оду Швейцария уступила требованиям французских производителей, совпадавшим с требованиями швейцарских реформаторов, и согласилась на ограничение ночного труда и на 11-часовой рабочий день для женщин.
В Новом Свете внутриполитические вопросы преобладали над всяким давлением извне. Располагавшие сравнительно большими земельными ресурсами регионы недавнего заселения, в основном экспортировали продовольствие и сырье, торговавшиеся на мировом рынке по твердым ценам. В результате власти этих стран нельзя было принудить к принятию законов их основных партнеров по торговле, поскольку угроза потери доли на рынке не выглядела правдоподобной. Так, торговая война, которую Германия вела против Канады в 1903–1910 годах в ответ на преференции, предоставленные Оттавой Лондону, не привели к сокращению экспорта пшеницы из Канады. На самом деле ущерба от этих действий опасались британские промышленники и рабочие. Этот ход рассуждений не вполне верен в случае Соединенных Штатов, которые начали экспортировать изделия обрабатывающей промышленности до 1914 года, хотя доля сырья в их экспорте все равно оставалась высокой. В любом случае значительная часть экспортируемых ими промышленных товаров имела высокую степень стандартизации и экспортеры могли менять рынки сбыта без серьезных потерь. Принимаемое в США трудовое законодательство в значительной мере представляло собой простую кодификацию существующей практики либо было результатом общего повышения благосостояния (Fishback 1998). На этой почве возник усиливающийся разрыв между социальной Европой и либеральной Америкой.
Международная миграция углубляла различия между общественными движениями в Старом и Новом Свете. Прежняя зависимость экономики Атлантики от рабства и законтрактованного труда ослабла. На смену принуждению пришла ничем не ограниченная добровольная массовая миграция. Приток неквалифицированной рабочей силы из Старого Света, усилившийся в конце столетия, оказывал давление на зарплаты в сегменте наиболее низкооплачиваемого труда. Постоянное привлечение рабочих-мигрантов в качестве штрейкбрехеров стало испытанием мобилизационных возможностей рабочего движения (Rosenbloom 2002). Хотя квалифицированные рабочие Нового Света по большому счету не чувствовали на себе этого давления, того же нельзя сказать об их организациях. Все возраставшая неоднородность рабочих мешала им добиваться коллективных и общественных благ.
Опыт Канады показателен. Он свидетельствует о постоянной дилемме, с которой сталкивалось рабочее движение, балансируя между требованиями улучшения условий труда и призывами ужесточить миграционный контроль (Goutor 2007). Поскольку труд в Канаде был сравнительно редким ресурсом, рабочие канадской обрабатывающей промышленности имели все основания поддерживать экономическую программу «национальной политики», введенную в 1879 году. Эта программа продолжала определять структуру таможенных пошлин даже в 1930-е годы. Импортозамещение способствовало росту рабочего движения, состоявшего почти исключительно из квалифицированных мужчин. На первоначальном этапе государство покровительствовало рабочим, приняв новое законодательство, гарантировавшее права профсоюзов. Но, как и их бельгийские собратья, канадские рабочие вынуждены были вступить в межклассовый альянс, чтобы добиться введения трудового законодательства. Очень скоро союз рабочих с промышленными кругами распался. Введение регулирования было отложено, поскольку оставалось нерешенным, относится ли такое законодательство к юрисдикции федерации или провинций (Drummond 1987: 234). Еще важнее оказалось то, что капиталисты не проявили готовности пойти дальше самых элементарных ограничений детского и женского труда, заявив, что без сопутствующих изменений в таможенных пошлинах им не удастся переложить издержки регулирования на своих потребителей. Попытки организованного рабочего движения найти точки соприкосновения с аграриями и экспортерами оказались столь же безуспешными. Исключение среди регионов Нового Света в этом отношении составляла лишь Австралия, где рабочим удалось выстроить коалицию с аграриями. Канадские фермеры проявили гораздо меньшую готовность к сближению, поскольку опасались повторения прошлого опыта, когда регулирование железнодорожных перевозок привело к повышению транспортных издержек. Таким образом, в условиях мирового рынка введение норм трудового законодательства означало бы повышение издержек в экспортном секторе[200].
К началу XX века требования регулирования в сфере труда отошли на второй план, уступив место призывам ввести квоты на приток мигрантов. Таможенный протекционизм, вопреки своему первоначальному замыслу, по-видимому, еще крепче привязал судьбу пролетариев к международной экономической обстановке. Рабочие места и уровень заработков в Канаде, которые обеспечивала торговая политика доминиона, стали отличной приманкой для иностранных рабочих. В течение десятилетий, предшествовавших 1914 году, канадскому рабочему движению предстояло потратить огромную долю своей политической энергии на то, чтобы его требование покончить с политикой открытых дверей было услышано. В отличие от вопросов трудового законодательства, вопросы иммиграции относились к федеральной юрисдикции, однако и на этом уровне создавать коалиции было трудно и рабочим не удалось найти влиятельных союзников в промышленных или сельскохозяйственных кругах. В первые годы XX века Профессиональный и рабочий конгресс Канады пригрозил отказаться от поддержки таможенной политики, полагая, что таким образом он заставит прислушаться к своей позиции по вопросам миграции.
