— Да, это замечательно, тетя Кэти.
Том подошел к ее креслу и склонился над ней. Кэти, заметив его перебинтованный палец, спросила:
— Что у тебя с рукой?
— О, это? — Он поднял забинтованный палец и внимательно посмотрел на него. — Я перепутал его с гвоздем и ударил по нему молотком. Я чинил замок на задней калитке, тетя Кэти. Кэтрин говорит, мне вообще нельзя брать в руки молоток, но я уже давно заметил, что всякий раз, когда я прибиваю себе палец, случается что-то хорошее.
— О, Том!
Кэти тихонько смеялась, приложив руку к щеке и раскачиваясь из стороны в сторону. Дэниел тоже смеялся, но на лице Тома не было даже намека на улыбку.
— Это чистейшая правда, — серьезно сказал он, кивнув Дэниелу. — Я обращаюсь с молотком с той же ловкостью, с какой слон обращается с зубочисткой. А ведь подумать, что когда-то я работал на судостроительном заводе! Я часто задаюсь вопросом, как мне удалось выйти оттуда живым, потому что некоторые молотки там были величиной с мою голову.
Дэниел хохотал от души, глядя на длинное серьезное лицо Тома. Он понял, что Том — прирожденный остряк, человек, который умеет разрядить обстановку удачной шуткой. Он также понял, что этот человек ему симпатичен. Кэти протянула руку и поймала руку Тома.
— Том был мне очень хорошим другом с тех пор, как умер мой муж, — сказала она. — Не знаю, что бы я делала без него и без Кэтрин. И кому бы я передала свои дела, если бы не Том?
— Я надуваю ее под самым ее носом, но она, как ни странно, этого не замечает, — сказал Том, повернувшись к Дэниелу. — А когда я говорю ей, что присваиваю ее деньги, она мне не верит. — Он взял в ладони руку старухи и с улыбкой посмотрел на нее, потом снова обратился к гостю: — А вы остаетесь у нас на ленч. Женщины внизу уже сбиваются с ног из-за вас, поэтому даже не пытайтесь сопротивляться.
— Что ж, если вы хотите меня принудить, — лицо Дэниела приняло серьезное выражение, — мне ничего не остается, как покориться. Хотя, честно говоря, я надеялся, что вы меня об этом попросите.
Том рассмеялся, оценив его шутку.
— Ладно, давайте спустимся вниз и выпьем по аперитиву, — предложил он. — Как ты думаешь, тетя Кэти, нам стоит выпить?
— Да, да, обязательно пойдите выпейте.
— А ты не хочешь спуститься с нами?
Том наклонился к ней, и Кэти ответила ему с улыбкой:
— Я лучше пока побуду здесь. Я спущусь к столу. Я хочу побыть немного одна… Вы только не волнуйтесь, я в порядке. — Она погладила руку Тома. — Я в полном порядке, — повторила она. Когда Дэниел встал со стула, она подняла глаза на него.
— Я рада, что дожила до этого дня, — прошептала она.
Он лишь улыбнулся в ответ, не найдя подходящих слов, потом медленно повернулся и вышел из комнаты вслед за Томом. Дойдя до подножия лестницы. Том свернул направо.
— Давайте пройдем в мой кабинет, — пригласил он.
Кабинет Тома был раньше курительной Эндри. Теперь там стоял письменный стол, застекленный шкафчик с полками, содержащими различные документы и деловые бумаги, и два кожаных кресла.
— Присядьте, я сейчас схожу за питьем. Кстати, что вы предпочитаете — шерри, виски, портвейн?
— Я бы предпочел виски, если вы не против.
— С водой или с содовой?
— Чистый виски.
— Неплохой выбор.
Через несколько минут Том вернулся с подносом, на котором стояли два стакана с виски.
— Что ж, давайте выпьем за эту удивительную встречу, — сказал он, поднимая свой стакан.
— Я очень рад, что эта встреча состоялась, — Дэниел поднял стакан и, кивнув Тому, отпил из него. Когда они сели, Том, нервным движением ослабляя галстук, спросил:
— А то, что вы сказали ей насчет Сары, — правда?
Этот вопрос застал Дэниела врасплох. Он поднес было стакан к губам, но, не отпив, опустил и посмотрел на янтарную жидкость, прежде чем поднять глаза на Тома. В ответ на его выжидающий взгляд, сказал:
— Нет, это неправда.
— Она никогда не говорила о тете Кэти, не так ли?
— Никогда. Но как вы догадались, что это ложь? Ведь если вы поняли, что я лгал, она тоже могла это понять. Если это так, мне очень жаль.
— О, не волнуйтесь, она ни о чем не догадалась. Она поверила каждому вашему слову — потому что ей хотелось вам верить. Все эти годы она не переставала думать о дочери и страдала из-за того, что та не признала ее во время их встречи. А вообще, должен вам сказать — вы уж извините, что я так говорю о вашей бабушке, — но, по-моему, Сара повела себя просто отвратительно. Они встречались в тысяча восемьсот восьмидесятом году, если я не ошибаюсь. Значит, с тех пор как Сара узнала, что у нее есть мать, прошло, — он быстро подсчитал в уме, — пятьдесят шесть лет. И за все эти пятьдесят шесть лет она не удосужилась послать матери хотя бы открытку! Нет, я просто не в состоянии этого понять.
— Но есть еще и другая сторона дела, не забывайте, — напомнил ему Дэниел. — Узнав, чья она дочь, бабушка также узнала, что ее и моего деда связывает кровное родство. Я думаю, она пережила сильнейшее потрясение. Это, наверное, и помешало ей отнестись должным образом к матери.
