АЮЗТ была в первую очередь экспертным сообществом, которое ставило своей основной целью выработку политических предложений, основанных на эмпирических фактах, и их дальнейшее продвижение (Van Daele 2005). АЮЗТ полагалась на свои национальные отделения в части сбора стандартизированной информации об условиях труда и впоследствии распространяла эту информацию по своей сети. Сторонники реформ рисовали в самых мрачных тонах состояние трудового законодательства в своих странах и превозносили зарубежные достижения. Первую скрипку на съездах играли представители Европы. Япония, хотя и присылала делегатов, оказывала на ход решений лишь незначительное влияние, а Кэролл Райт, основатель Министерства труда США, участвовал как непостоянный наблюдатель от Нового Света. АЮЗТ сыграла новаторскую роль: хотя в истории движения были примеры подобных организаций, АЮЗТ стала первой, кто поместил вопросы регулирования в сфере труда в контекст глобализации. Сторонники реформ были уверены: даже несмотря на волатильность и повышение рисков занятости вследствие международной торговли, рабочие могут выиграть от экономической интеграции, если будет достигнуто правильное регулирование труда. На съездах МАТЗ глобализация не оспаривалась. Напротив, их делегаты бичевали протекционизм; многие из лидеров организации всецело поддерживали свободу торговли.
На самих съездах АЮЗТ гармония царила не всегда. Концепция «базовых стандартов», непременный виновник дискуссий о международном трудовом кодексе в XXI веке, так и не была юридически проработана. Происходили пикировки по поводу сравнительных преимуществ тех или иных стран или недостатков тех или иных проектов стандартов в сфере труда, и, как и в ходе профсоюзных съездов, делегаты в очередной раз вспоминали о праве своих стран на самостоятельность в сфере законодательства. Уже на первых порах активисты из Италии и Норвегии выступали против рекомендаций законодательно повысить возраст трудоспособности для детей, утверждая, как это делают и бедные страны сегодня, что посредством подобных международных стандартов богатые страны защищают свое место на мировом рынке. Что касается применения женского труда в ночное время, то делегаты Бернской конференции 1905 года выступили с рекомендацией гарантировать женщинам право на двенадцатичасовой непрерывный отдых. В то же время Бельгия, выступавшая первоначально спонсором этого мероприятия, требовала десяти часов отдыха, чтобы оградить интересы своих экспортеров. Компромиссным решением стали одиннадцать часов, на которые Бельгия согласилась лишь после того, как получила гарантию, что принятие нового закона будет отложено на четыре года. Еще одна тема Бернской конференции касалась охраны труда. По итогам обсуждения было достигнуто соглашение о содержании фосфора в спичках. Но если большинство стран в итоге внедрило положения об охране труда в законодательство, то Соединенные Штаты отказались это делать, ссылаясь на то, что их главный конкурент, Япония, осталась в стороне от соглашения (Huberman 2012).
Гармонизация законодательства, с которой связывалось столько надежд, наталкивалась на сопротивление. Полномочия АЮЗТ, как и появившейся на ее месте МОТ, были ограниченны и зависели от ее способности осуществлять моральное давление или мягкое принуждение; процедура обеспечения ратификации отсутствовала. И, как и в случае с сегодняшними соглашениями, не была обозначена связь между введением стандартов труда и гарантиями доступа к рынку. Даже главные архитекторы этого движения оценивали его как «главу, полную надежд», не имевшую под собой ничего, кроме «моральной силы» (Fontaine 1920: 181). То небольшое число конвенций, которые действительно были подписаны, по мнению Стэнли Энгермана (Stanley Engerman 2003: 37–38), произвели в лучшем случае скромный эффект, поскольку многие подписавшие их государства уже успели к тому времени претворить положения конвенций в жизнь. И все же АЮЗТ, вероятно, выполнила свою историческую миссию, показав путь к реформам. В течение пяти лет после Бернской конференции Бельгия, Италия, Португалия, Испания и Швеция, присоединившиеся к движению за реформы в числе последних, запретили ночной труд для женщин. По вопросу о продолжительности рабочего дня женщин и детей национальное законодательство разных стран также сблизилось (Huberman 2012). В течение десятилетия, предшествовавшего войне, представительность конференций росла, хотя наибольшее единение в целях демонстрировали те страны, которые имели схожую ресурсную обеспеченность. Энергичное участие в обсуждениях стали принимать даже британские делегаты, до этого, как правило, предпочитавшие отмалчиваться (Lyons 1963).
Для новаторской организации АЮЗТ оставила очень заметный след. Государства, отправлявшие своих делегатов в качестве наблюдателей заседаний, увидели, что АЮЗТ – это не радикальное движение и «экстремисты» в нем не имеют решающего влияния. Правительства извлекли пользу из той научной работы, которую проделала ассоциация, поскольку во многих странах министерства труда были созданы лишь недавно и не были в состоянии собрать необходимые первичные данные. Что еще важней, государства убедились, что заключение многосторонних соглашений требует больших затрат, а обеспечить их исполнение трудно. Поэтому государства избрали другой путь гармонизации стандартов труда: они все чаще заключали двусторонние соглашения в этой сфере. В отличие от деклараций АЮЗТ, эти двусторонние соглашения имели успех, поскольку были напрямую привязаны к внешней торговле.
