– Прощай…
И потом, когда карета уже почти скрылась (дымок из печной трубы и верх полозьев саней, притороченных сзади на случай новых снегов в пути), кесарь сказал ещё раз:
– Прощай. Любимый брат мой.
Он повернулся к дому. К временной – и последней – своей столице. Жёлтые доски, серая парусина, чёрная грязь дорог и прогалин… Широко шагал навстречу новый этериарх, акрит Степан Далмат, не жалея для грязи светлых мягких саптахских сапог. Подошёл, коснулся лба. Отмыто-голубые, почти белёсые глаза, коричневые круги вокруг. Веко дёргается.
– Говори.
– Вода в колодцах, государь. Пить – невозможно… Горька, как жёлчь.
Кесарь зажмурился.
– А в ручье?
– Горчает с каждой минутой…
Наверное, это и есть конец.
Кесарь снова посмотрел на мир. Всё вокруг было чужое. Что ж, подумал он спокойно, чужого не жалко.
Дальше он помнил себя отрывочно, как очень пьяный человек. Вот он оскальзывается на грязи, разъезжаются ноги… он видит заполошно летящих птиц, спасающихся от незримого хищника… он замирает, стянув только один сапог, и о чём-то напряжённо думает… у него на коленях тот зловещий сундучок, о котором мало кто знает и о котором он и сам желал бы забыть… медный ключ…
Он ещё колебался некоторое время. Потом достал со дня сундучка книгу в свинцовом переплете.
Кузня
Ах, до чего же изменилась Кузня за минувшие месяцы! Венедим оглядывался по сторонам, силясь узнать места, но нет – словно прошли века…
Пока тянулось необитаемое преддверие, ещё можно было примириться с этим неузнаванием – но вот-вот начнутся нижние горизонты. А в них… в них неплохо бы кое-что знать заранее.
Если он не найдёт тот колодец, то – можно возвращаться… Почему-то только сейчас он понял, сколь мизерны у него шансы на успех.
Унылая пустошь тянулась, тянулась, тянулась… Плотная спёкшаяся земля, поросшая чёрной колючей то ли травой, то ли травоподобным кустарником, перемежалась как бы осыпями – но не на склоне, на равнине. Острый щебень и рыхлая глина. И совсем редко встречались приподнятые над общей плоскостью острова, где росла нормальная трава, всё ещё пригодная коням, и где стояли корявые необыкновенно твёрдые деревья с древесиной пусть не горящей, но жарко тлеющей – наподобие углей. Такие костры могли гореть долго, давая тепло в могильно-холодные здешние ночи.
Днём и ночью небо закрывали низкие тучи. Венедиму порой начинало казаться, что отряд его кружится на месте, возвращаясь вечером туда, откуда уходил утром. В строгом смысле так оно и должно было быть…
Пустошь оборвалась внезапно. Земля, поросшая чёрной травой, кончилась, но вместо очередного глинисто-щебенчатого участка оказался замытый плотный склон, уходящий в слабый опалесцирующий туман, почти дымку – впрочем, очень надёжно скрывающую перспективу. Прошлый раз путь вниз открывался совсем иначе, но Венедим уже понял, что не стоит ждать соответствия…
Они спускались долгие семь часов и в самом конце спуска едва не проскочили – уставшие и в сумерках – мимо того, что искали. Заметила Живана.
– Командир! Вон там…
Будто огромная буква П из каменных столбов с каменной же перекладиной – сливалась с фоном горного склона и почти пропадала.
– Привал, – скомандовал Венедим. – Ищите место…
Место, сколько-нибудь пригодное, нашли только в полутысяче шагов ниже по склону.
После полуночи Венедим поднялся к колодцу. С собой он взял одного Камена, да и того оставил в отдалении, не разрешил подходить близко.
Тьма стояла не такая кромешная, как казалась вблизи костров. Серый свет сочился сквозь тучи, находя щели и истончения. Изредка туманным пятном проступало некое ночное светило…
Такой же интенсивности, но – зеленоватый свет исходил из колодца, с невидимого дна его. Зеленоватый свет и запах тлена. Венедим захлестнул верёвку за каменный столб, потянул, проверяя узел. Бросил верёвку вниз. Перекинул ноги через край колодца и стал спускаться, упираясь подошвами в шершавую кладку.
Иногда ему казалось, что камни подаются под ногами.
Дно колодца возникло внезапно. Зеленоватый свет обманул его, и Венедим попросту не увидел зеркально-гладкой поверхности воды – пока не коснулся её.
Вода стояла чуть выше колена, отчаянно-холодная вода. Сапоги скользили – словно бы по льду. Возможно, это и был лёд. Утонувший почему-то. Венедим отметил про себя эту странность и постарался поскорее забыть о ней.
Он огляделся. Глаза настолько привыкли к слабому свету, что он различал даже стыки между камнями. Ровная кладка. Ничего, кроме стен…
Если бы Венедим отпустил почему-либо верёвку, он бы погиб. Но, осторожный, он не просто продолжал держаться, а даже накрутил свободный конец на запястье.
Эти два или три витка спасли его.
Ледяное дно провалилось мгновенно, без предупреждения, без треска. Раз – рывок! – и вот он уже висит над пустотой, удар боком о какой-то каменный выступ, ещё удар коленом – его раскачивало, как маятник. Свет вдруг резко усилился, стало видно, откуда он исходит: от двух выпуклых глаз с вертикальными кошачьими зрачками.
