Я общей эйфории не разделяла, но… тоже увлеклась. На первом курсе Гриша был тучным, белокурым и толстокожим. Нелепо ухаживал за Мариной и часами рассказывал о звездах. За ним увивались все институтские девицы, мечтая, чтобы он составил им гороскоп. Почему-то гришкины гороскопы всегда сбывались, чего не скажешь о картах, составленных Юриком. Вдохновения у Белозубова не хватало что ли… Не знаю… За свои прогнозы Гришка брал деньги, и тут я его не осуждала: жить-то на что надо было, а на стипендию не разгуляешься. Поговаривали, что если у девиц не было денег, то они с ним рассчитывались сексом. И тут я его не осуждала. Красавица и чудовище — история вечная. В данном случае она претерпела некоторые, м-м, астрологические метаморфозы. Так вот о Грише. Я его не осуждала, но старалась и не общаться. Интуиция, наверное.
А потом что-то случилось. По наивности и влюбленности я даже не поняла, что именно. Но Гриша как-то похудел, потемнел, полысел, еще больше подурнел, в общем, стал очень нервным. Гороскопы больше не составлял, зато выполнял все приказы Костика. Поди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что… И ведь ходил, и ведь приносил. Удивительный человек.
Когда Юрка женился на Марине, я настолько погрузилась в себя, что забыла обо всем. А когда очнулась, Гришка куда-то исчез. С тем, чтобы материализоваться в сыром подвале спустя десять лет. Обалдеть!
— Как поживаешь? — чопорно спросил Гриша, будто мы с ним повстречались на светском рауте. Он в смокинге, я в бриллиантах.
— Неплохо, спасибо, — столь же чопорно ответила я. — А ты?
— Тоже неплохо, спасибо.
Первой не выдержала я:
— Гриша, нам эти ассамблеи ни к чему. Я так понимаю, что у Костика с его очаровательной дамой зуб оказался не только на меня, но и на тебя. Значит, надо выбираться.
Романов встретил мое заявление с трогательной улыбкой приговоренного каторжника:
— Зачем?
— Ты что, собрался умирать? — удивилась я.
— Нет, у меня другие планы: я поеду в гарем.
— Спятил? — изумилась я. — Какой гарем под Новый год?
— Обыкновенный. Мне там предложили работу звездочета. Знаешь, приятно работать на юге — небо бархатное, звезды выпуклые. Сплошное удовольствие.
— Гриша, у тебя нормальная температура?
— Вроде бы. А почему ты спрашиваешь?
— А сколько ты здесь сидишь.
— Недели две. А почему ты спрашиваешь?
— Да так… Ты выглядишь усталым, — я сказала первое, что пришло на ум. Есть ситуации, когда лучше не говорить то, что думаешь на самом деле.
Что-то с ним было явно не то: словно всю энергию высосали из человека, оставив лишь пустую оболочку. Так выглядят после развода или смерти близкого человека. Или после убийства…
Таким я Гришу видела только однажды, на предпоследнем курсе, когда в институте пропала девица из параллельной группы. Последним, с кем ее видели, был как раз Романов. Оба направлялись в мужское общежитие. Тела девушки так и не нашли.
Примерно через месяц, на одной из пьянок Костя, подпив, проговорился, что отмазал Романова от убийства. Юрик не поверил. Марина вроде бы тоже. И только Сухов посмеивался, цедя холодную водку: «Он — теперь мой должник до последнего вздоха». Должник, значит… Сложив два и два, я получила четыре. И кинула фразу наугад:
— Гришка, ты опять кого-то убил?
Попала в яблочко.
Спустя минуту он уже рыдал на моем плече.
Я автоматически гладила его по голове и думала, как нам отсюда выбраться. То, что выбираться нужно уже сейчас, было и так понятно: с таким багажом нам только путь на тот свет заказан. И не надо песен про гарем и прочие восточные радости. Мы же на границе расколемся как два недораскулаченных Павлика Морозовых. Если Сухов не дурак, должен это понимать. А Сухов не дурак…
Итак, надо выбираться! Это даже не обсуждается, а только принимается к сведению. Вопрос лишь в том, как именно выбираться. Ключей от машины у меня нет, на двери подвала большой амбарный замок, да и дверь не выбьешь. Из окна не вылезти — это скорее щель, а не окно. В общем, наш подвал — очень неудобное место для побега. Не могли выбрать что-нибудь более подходящее! К примеру, в романе Хмелевской героиня убегает из известкового замка. Правда, на организацию побега у нее ушло больше двух месяцев, но это уже детали, главное — цель. Я с жалостью посмотрела на свой маникюр: нет, не могу им пожертвовать даже ради собственного спасения. Видимо, еще не время.
Прошло еще полчаса.
Гриша на автомате продолжал исповедь убийцы, которая, признаться, мне уже несколько поднадоела. Я понимаю, что у человека стресс и что он в состоянии аффекта способен натворить немало глупостей, но сколько можно?! Тем более он отвлекал от разработки плана.
Ни черта не приходило в голову! Это только в голливудских фильмах в самый последний момент на помощь приходит какой-нибудь брутальный герой, которого до этого плохие дяди или тети убивали-убивали, но так и не смогли отправить к праотцам. И давай стрелять из бузуки! Пиф-паф! Ой-ой-ой! — враги наповал.
Или, скажем, другой сценарий: сверху падает гигантская платформа, положительный герой спасается, отрицательные герои в мгновение ока превращаются в кровавое месиво.