— Что ж, если это было потрясением, значит, оно длилось больше полвека, — иронично заметил Том. — Ладно, в конце концов, не нам судить. — Он сделал несколько глотков из своего бокала, потом, прищурившись, посмотрел на Дэниела. — А ваша бабушка — что она из себя представляет? — поинтересовался он.
— Она в точности такая, как ее мать, только в более молодом издании, — ответил Дэниел. — Впрочем, она выглядит не на много моложе. Если вашей тете Кэти, как вы ее называете, в самом деле девяносто два года, могу только сказать, что она на редкость хорошо сохранилась для своих лет.
— Я имел в виду не внешность, а… какая она характером.
— А, характер… — Дэниел прикусил губу, и некоторое время размышлял, прежде чем ответить. — Ну, в семье все ее считают необщительной, даже неприступной. Они с дедом всегда держались обособленно. Мой дед души в ней не чаял и всячески оберегал ее. Помню, если у бабушки болела голова, в доме Должна была стоять абсолютная тишина, и никто из нас не смел повысить голос. Он заботился о ней, как о ребенке, а она обожала его, буквально боготворила. Они не могли прожить друг без друга и дня, отец рассказывал, что, когда деду надо было ехать на совет директоров или посетить другой судостроительный завод — он был компаньоном в судостроительном деле, — бабушка всегда ездила вместе с ним.
— Ваша семья занимается судостроением? — Том подался вперед в кресле.
— Да. Это, правда, не очень большая верфь. Мой дед вошел в долю с Симоном Кварри, потом к нему присоединился отец, а сейчас все трое моих братьев тоже участвуют в деле. Я единственный, кто не последовал семейной традиции. Судостроительное дело нисколько меня не привлекает, поэтому я предпочел науку. Я закончил Йель, а потом поступил в Кембридж.
— Что вы изучаете?
— Математику.
— О! Математика — это беда нашей Бриджит, ее единственное слабое место. Все остальные предметы всегда давались ей легко — английский, латынь, французский. Но только не математика.
— Так оно обычно и бывает. Если человек преуспевает в гуманитарных науках, математика дается ему с трудом. Я вообще считаю, что математиком надо родиться. Способность к математике — это что-то вроде врожденной болезни, своеобразная деформация в мозгу, — Дэниел улыбнулся.
— Если вы называете это деформацией, я думаю, некоторые люди многое бы отдали, чтобы родиться с этим дефектом, — отозвался Том. — Бриджит всегда повторяет: «О, если бы я хоть что-то смыслила в математике!» Бриджит преподает в школе.
— В самом деле?
— Да. И, должен вам сказать, она очень хорошая учительница, хоть мне, как отцу, и не следовало бы хвалить собственную дочь. Жаль, что ей придется оставить работу, когда она выйдет замуж.
— Папа! Папа! Ты где? — донесся до них голос Бриджит. Через секунду дверь кабинета распахнулась. — А, вот вы где! Ленч готов.
— Минутку, Бриджит. — Том встал и, подойдя к девушке, обнял ее за плечи. — Я как раз говорил нашему другу, что ты великолепно успеваешь в математике.
— Не издевайся, папа. Есть люди, которые соображают в математике еще меньше, чем я.
— Меньше, чем ты? Разве это возможно?
Том насмешливо улыбнулся дочери, а она шутливо стукнула его кулаком в грудь.
— Я ведь уже объясняла тебе, папа, что это зависит от психики человека, — нетерпеливо сказала Бриджит. — Математики — особый народ, будь то мужчины или женщины. У них вывернутая наизнанку психика…
— Тихо, тихо! Не спеши, — одернул ее Том, смеясь. — Ты ведь еще не знаешь, что наш гость…
Бриджит обернулась и посмотрела через плечо отца на смуглое лицо гостя. В его черных бархатистых глазах притаились искорки смеха. Она прикусила губу и медленно покачала головой.
— Ну вот, опять. Простите, я не хотела…
— Охотно верю, что вы не хотели, — отозвался Дэниел.
Том посмотрел на Дэниела, потом на дочь, и все трое дружно расхохотались. Все еще смеясь, они направились в столовую. «А ведь она очень мила, — думал Дэниел, поглядывая на Бриджит. — Она, конечно, захвалена отцом, избалована вне всякой меры матерью и тетей Кэти… И все же она на редкость мила!»
Глава 3
Была пятница. Дэниел приехал в Ньюкасл в понедельник, а во вторник вечером, уезжая из Лорето, он решил про себя, что назавтра обязательно заглянет к Малхолландам, чтобы попрощаться перед отъездом в Кембридж. Но в среду он вместо этого отправился в Ньюкасл в офис поверенного, ведущего дела прадеда, где ему был оказан очень радушный прием.
Поверенный даже не стал его расспрашивать о степени его родства с Бернардом Розье. Он был рад любому, кто вызвался бы оплатить долги усадьбы, а Дэниел Розье Третий, судя по тому, что он рассказал о своей семье, был человеком состоятельным и располагал достаточными денежными средствами, чтобы выкупить Гринволл-Мэнор.
Обговорив все с поверенным, Дэниел решил задержаться в этих краях еще на пару дней и сел в поезд, направляющийся в Шилдс. Он приехал к Малхолландам во второй половине дня и провел около часа за разговором со своей прабабушкой, к которой он уже начинал искренне привязываться. У этой старой женщины была еще очень ясная голова. Дэниел узнал, что прабабушка — интересная собеседница и, несмотря на грусть, затаившуюся в глубине ее больших непроницаемых глаз, любит от души посмеяться. Он с удовольствием смешил ее, рассказывая о странных вкусах и привычках своих