Глаза светились, а напротив них глубоко чернело полуовальное пятно. Это было именно то, что Венедим здесь искал.
Он спустился ниже, чуть раскачался на своей верёвке – и шагнул в это пятно, в створ узкой штольни, где невозможно выпрямиться и где невозможно расправить плечи. Потом он затащил верёвку. Свет кошачьих глаз проникал в штольню, и Венедим сумел рассмотреть тёмные крюки, вбитые в свод и стены. За эти крюки он и зацепил свою верёвку, натянул её поперёк и завязал крепким тройным узлом. Ещё неизвестно, в каком состоянии будет он возвращаться от алтаря…
Ему не хотелось уподобляться добровольным жертвам, которые шли, покорённые зелёными глазами, и падали в бездонный колодец, шага не дойдя до вожделенной цели.
Когда свет глаз иссяк и всё вокруг стало одинаково чёрным, впереди замерцал огонёк. Простой огонёк.
Кузня
Паника вовсе не охватывала город наподобие того, как охватывает пламя сухие ветви. Нет – она тлела вокруг очага, довольно медленно перемещаясь от переулка к переулку, от дома к дому. Здесь грузили на машины вещи – а через дорогу всё ещё торговали мороженым…
Алексей включил приёмник, настроенный на городскую радиосеть. Оказывается, власти почти не врали. Нераспознанное пока природное явление… может оказаться опасным… вне кольца оцепления непосредственной угрозы пока не представляет… превентивные меры, включающие эвакуацию населения… сборные пункты по следующим адресам…
Ездили машины с громкоговорителями. Красные автобусы сигналили на перекрёстках.
Из окна четырнадцатого этажа хорошо было видно, где идут танки. Длинная грязная колбаска дизельных выхлопов над окраиной, среди тёмно-зелёных и серых крыш.
Через час… нет, через полтора – можно будет начинать.
И вдруг раздался тревожный звонок в дверь. Раз, ещё и ещё. Торопливо и требовательно.
За дверью стояла Вика в форме, очень растерянная. С нею – хмурый мужчина с острым выдающимся подбородком, одетый в длинное кожаное пальто и шляпу – похоже, дорогую.
– Алексей Данилович? – спросил он. – Полковник Стеблов. Можно войти?
– Конечно… Что-то случилось, Вика?
– Ну вы же знаете… в городе…
– Проходите, рассказывайте. Мартын, сооруди-ка чайку!
– Э-э… – полковник вдруг замялся. – Могу я посмотреть ваши документы?
– Разумеется.
Алексей развернул паспорт, потом военный билет.
– Вы работали военруком в педучилище?
– Да. До того, как оно сгорело.
– Вы знаете, что находитесь в розыске как пропавший без вести? Вы и ваша сестра Александра?
– Что-о?! – Алексей поднял брови как мог высоко.
– Вы числитесь пропавшим без вести, – терпеливо повторил полковник.
– Так… – Алексей побарабанил пальцами по столу. – Значит, заявления об увольнении оказалось недостаточно?
– Кому вы его подавали?
– В само училище и в гороно. Правда, по почте. Мне ведь пришлось тогда срочно увозить Сашу…
– Почему?
– Чисто личное. Нервы.
– А где она сейчас?
– Живёт у моей матери, в Тосно. Я же писал несколько раз, просил выслать документы. Теперь вот – приехал сам… но – сами видите… Впрочем, вы же пришли не за этим?
– Да, это… я даже не думал… Дело… э-э… если я, конечно, правильно понял Викторию Витальевну… дело в том, что мы рассчитываем на вашу помощь. Или хотя бы консультацию. В связи с событиями… известными.
– Это вам они известны, – сказал Алексей.
– Машина внизу, – быстро сказал полковник.
– Пока, если можно, словами. Сейчас давайте-ка выпьем чаю… – и, когда прошли и подсели к столу: – Мартын, долго там ещё?
– Заваривается, – отозвался Мартын.
– Хорошо, – сцепив пальцы, заговорил полковник. – Сегодня ночью…
Он рассказывал, а Алексей, слушая его вполуха, смотрел на Вику. Вика чувствовала себя явно не в своей тарелке. Ей было неловко – как-то безадресно неловко. То ли за то, что связала нового знакомого с катаклизмом на окраине, то ли потому, что полковник мог заподозрить её в каких-то чувствах к этому новому знакомому, то ли просто потому, что происходящее не лезло ни в какие ворота, и все растерялись, и она тоже…
Мартын притащил и расставил чашки, разлил чай, высыпал в тарелку печенье с кремом. Полковник говорил равнодушным голосом, но изредка в интонациях его проскальзывала брезгливость к тому, что он сообщает. Железные звери…
– Кстати, – он вдруг оживился, – о пожаре в училище. Дом сам помните? Под домом был обширный подвал… да вы это знаете, конечно. Ваша вотчина. Перекрытия подвала были усилены двутавровыми стальными балками. По крайней мере, по проекту. Когда стали разбирать, вместо железа оказалась – только окалина. Ни сейфов ваших, ни дверей, ни балок… Загадка природы… – последние слова он сказал как-то хитро, с подтекстом, но Алексей постарался не заметить этого подтекста и только кивнул: понятно…
– Алексей, – тихо заговорила Вика, – скажите: вы можете разобраться во всём этом? Я… я очень прошу вас…