Произнеся привычное: «Здесь карают государственных преступников?» — Олег стушевался.
Маленький очкастый владелец апартаментов, что называется, не въехал. Он по-собачьи поднял правое ухо и внимательно, с удивлением уставился на Соколова.
— Здравствуйте, я Соколов, из Министерства безопасности. Извините за шутку…
Извинение за странную фразу, названную шуткой, еще более удивило очкарика, который поднял теперь левое ухо и с интересом разглядывал Олега сквозь очки.
— Здравствуйте.
— Я привез кое-какие материалы… Копии… Которые, может быть, вас заинтересуют. — В руках Олега была синяя папка с надписью «Челленджер».
— Садитесь, — следователь указал на стул, стоящий прямо перед его столом.
Кабинет был настолько мал и узок, что Олег с трудом втиснулся в пространство между стеной и столом. Его колени уперлись в доску стола, а спина плотно прижалась к стене, приняв неестественно вертикальное положение.
Прежде чем прибыть сюда, Олег проконсультировался с осведомленными людьми — коллегами, знающими Петра Ивановича Котелкина, старшего следователя областной прокуратуры. Характеристика была интригующая: толковый, честный, неподкупный, но… сто девятой забодает.
Как можно забодать сто девятой статьей УПК РСФСР, было не очень понятно, и Олег прямо об этом спросил. Однако его собеседники только рассмеялись.
— Почему копии? — сразу взял быка за рога следователь.
— Потому что оригиналы, судя по всему, у тех, у кого добыл эти материалы Энгельсгард.
— Вы прорабатывали их в оперативном плане? И в порядке сто девятой статьи УПК?
— Сейчас работаем, — приуныл Олег. Сидеть в таком положении было крайне неудобно. Спина ныла, ноги затекли. «Попался, голубчик!» — возликовал зловредный внутренний голос, с которым Олег был в напряженных отношениях.
Следователь читал внимательно и оттого медленно. Он часто возвращался к предыдущей странице, снова перечитывал текст.
К исходу часа он закончил чтение и потянулся за бланком протокола.
— Давайте зафиксируем…
Перспектива отвечать на вопросы в позе испанского сапога лишила Олега терпения.
— Видите ли, фиксировать, в общем, нечего. Дело в том, что материалы мы вам привезли не для приобщения к делу, а в качестве оперативной поддержки. Ну, мало ли… Может, чем помогут вам. — Олег знал, что следствие пока в тупике. Свидетелей ноль, улики — автомат да гильзы.
— Да, но как я могу это использовать без приобщения? Как они к вам попали? При каких обстоятельствах…
— Обо всем этом вам расскажет мой коллега, который и получил данные материалы. Я со своей стороны хотел бы почерпнуть у вас кое-какую информацию. Дело в том, что…
— Дело в том, что я не вправе предоставлять вам никакой информации. Вы не являетесь процессуальным лицом, а потому я не могу раскрывать перед вами тайны следствия. Несмотря на ваше звание и чин.
«Государственный преступник» начал тихо свирепеть. Он, как дурак, приперся через всю Москву, чтобы по-человечески… А здесь его посылают к едрене фене, несмотря на его «звание и чин». Олег уже готов был хлопнуть дверью и сформулировать всем, кто ему говорил про «толкового, честного и неподкупного», что он думает по этому поводу, как… Очкастый тип обворожительно улыбнулся и тихо произнес:
— Да нет никаких тайн следствия. Мы с этим убийством в полной жопе. А про процессуальное лицо… Я пошутил.
Это было до того неожиданно, что Олег растерялся. Больше всего его ошеломило, что про тайну следствия и про жопу следователь слово в слово произнес фразу, заготовленную им самим.
Все вокруг Мицкевича было каким-то калейдоскопом. Кружились и сплетались в причудливые узоры осколки цветных стеклышек, появлялись и исчезали в сознании различные фигуры, образы людей, обрывки воспоминаний, блеклые картины улиц, пейзажей, встреч.
Он плохо воспринимал окружающее, был рассеян, подавлен. Немецкие коллеги с трудом узнавали в этом неожиданно поблекшем человеке энергичного и волевого Мицкевича. Внезапный отъезд Екатерины к подруге как-то не вязался с реальностью. И хотя немцы не проявляли настойчивости, что называется, в душу не лезли, в глазах у них этот вопрос все-таки стоял.
Утром условленного дня Мицкевич был на ногах чуть ли не с рассвета. Не сомкнув глаз, он прокручивал в голове десятки комбинаций, каждая из которых имела множество составляющих.
Что за люди, так нагло вторгшиеся в его жизнь? Какую цель они преследуют и почему избрана непременно такая форма влияния? Почему это произошло именно в Германии, а не в России? Какую роль они играют в гибели Бориса?
Ни на один вопрос ответа не было.
Около десяти раздался звонок.
Звонил Гюнтер Виндерштайн, он сообщил, что похороны Энгельсгарда прошли уже вчера, их известили об этом факсом. Причины, по которым Мицкевича не проинформировали, не указывались. Гюнтер передал привет от Шварбаха и справился о приезде Екатерины Васильевны. Виндерштайн говорил на отвратительном русском языке и потому отсутствие переводчицы его волновало особенно. Накануне он уже пытался переводить с немецкого на полурусский и был буквально измочален.
