Это был ответ именно на тот первый вопрос, который я хотела задать:
— В какой мере полно опубликованы дневники и письма? Вот они лежат на столе, эти заветные страницы, такие близкие и пока для меня недоступные.
Первое огорчение. Но за ним и первая огромная радость.
Доктор Кольвиц на минуту выходит из комнаты и возвращается с новой книжкой, опоясанной желтым ободком, на котором читаю: «До сих пор неопубликованные».
Новый том писем Кэте Кольвиц. «Письма дружбы». Книжка только что вышла и пока не попала даже в книжные магазины. Это один из авторских экземпляров.
Я задаю издалека вопрос, где бы можно найти этот сборник, столь для меня бесценный. И вдруг доктор Кольвиц говорит приветливо:
— Возьмите, пожалуйста, эту книгу…
И заулыбался, видя, что я не могу справиться с захватившей меня радостью.
Мы говорим о домашних спектаклях в доме на Вайсенбургерштрассе. Я задаю вопросы, уточняю. Никто, кроме Ганса Кольвица, не может дать на них ответа.
Волнуюсь, чуть путаю. Ежесекундно ощущаю, что сижу за столом с сыном Кэте Кольвиц, что она все-таки состоялась, эта встреча, о которой я так долго мечтала.
Во время войны Ганс Кольвиц закопал все небольшие скульптуры матери глубоко в землю в саду возле своего дома. Только поэтому они и сохранились.
— Хотите посмотреть пластические работы? — слышу я вопрос.
Мы идем в соседнюю комнату. За несколько дней до того я смотрела некоторые скульптуры на Большой Берлинской выставке. Но это ни с чем не сравнимое чувство, когда видишь их в комнате, можешь сесть рядом и смотреть, смотреть.
Смотреть на руку матери, держащую ладонь умершего сына, на «Плач», который кажется здесь большим рельефом, так он монументален; на «Влюбленных», изваянных с трепетом молодости; на старую женщину, держащую ребенка у колен, и на «Прощание», которого никогда не видела. Оно маленькое, даже крошечное, но какой сгусток женской любви в нем воплощен!
Среди этих изваяний хорошо бы посидеть долгие часы, никуда не спеша, наедине с гением Кольвиц.
С трудом отрываюсь от этого храма пластики. Незабываемые минуты. Поныне помню полное ощущение счастья, которое доставило мне пребывание в этой комнате.
Доктор Кольвиц готовит к печати альбом всех скульптур. Он сделал очень много для публикации литературного наследия Кольвиц. Одна за другой выходили книги, которые позволяют нам углубиться в ее творчество. Дневники, письма, воспоминания. В них большой труд сына, его преданная любовь к памяти Кольвиц.
Три часа беседы промелькнули мгновенно. Скоро придут пациенты, Ганс Кольвиц — практикующий врач. Он отложит до завтра свои литературные труды, спустится вниз в кабинет, наденет белый халат. Прием начнется.
Мы выходим в сад. На клумбах еще алеют цветы. Доктор Кольвиц провожает меня до калитки. Мы прощаемся. Я счастлива, что встреча состоялась, и сожалею лишь о том, что она была столь коротка.
Запрет снят
Среди руин Берлина, в холодном еще здании открылась первая выставка Кэте Кольвиц после разгрома фашизма. Был ноябрь 1945 года.
Зрители — в большинстве военные: русские, французы, англичане, американцы, немцы. Они подолгу останавливались возле работ немецкой художницы, которую наци лишили права голоса.
Запрет снят. Искусство Кольвиц вновь служит свободе и миру на земле. Выставки офортов, литографий и рисунков растекаются по разным городам мира.
Вновь соединились вместе два великих художника Германии — Кэте Кольвиц и Георг Гросс. Они предстают перед зрителями на совместной выставке в Баден-Бадене. Гросс эмигрировал из Германии с приходом фашизма. Он вернулся в Берлин в 1959 году, незадолго перед смертью.
В Бельгии и Австрии, Италии и Канаде, Индии и Индонезии, Чили и Западной Германии открываются выставки рисунков и гравюр Кэте Кольвиц. После долгого перерыва обаяние ее графики вновь находит миллионы зрителей.
Большая пресса, множество газет отмечают неумирающую силу воздействия художницы. С годами крепнет преклонение перед великой женщиной Германии, которая мужественной правдой своих произведений зовет к борьбе за счастье человека на земле.
Летом 1963 года в залах Академии художеств СССР открылась обширная выставка графики Кэте Кольвиц. На ней представлены работы музеев ГДР и СССР, а также частных собраний.
Советские зрители оставляли благодарные записи в книге отзывов, покоренные искусством Кэте Кольвиц.
Некоторым молодым зрителям показалось слишком мрачным то, что изображала Кольвиц. Они хотели бы отстраниться от этих тем, почитая их давно минувшими.
Но в той же книге отзывов им отвечали безымянные оппоненты — профессора и студенты, кузнецы и врачи, архитекторы и учителя.
Они писали:
«Произведения Кэте Кольвиц потрясают своей искренностью, ужасающим зовом к борьбе с любым злом. Настоящее искусство!»
«Это лучшая пропаганда против войны».
«Как хорошо, что показали советским людям работы Кэте Кольвиц. Как своевременна их жестокая правда. Спасибо за литографию рабочей солидарности с Советским Союзом».