Тогда как рабочих правительственная поддержка иммиграции вынуждает продавать свой труд по наименьшей расценке, соперничая со всем миром, работодатели защищены от иностранной конкуренции таможенными пошлинами, зачастую превышающими 50 % (цит. по: Craven 1980: 277).
Канадские промышленники отказались признать связь между иммиграцией и таможенной политикой. Сельскохозяйственные производители, зависевшие от сезонного притока рабочих рук, тоже не имели причин поддерживать квоты. Новые ограничения на въезд в Канаду были введены в 1910 году, но, в отличие от более ранних законов, они имели ограниченную сферу применения и масштаб. Лишь в 1920-е годы у политики миграционных квот образовалась широкая база поддержки, и в первую очередь это была реакция на американскую политику (Hatton and Williamson 2005: 177). Всякое вложение политического капитала в ограничение въезда иностранных рабочих приводило к тому, что требовать более высоких стандартов регулирования труда и социальных гарантий становилось труднее. В 1914 году продолжительность рабочего дня в Канаде была почти такой же, как и в 1880 году.
Центр притяжения европейских рабочих находился в другом месте – в самой Европе, поскольку считалось, что миграция в пределах континента не оказывает столь же отрицательного влияния на рынок труда. Приток неквалифицированной рабочей силы дополнял существующее обильное предложение труда, позволяя региону сохранить конкурентное преимущество в трудоемких секторах производства. Конечно, не все участники рабочего движения в странах европейского промышленного центра гостеприимно встречали иностранную рабочую силу. Однако это не мешало им продолжать требовать лучшего регулирования труда и социальных гарантий. Во Франции рабочие шелковой промышленности ответили восстанием на попытку заместить их итальянцами, однако к началу XX века рабочее движение перенаправило свои усилия на то, чтобы распространить имеющиеся социальные гарантии на иммигрантов. Хотя некоторые группы рабочего движения в Британии поддерживали Закон об иностранцах 1905 года (Hunt 1985: 186), Кейр Харди настаивал, что иммиграция не является причиной безработицы. Под влиянием его авторитета Лейбористская партия Британии направила всю свою энергию на достижение улучшения условий труда для всех. Позицию европейского рабочего движения по вопросам миграции разделяли и власти. Они стремились поддержать доверие к себе, а для этого им было необходимо оберегать установившийся общественный договор и более того, как будет показано ниже, распространять его за пределы своей территории.
В результате у канадского профсоюзного движения не осталось иного выхода, как обратиться к проверенным временем методам защиты и повышения уровня жизни рабочих. Примечательно, что интенсивность борьбы (если судить по числу забастовок) перед 1914 годом в Канаде была выше, чем в континентальной Европе, а развернутая агитация вызвала резкий всплеск профсоюзного членства, которое в 1902–1914 годах выросло в три раза (Huberman and Young 1999). Хотя и на континенте отношения между трудом и капиталом неизменно переходили в конфликт, природа трудовых конфликтов в Европе и в ответвлениях европейских государств отличалась. В Канаде, как и в Соединенных Штатах, центральной темой конфликтов была зарплата, так как на этом поприще у забастовщиков были хорошие шансы добиться успехов (Card and Olson 1995). В Европе конфликты разворачивались вокруг условий труда. Существовали различия и в форме профсоюзных организаций. Как это ни парадоксально, но в тот период международный характер профсоюзы имели только в Северной Америке. Вдоль всей сорок девятой параллели квалифицированные рабочие объединялись в общие организации, чтобы совместно противостоять рыночной позиции работодателя, все время угрожавшего вывозом капитала. Профсоюзный билет обеспечивал рабочим сопоставимую мобильность. Целое столетие такого рода общеконтинентальные профсоюзы были оплотом рабочего движения. Хотя капитал на европейском континенте пересекал границы государств так же легко, международные профсоюзы оставались там большой редкостью, а те, что возникли в период до 1914 года, не пережили возрождения национализма после Первой мировой.
За пределами европейского центра и его «ответвлений» рабочее движение достигло очень скромных успехов. В Японии, несмотря на бурный рост текстильной промышленности, в отношениях работников и работодателей продолжала властвовать идеология патернализма (Hunter and Macnaughtan 2010). На юге Азии миграционные потоки индийских и китайских рабочих достигали тех же масштабов, что и миграция между Европой и двумя американскими континентами (McKeown 2004). Доступ в богатые колонии Запада в Северной Америке и Австралии был им практически перекрыт, и поэтому им приходилось оседать в районах Южной Азии, Африки и Карибского бассейна, занимавшихся экспортом сырьевых товаров. После отмены рабства потоки труда в регионе были в основном представлены законтрактованными рабочими или мигрантами, получавшими ту или иную форму помощи от работодателя или правительства. Законтрактованные рабочие, в сущности, были лишены возможности перемещения, что делало их, по-видимому, абсолютно беззащитными перед колебаниями цен и зарплат