Зрелищно!
Эклектично!
Эмоционально!
А тут что? Подвал посредине леса, до города километров сто, не меньше, а, может, и больше. Я такими кругами сюда добиралась, что уже, честно говоря, немного подзабыла маршрут. А карту у меня отобрали.
Увы, реальная жизнь далека от киношных историй. Никто не спешил на помощь: ни Сильвестр Сталлоне, ни губернатор Калифорнии, даже Жан-Поль Бельмондо и тот не бежал с бузукой наперевес. Только всхлипы раскаявшегося убийцы у меня на плече. Нашел время!
М-да, влипла ты, Стефания Андреевна, по самую маковку. И совершенно не понятно, что теперь делать. Привычно погладила затихающего Гришку и снова задумалась: может, Кеша поможет! И тут же отбросила мысль, посчитав ее крамольной и бессмысленной: на что способен Кеша в логове врага? Дай бог, если его самого не накачают какой-нибудь дрянью и не отправят в спеленутом виде куда-нибудь за рубеж. В гарем, ха-ха! Видимо, там ощущается кадровый недобор!
— Слушай, а тебя в какой гарем собирались отправить? — поинтересовалась я.
— Да я как-то не спрашивал, — истерика закончилась, и к Грише вернулась способность здраво мыслить и быстро соображать. — А тебе на что?
— Для расширения кругозора. Хотелось бы знать, какие страны втянуты в эту сомнительную авантюру?
— На этот вопрос я тебе отвечу. Итак, Чехия, Германия, Польша, Турция, Тунис, Греция — без всякого выражения перечислил Гриша. — Именно туда Сухов отправлял клиентов.
— Не только Сухов, — мрачно добавила я. — И много отправил?
— Сотня точно есть. Хотя так называемых слушателей здесь побывало намного больше. Но у кого-то нервы не выдерживали. У кого-то родственники находились, а кого-то заказчики отвергали.
— А кто-то умирал, — добавила я. — Совершенно неожиданно.
— Знаешь, что мне не дает покоя? — после паузы сказал вдруг Гриша. — Мы ведь все дружили.
— Ты еще про клятвы в верности вспомни, — с некоторых пор тема дружбы навевала на меня дикую скуку. — Они сейчас будут особенно кстати. Тебе хоть знакомство с шейхом обещали, а моя судьба покрыта мраком неизвестности.
— Завидуешь? — ехидно спросил Гриша и шутливо ткнул меня в бок. Как в старые добрые времена. Словно не было этих десяти лет, омраченных болью, предательством и смертью. Словно и не было… Видимо, на моем лице отразилась вся гамма эмоций: Романов притих и нерешительно спросил: — Ты меня осуждаешь?
— Честно? Понятия не имею, — ответила я. — Жизнь научила видеть не только белое и черное, но и различать другие оттенки. По-моему, ты болен.
— Самое печальное, что я абсолютно нормален, и любая психиатрическая экспертиза это подтвердит. Ссылаться на козни судьбы тоже как-то не по-мужски. Но сказать, что мне нравится убивать, тоже не могу. Какое-то промежуточное состояние, вне рамок общепринятой морали. Просто в какой-то момент я делаю то, что мне давно хотелось. И происходит катарсис. Как только исчезает шелуха раскаяния (как того требует общество!), становится легче.
— Ты считаешь, что все твои жертвы заслуживали смерти?
— Нет, — Гриша вытянулся на ватном тюфяке. — Сигареты есть? Спасибо, дорогая. Сто лет не курил. Теперь к теме. Они не заслуживали смерти. Тут другое. Понимаешь, они не сделали ничего, чтобы ее избежать. Я ведь прокручивал все три ситуации много раз. Первая, с позволения сказать, жертва — Лена — была уверена, что я никогда не посмею до нее дотронуться, что уж говорить об убийстве. Ей это в голову даже не пришло. Лене нравилось меня провоцировать в отсутствии отца. — Заметив мою гримасу, он сделал протестующий жест: — ты только не подумай, что я себя оправдываю. Убил — значит виновен. Наверное, виновен. Не знаю. Совсем запутался.
Но скажи, зачем взрослой замужней женщине изо дня в день изводить пацана, у которого самый настоящий сперматоксикоз? Я ведь с ума сходил при виде мачехи. Хотел даже к бабушке уехать, отец согласился, она — нет. Понимаешь, ей нравилось, когда я мучился. Специально по ночам концерты устраивала.
— Может, она твоего отца любила? Потому и устраивала концерты!
— Ага! Сщас! Она в его отсутствие любовников приводила, знала, что я никогда ему не скажу. Я на кухне уроки делаю, а она в спальне кувыркается. Другая бы со мной тогда на пляж ни за что бы не пошла, а эта, как зверь почуяла опасность, но решила поиграть. Дескать, красные флажки расставлены. Зверь не вырвется. Ан нет! Вырвался!
Вторая девушка — тут особый разговор. Я, кстати, даже имени ее не помню…
— Катя.
— Пусть будет Катя, — легко согласился Романов. — Ей было глубоко наплевать на то, что происходит вокруг. Придумала себе мирок, и не собиралась из раковины вылезать. Только для полного счастья ей не хватало одобрения свыше. Потому и прохода не давала: мол, погадай, да погадай. Выйду ли замуж за сказочного принца? Сколько детей у меня будет? Стану ли работать по специальности? Тьфу! Серая скучная мышка, но с хорошими формами.