Коротко, но очень верш> звучит одна запись:
«Кольвиц не для сытых!»
Столетие со дня рождения Кэте Кольвиц — 8 июля 19.67 года отмечал весь мир.
Послесловие
Не раз вспоминалась мне встреча с калининградской попутчицей, когда осенью 1966 года около месяца я провела в Германской Демократической Республике.
Сердечно и радушно отнеслись к моей работе многие художники и искусствоведы. Они не только снабжали меня всеми имеющимися материалами, но старались рассказать все, что знали о жизни и творчестве Кэте Кольвиц.
Радушие и гостеприимство сопровождало на каждом шагу — в приветливом напутствии прохожего, — как найти нужную улицу, в метро, трамваях, музеях, гостиницах.
Только один раз за все время была тяжкая встреча. Ненависть полоснула в лицо.
Мы стояли на площади перед зданием Национальной галереи и смотрели вдаль на уходящую Унтер-дер-Линден. Подошел пожилой человек и сказал, обращаясь ко всей нашей группе:
— Красив был Берлин когда-то…
Мы ответили, что он хорош и сейчас.
По нашему произношению прохожий сразу угадал русских:
— А, товарищи, — сказал он с нажимом, зло, — и ушел в сторону.
Запомнился острый профиль, как лезвие кинжала, и ненависть, сверкнувшая из глубины светлых глаз. Это было только один раз за весь месяц. Но достаточно для того, чтобы напомнить о двенадцати годах фашистского позора.
Мне хочется закончить эту книгу глубокой благодарностью всем моим новым знакомым, отзывчивость которых позволила так многое узнать за короткий срок.
Я благодарю доктора Ганса Кольвица, недолгая поездка к которому в Западный Берлин была столь плодотворной.
Мне памятен вечер, проведенный в доме тяжело больного Отто Нагеля, интересный разговор с ним и посещение его мастерской.
Незабываемы встречи с искусствоведами Эдит и Хейнцем Людеке, чарующее радушие их дома и щедрость дружеской помощи.
Я никогда не забуду доброты и ласки художницы Элизабет Фойгт в Лейпциге и поразительную отзывчивость руководителя отделения графики Лейпцигского музея изобразительных искусств Харри Нюнделя. Доныне он присылает мне в Москву статьи и фотографии, столь необходимые для работы.
Большое участие в моей командировке приняли работники Союза художников Берлина товарищи Аннаннелиз Чоффен, Урсула Фогель, Эдит Гредик, а также Гергарт Хальман — руководитель отделения изобразительных искусств Берлинской академии искусств.
Встреча с этими товарищами и многими другими воочию показала, сколь крепки дружественные связи между нашими двумя народами.
Прощаясь, Хейнц Людеке сказал мне в напутствие очень подходящие к случаю слова Гёте: кто хочет понять художника, должен поехать в его страну.
Дорогая моя калининградская спутница! Шрам, увиденный на Вашей руке, незабываем. Я тоже никогда не забуду и того, как из нашей квартиры в тихом московском переулке ушли на фронты Великой Отечественной войны трое мужчин. Двое из них не вернулись — мой брат и сосед, а третий — мой муж — больше двадцати лет переносит неслыханные страдания после военной травмы.
Поэтому мне так важно было походить по земле Германской Демократической Республики, подружиться с хорошими людьми, которые ненавидят фашизм, чтобы вопреки этим горестным зарубкам памяти написать книгу о великой подвижнице немецкого народа, искусство которой принадлежит всему прогрессивному человечеству,
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА КЭТЕ КОЛЬВИЦ
1867, 8 июля — В семье строительного мастера Карла Шмидта в Кенигсберге родилась дочь Кэте.
1881–1882 — Первые занятия у живописца Науйок и гравера Мауера.
1884 — Поездка с матерью Катариной Шмидт и сестрой Лизой в Берлин, Мюнхен и на курорт Энгадин. Знакомство в Берлине с писателем Гергартом Гауптманом.
1885–1886 — Обучение у художника Штауффер-Берна в Берлинской женской художественной школе. Возвращение в Кенигсберг. Уроки у художника Эмиля Найде.
1888–1889 — Продолжение художественного образования в Мюнхенской школе у живописца Людвига Хертериха. «Жерминаль» Золя.
1890 — Кенигсберг. Снято маленькое ателье. Самостоятельные занятия живописью и графикой.
1891, 13 июня — Вышла замуж за Карла Кольвица. Переезд в Берлин на Вайсенбургерштрассе, 25.
1892, 14 мая — Рождение сына Ганса. Гравюра «Встреча».
1893, 26 февраля — Присутствует на премьере пьесы Г. Гауптмана «Ткачи», поставленной в закрытом спектакле объединением «Свободная сцена» в Берлине. Начало работы над серией «Восстание ткачей».
1896, 6 февраля — Рождение сына Петера, Первая литография — портрет сына Ганса.
1897 — Завершение серии «Восстание ткачей» (три литографии и три офорта).
1898, 29 марта — Смерть отца Карла Шмидта. Серия «Восстание ткачей» показана на Большой Берлинской художественной выставке. Кайзер Вильгельм II отклонил присуждение за эту серию Малой золотой медали, предложенной художником Менцелем.