов, заставляли их принимать фабричное и трудовое законодательство. Поскольку эти процессы явились прообразом недавних устремлений со стороны ВТО и Международной организации труда (МОТ) законодательно установить минимальные стандарты занятости во всех странах, то есть создать единые правила игры для всех. Ниже я подробнее расскажу об этих правилах.
Рабочее движение в переселенческих экономиках и колониях
Рабочее движение на вновь заселенных территориях, как возникшее среди туземного населения, так и привнесенное извне, имело возможность опереться на идеи, опыт и законодательство Старого Света – хотя пролетарии в этих регионах сталкивались с разными политическими и экономическими условиями и к 1914 году их пути разошлись. Некоторые историки считают, что, несмотря на большее распространение избирательных прав в переселенческих экономиках, федеративное устройство государств Нового Света в ряде случаев разделяло и ослабляло нарождающееся реформаторское движение. Дело в том, что трудовое законодательство относилось к компетенции властей регионального уровня, будь то правительства провинций или штатов. Однако успех австралийского рабочего движения опровергает этот аргумент[197]. Во многих отношениях трудовое законодательство в Новом Свете опережало законодательство Европы. Мексиканская конституция 1857 года провозглашала право на свободный труд, тогда как в Великобритании Закон о хозяине и слуге вплоть до 1875 года позволял штрафовать рабочих, если они покидали свое место работы (Suarez-Potts 2012: 38)[198]. Также высказывалось мнение, что в Новом Свете государство чаще вставало на сторону работодателя и проявляло большую готовность прибегнуть к силе, чтобы прекратить забастовку, чем в Старом Свете (Friedman 1998). Но по большому счету это верно только в отношении США. Следуя британской модели, Канада после периода большой забастовочной активности создала арбитражные комиссии, целью которых было усадить стороны за стол переговоров и разрешить спор (Craven 1980). С более фундаментальной точки зрения то богатство возможностей, которое создавалось просторами США и, до некоторой степени, Канады и делалось доступным благодаря высокой мобильности труда, хорошо объясняет будто бы врожденную склонность находить индивидуальные способы преодоления трудностей вместо коллективных действий.
Были и другие причины, вследствие которых международная торговля вызывала у рабочего движения в Старом и Новом Свете разное видение своих целей и по-разному влияла на его результаты. Для европейских стран, относившихся к центру мировой экономики, большую важность имела торговля ограниченными категориями товаров[199]. Таким путем образовывались межклассовые и межстрановые коалиции, которые оказывали давление на правительства, упорствовавшие в своем нежелании улучшать условия труда. Примером того, как внешнее давление повлияло на внутреннюю политическую повестку, служит франко-швейцарская торговая война начала 1890-х годов. Первоначально Швейцария не стремилась ввести ограничение на продолжительность рабочего дня, опасаясь, что если она примет такой закон раньше своих основных торговых партнеров, то потеряет экспортные рынки. Германия и Франция все же ограничили применение женского труда в 1891 и 1892 годах. После того как Франция объявила Швейцарии торговую войну, последней не удалось найти иные способы сбыта своего экспорта, представленного дорогими хлопчатобумажными и шелковыми тканями, часами и сыром. В 1894 г