И вот там, во сне, мне и подсунули противный отвар!
Знала бы — лучше и дальше крутилась. А так я спала, но вместо отдыха выслушивала ворчание непонятно кого, кто не только заставлял пить мерзкую жидкость, приговаривая, что я еще нездорова, а с тяжелым вздохом праведника поправив на мне ночнушку, сделал серьезное внушение, что хорошие девочки даже во сне так себя не ведут!
— А так — это как? — огрызнулась я обессилено, потому что не знаю, как отвар влиял на здоровье, но сон точно делал более крепким.
— Святые львы, — пробормотал недовольный голос, — ты даже болеть и спать молча не можешь.
— Тебе-то что? — переворачиваясь на другой бок, буркнула я. — Мама и папа не жалуются.
Перед тем, как уснуть еще глубже, я услышала смешок и язвительное:
— Мама и папа — да, но ты ведь не всегда будешь…
Что голос болтал дальше, для меня осталось загадкой, потому что в другом сне, в который я окунулась, его уже не было. Наверное, только благодаря этому я и выспалась на твердых досках. Одеяло было не слишком мягким, я много крутилась, поэтому на теле вполне могли остаться один или два синяка, но это пустяки. У нас теперь собственный домик!
Вставать не хотелось, и какое-то время я просто лежала с закрытыми глазами, слушая шорохи, птичий щебет и приглушенные разговоры на улице. Перевернувшись на бок, осмотрелась — родителей уже не было, но только опять закрыла глаза, услышала голос мамы:
— Выспалась?
Она зашла в домик, присела рядом со мной и ласково провела по щеке.
— А как ты узнала, что я не сплю? — поинтересовалась я.
— Почувствовала.
Я улыбнулась и открыла глаза. Другому могла не поверить, но мама… мама — это святое, даже если лукавит.
— На речку пойдем? — спросила она.
— Ага!
Я подскочила, закрутилась юлой, оглядываясь — в домике ничего не изменилось, разве что пенек теперь облюбовали светляки. Меняя ночную рубашку на платье, не удержалась от вздоха — мне бы сначала вымыться, а уже потом одеваться, но приходилось приспосабливаться к тому, что есть.
— Пойдем, полотенца и все необходимое уже у папы, — заметив, что я осматриваюсь, сказала мама.
Мы вышли на улицу, и солнышко защекотало мои ресницы, заставив на секунду зажмуриться.
— Доброе утро, — услышала голос отца.
— Доброе!
Я открыла глаза, махнула ему рукой и, завороженная приятным запахом, обернулась к домику. Странно, вчера я не заметила, какая красота его окружает — приблизилась к двум высоким розам — одна алая, вторая белая, они соревновались друг с другом в пышности и великолепии, подставляя взгляду бутоны.
— Ух ты, — прошептала я восхищенно, и нерешительно прикоснулась к лепесткам белой розы.
Она была такой совершенной и такой ранимой, но я едва не оторвала лепесток, услышав сзади чье-то ругательство и невнятный шум. Оглянувшись, заметила Кайла, застывшего у хижины лэрда.
Косо глянув на меня, он подобрал таз, лежащий возле его ноги и, прихрамывая, молча прошествовал мимо. Ни тебе «здравствуй», ни тебе «доброго утра», и вдобавок ко всему, в обнимку с тазом, с которым я успела сродниться за время испытания!
— Почему такая хмурая? — заметил папа. — Не хочешь идти купаться?
— Купаться я хочу, — вздохнула вслед удаляющемуся тазику, — а вот идти…
— Идем, идем, взбодришься. А то ты слишком быстро пытаешься стать похожей на львицу.
— И ничего я не пытаюсь, — возразила я, не совсем поняв где связь между львицей и моей маленькой ленью, и вприпрыжку побежала следом за родителями.
А тазик просто до слез было жаль! Насколько проще нам бы жилось с такой полезной вещью в хозяйстве! Умываться точно можно было бы в домике, и зубы чистить по вечерам, и вообще…
Где Кайл его нашел, интересно? И зачем носил к лэрду?
Впрочем, я перестала думать о странном поведении Кайла, как только пришла к ручью.
Утренняя прогулка, да и прохлада воды быстро избавили от пустой обиды: вдоволь наплававшись и сделав все утренние процедуры, я вышла на берег и села на бревно. Тепло, хорошо, уютно, и как-то привычно уже, хотя прошло всего несколько дней, как мы ступили на земли оборотней.
Плохо, конечно, что это бедные оборотни, и у них условия оставляют желать лучшего. И школы нет, и лавки нет, и я пока понятия не имела, что и как у них заведено, но спасибо за то, что они приняли нас. В Мантисе мы жили гораздо лучше, но я бы не хотела туда вернуться.
Поежилась от неприятных воспоминаний, глянула на родителей, которые с улыбкой любовались друг другом, и отвернулась, как нашкодивший кот.
— Мам! Пап! — одевшись, крикнула им. — Я в клан!
— Керрая… — начала мама.
— Сильвия, — качнул головой папа, остановив ее.
Он сказал одно слово, но оно прозвучало достаточно веско, чтобы мама перестала спорить и отпустила меня. Все мы понимали, что надо привыкать, и я не могу все время ходить хвостиком за родителями. А я вдобавок понимала, что моим родителям иногда нужно оставаться вдвоем, потому что они у меня молодые и любят друг друга.