Договор 1904 года между Францией и Италией дал реформаторскому движению образец для подражания. В 1886 году Франция и Италия вступили во взаимную торговую войну, по существу, продлившуюся вплоть до начала XX века. Особенно большой ущерб эта война нанесла Италии вследствие ее зависимости от экспорта марочных продуктов во Францию. Если итальянский шелк был продуктом стандартизированного производства и его изготовители легко нашли себе рынки сбыта в Швейцарии, то производителям марочного итальянского вина удача сопутствовала меньше и их погреба вскоре были переполнены. В качестве одного из условий соглашения, положившего конец торговой войне, Франция потребовала, чтобы Италия подняла стандарты труда в некоторых сферах до международного уровня, расширив своим экспортерам доступ к рынкам сбыта. В обмен Франция согласилась предоставить итальянским рабочим-мигрантам тот же уровень социальных гарантий, который имели французские рабочие. Еще одной уступкой, которой Франция хотела соблазнить своего партнера, стало снятие избирательных пошлин на итальянский импорт. Италия не была против инициативы французов. История трудового законодательства в этой стране началась лишь недавно, и либеральное правительство решило ею воспользоваться. Обойти сопротивление групп интересов, выступавших против социальных реформ, ему помог высокий избирательный ценз. Таким образом, итальянское рабочее движение получило поддержку от французского капитала, участвуя с ним в межклассовой и межгосударственной коалиции.
В течение десятилетия перед 1914 годом европейские государства подписали тридцать соглашений по образцу франко-итальянского[203]. Мотив, который преследовали правительства, подписывая эти соглашения, состоял в том, чтобы обеспечить рынки сбыта своим производителям уникальных экспортных продуктов. Таким образом, европейские правительства стали оказывать поддержку своему рабочему движению, потому что, в случае внедрения их торговыми конкурентами более высоких стандартов труда, экспорт из их стран становился относительно дешевле, а импорт, наоборот, дорожал. Следствием этого стало расширение внутриевропейской торговли и выравнивание условий игры в сфере трудового законодательства. Это позволяло избежать ситуации, при которой миграция труда и капитала привели бы к взаимным попыткам снизить условия труда. Эта основная идея, составлявшая предпосылку для двусторонних соглашений в сфере трудового законодательства, снова возродилась в ходе современных дискуссий о включении социальных пунктов в соглашения о торговле. К роли рабочего движения в этих дискуссиях на современном этапе я вернусь в заключении главы.
Рабочее движение в межвоенный период
Макроэкономические и политические потрясения межвоенного периода изменили баланс сил на рынках труда. Во время войны рабочие продемонстрировали патриотизм (социалистические партии поддержали свои правительства) и принесли немало жертв в тылу и на фронте. Этим они заработали «политический капитал», с которого теперь стремилось получить проценты рабочее движение, подстегиваемое примером революции в России. Непосредственным результатом стал повсеместный всплеск забастовок. Еще более фундаментальное изменение в правила игры внесло распространение избирательного права на мужское и женское население низших классов. Пожалуй, никогда в истории рабочее движение не имело такой силы, как в десятилетия между окончанием Первой мировой и прекращением Бреттон-Вудской эпохи. Падение золотого стандарта, по мнению Барри Эйхенгрина (Barry Eichengreen 1992), также было результатом новых реалий массовой политики. В 1920-е годы в ряде стран рост профсоюзного членства буксовал, однако Великая депрессия подхлестнула мобилизацию, повысив интерес рабочих к профсоюзам и ослабив сопротивления работодателей (Freeman 1998). Организованное рабочее движение расширялось за счет включения неквалифицированного труда и женщин. Это вовсе не обязательно значило полный разрыв с прошлым. Представители рабочих и законодатели в огромной степени опирались на опыт первой волны глобализации, и, хотя в разных странах рабочие отвечали на новую ситуацию очень по-разному, линии, разделявшие рабочее движение в Старом и Новом Свете перед 1914 годом, не только не стерлись, но, может быть, резче проявились. Как и раньше, силы, действовавшие внутри стран и оказывавшие влияние извне, оставались тесно переплетенными, даже после краха мировой торговли.
Если сокращение издержек торговли, происходившее перед 1914 годом, вызывало конвергенцию на мировых рынках труда, то бурные потоки экономического национализма, хлынувшие после Первой мировой войны, наоборот, понесли их в разные стороны. Великая депрессия и тот факт, что разные государства отвечали на нее по-разному, усилили разрыв между национальными экономиками. Значительную часть XX века, во всяком случае, до наступления современной эпохи глобализации в начале 1970-х годов, пространственные характеристики рынков труда диктовались государственными границами. В результате в разных странах правительство, бизнес и рабочее движение могли реализовывать разные социально-экономические проекты и они могли уживаться на карте мира, защищенные от международной конкуренции.