— Екатерина Васильевна еще не приехала… Я с ней разговаривал по телефону. Она обещала вернуться очень быстро. Скорее всего, это произойдет уже сегодня, — держался легенды Мицкевич. — Кстати, если можно, я просил бы вас отменить сегодняшнюю программу, я плохо себя чувствую…
Гюнтера это вполне устроило. Для приличия поинтересовавшись самочувствием гостя и предложив прислать врача, он повесил трубку.
Через двадцать минут позвонил незнакомец.
— Доброе утро, господин Мицкевич, как спалось?
— Спасибо, нормально…
— У вас крепкие нервы. Это радует. Надеюсь, вы о многом подумали?
— Прекратите паясничать! Что вам надо? — Мицкевич стал распаляться.
— Ну, ну… Не горячитесь. Вам шлет привет дражайшая Екатерина Васильевна. Кстати, по непонятным причинам она находится в состоянии ипохондрии… Не спит совсем. Плачет.
— Что вам надо?
— Это вам надо, — паясничал собеседник. — Вам надо получить свою любимую, нам надо… Нам надо немного, а именно — хорошее ваше расположение. И тогда всем нам станет значительно лучше жить.
— Короче!
— Короче будет так. От отеля наискосок есть маленькое уютное кафе. Ровно через час вы пройдете туда и займете третий столик слева. К вам подойдет наш человек и выскажет наши условия. Не делайте глупостей! Ведите себя достойно, тем более он человек старый. После некоторых формальностей вы сможете получить вашу даму сердца… Ферштейн?
Рысь поставил чайник на плиту. Оголодавший Зеленый листал книгу о вкусной и здоровой пище пятьдесят первого года выпуска. Аппетитные окорока и индюшки гнали желудочный сок, который надо было хотя бы разбавить чаем, тем самым снизив его опасную концентрацию.
От этих занятий их оторвал телефонный звонок.
— Не трогай! — Рысь буквально на лету срубил рванувшегося к трубке Зеленого. — Это может быть проверка.
После десятого гудка телефон замолк, но через полминуты зазвонил снова. Голод улетучился. Еще восемь звонков нарушили тишину.
— Будем ждать гостей, — резюмировал Рысь.
Три щелчка, и патрон вошел в патронник. Электрошок «Ласка» и наручники «Нежность» легли на стол. Рысь покосился на лежавший на стуле бронежилет представительского класса «Модуль-С», буквально навязанный Адмиралом. Одевать, не одевать? Махнул рукой.
— К окну! — скомандовал он Зеленому.
Время тянулось бесконечно долго. Наконец тренькнул звонок в прихожей. Рысь бесшумно скользнул по полу и заглянул в глазок.
«О’кей!» — показал он один палец. Зеленый помотал головой и, показав два пальца, изобразил, как крутят руль. Двое на машине.
Звонок выдал еще одну трель. В скважину мягко вошел ключ, сделал два оборота в нижнем замке и легко его отомкнул. Затем ключ вошел в верхнюю скважину…
«Ну, милый, не подведи», — умолял Рысь.
Замок дважды щелкнул. Дверь мягко открылась.
Дальнейшее было делом техники. Точный удар в солнечное сплетение. Неожиданный посетитель скорчился пополам. Глаза его полезли из орбит, и он стал судорожно глотать воздух. Вторым ударом по шее Рысь завалил гостя на пороге и, схватив за шиворот, быстро втянул в квартиру. Наручники плотно охватили запястья.
— Тихо, хлопец! — Рысь прижал палец к губам. Ствол автомата точно лег между выпученными глазами. — Тихо!
Подхватив очумевшего от теплого приема парня, Рысь с Зеленым втащили его в комнату. На вид ему было лет двадцать пять. Под кожаной курткой угадывались крепкие бицепсы — если бы не неожиданность, ребятам пришлось бы туго. Оружие, конечно, давало некоторое преимущество, но исход рукопашной предугадать было трудно.
— Ну что, пришел в себя? — Рысь покачал стволом у носа парня. — Со свиданьицем! Где второй?
— У, менты вонючие… — хрипел здоровяк, восстанавливая дыхание.
— За что же ты наших товарищей обижаешь? — Рысь покачал головой. — В чужую квартиру вламываешься, хамишь представителям органов госбезопасности… Нехорошо! Где второй, я тебя спрашиваю?
Здоровяк сверкал глазами.
— Обыщи его, — скомандовал Рысь Зеленому. — А ты, брат, лежи тихо, а то… — электрошок выдал яркую голубую молнию. — Пренеприятная штука, я тебе скажу.
В это время на лестнице послышались мягкие шаги. Рысь бросил электрошок Зеленому, а сам шмыгнул в прихожую. Дверь стала мягко отворяться, и тут из комнаты раздался крик:
— Беги, заса….
Дальше крик перешел в дикий вопль человека, получившего дозу электрического разряда. Рысь метнулся на лестницу, по которой уже раздавалась дробь бегущих каблуков. Он быстро перебросил свое тело через перила и оказался на середине следующего пролета.
— Стой, стрелять буду, — машинально заорал Рысь. Дробь шагов только усилилась. С трудом вписываясь в повороты, он летел вниз, не успевая перевести дыхание.
Хлопнула входная дверь, но Рысь был почти у цели. Он вылетел в морозный день, откуда почти в упор прогремел выстрел. Отброшенный пулей к стене и еще не осознав, что ранен, Рысь дал очередь из АКСУ по силуэту. Он увидел, что по меньшей мере три пули попали в цель, противник отлетел от машины и завалился в сугроб. Снег стал приобретать багровый оттенок. Тугая струя крови била из разорванной шеи лежащего.