— Привет! — услышала я голос Этана, подходя к поляне.
Осмотрелась, но нет, судя по всему, на этот раз он прогуливался без приятеля.
— Привет!
— Тебя проводить?
— Куда? — я непонимающе глянула на поляну в двух шагах от себя, только и осталось, что отвести густые ветки кустарника в сторону.
Но Этана смотрел на меня с таким ожиданием, что я с усмешкой позволила:
— Ну, хорошо, проводи.
Не успела я и глазом моргнуть, как парень оказался рядом, причем так близко, что пришлось задрать голову вверх, чтобы посмотреть на него.
Я видела, конечно, видела, что он высокий, но рядом со мной он казался почти великаном. Красивым таким великаном. Почувствовав, что начинаю краснеть, я опустила голову, и не могла не заметить, что он опять босиком.
— Этан, — я начала беспокоиться, что папина мастерская может совсем не открыться, — а вы вообще носите обувь?
— Бывает, — усмехнулся он. — А что, ты из тех девочек, которые любят хороших мальчиков?
— Я из тех девочек, которым пока не до мальчиков.
— Чувствую, что не лжешь, но когда ты так открыто любуешься моими ногами, предпочитаю верить не чутью, а глазам.
— Этан! — Заметив усмешку оборотня, я тоже улыбнулась ему. — Это я смотрю на тебя по делу. Волнуюсь за папину мастерскую. Понимаешь, лэрд разрешил папе ее открыть, но я пока не видела, чтобы кто-нибудь из вас носил обувь.
— Жаль, что ты такая деловитая, а не легкомысленная, как я обнадежился, — Этан открыто улыбнулся, отчего на его правой щеке появилась ямочка, и я только фыркнула, не став с ним препираться. — Ладно, по делу так по делу. Знаешь…
Он задумался, потом отошел от меня и застыл. А так как он вроде бы начал хоть что-то объяснять, я сделала несколько шагов к нему.
— О, тропинка, — обрадовался он. — Она тоже ведет к вашему дому, пойдем.
Я оглянулась на поляну, которая просвечивалась сквозь ветви кустарника.
— Куда тебе спешить? — подначивал Этан. — А так перед тобой живой источник полезной информации. Нет, у меня, конечно, есть масса других, более любопытных качеств, но тебя ведь интересует только деловая часть?
— Не вижу ничего плохого в том, что меня волнует, как наша семья будет жить дальше.
— Я тоже, — стал серьезным Этан, и тем самым все же склонил меня к тому, чтобы пройтись. — Не переживай, Керрая. Думаю, ваша семья будет жить хорошо.
— Хотелось бы.
— Уверен, что у твоего отца будет работа.
— Правда?
— Лэрд не дает пустых обещаний. Но чтобы ты не волновалась, клянусь, что обязательно закажу у твоего отца… — он глянул на свои стопы, на мои туфельки, и решился. — Вот туфли и закажу.
— Обещаешь?
— Да.
— Папа дорого берет.
— Не обеднею.
— Правда? — вырвалось у меня. — Прости, я не хотела, просто… сама не знаю…
— Не смущайся, — отмахнулся Этан, — даже не могу представить, что бы я подумал на твоем месте, но…
Он замолчал и остановился. Я заинтересованно оглянулась на него. А он стоял и смотрел на меня.
И совершенно ничего не собирался пояснять. Я почувствовала, что опять краснею под его пристальным взглядом, и мне стоило большого усилия не отвернуться, и просто огромного — не сбежать.
— Этан… — стушевалась я.
— Мы пришли.
Сделав два шага вправо, он развел ветки кустарника в сторону, подождал, пока я выйду на поляну, и отпустил ветки, закрывая меня. Сам он за мной не пошел.
Может, был занят, а, может, почувствовал присутствие лэрда и не захотел с ним пересекаться без надобности.
Честно говоря, если бы я знала, что лэрд стоит у своей хижины, я бы тоже выбрала более удачное время, чтобы зайти в домик.
Но оборотень заметил меня и, судя по пристальному взгляду, не ждал, а требовал, когда я к нему подойду.
Меня же, как обычно в его присутствии, охватило оцепенение, я продолжала стоять на месте. Стоять и смотреть, чувствуя странное жжение в глазах и не в силах закрыть их.
— Керрая, — холодный голос лэрда сбросил с меня оцепенение, которое всегда охватывало в его присутствии.
— Доброе утро, — поздоровалась я, склонив голову, а потом подумала, что меня опять могут понять неправильно и решат, что я любуюсь босыми ногами, и посмотрела на лэрда.
— Как спалось? — мазнув равнодушным взглядом по моим собранным в хвост волосам и закрытому длинному платью, лэрд посмотрел мне в глаза, а я…
А я с трудом могла понять, о чем он спрашивает. Смотрела на него, а видела себя, наш домик, ночь и незнакомые мужские пальцы, которые подносили кружку к моим губам…
— Ясно.
Недовольство лэрда выдернуло меня из воспоминаний о сне, зато напомнило, что на лэрда не принято долго таращиться. Я посмотрела на землю, хотя, конечно, на мужчину было смотреть интересней. Но и гораздо страшней. Но интересней. Но и…
— Какой цветок тебе понравился больше?
Я недоуменно взглянула на лэрда, и заметив, что он кивнул мне за спину, с улыбкой обернулась к двум розам, чей запах ощущался даже здесь, возле хижины вожака.