ожили в целлофановые пакеты мусор, проверили техническое состояние машин. В мощный бинокль было видно, как один из них, присев на подножку, скоблил щеки бритвой «Филипс».
Однако двигаться они не спешили.
Накануне Мицкевич выехал по делам фирмы на неделю в Воронеж. Какие-то проблемы на телевизионном заводе, связанном с «Рециталом» договорами, требовали его личного присутствия. Екатерина Васильевна взяла штурвал на себя.
Однако Анна, хорошо ее изучившая и чутко реагировавшая на настроение первой леди, чувствовала некоторую озабоченность. Около десяти Екатерина Васильевна вызвала машину.
— Если кто будет звонить, скажи, я в банке, скоро буду, — бросила она, выходя из кабинета. — Почту оставь на столе.
Анна видела, как «Волга», развернувшись под окном, выехала со двора. Почты почти не было. Два-три ничего не значащих факса… Анна прошла в кабинет. С воцарением в нем Екатерины там все здорово изменилось. Сделанный ремонт принципиально изменил интерьер. Офисная мебель, телевизор, видеомагнитофон… Новые телефонные аппараты.
Аппарат! Вот что могло дать объяснение некоторым обстоятельствам. Анна сняла трубку, нажала на кнопку «Повтор». Послышались щелчки набираемого номера. Автомат в точности повторял предыдущий набор. Щелчки перевалили за седьмую цифру. «Межгород», — догадалась Анна. Дослушав до конца, она повесила трубку и повторила все сначала. Уловить номер не удалось и на этот раз. Тогда Анна вынула из сумочки свой портативный магнитофон и, включив его, снова пустила номеронабиратель.
Записав комбинацию, она быстро оглядела стол. На календаре не было ничего, но из лежащей на углу папки торчала цветная бумажка — билет «Люфтганзы» в Мюнхен. Он был оформлен на Екатерину Мицкевич. Разговоров о командировке или о предстоящем вылете не было… На билете стояло завтрашнее число.
Расшифровка телефонного номера показала, что разговор состоялся с Мюнхеном. Это был номер Рубина. Анна прошла в кабинет Энгельсгарда. Там тоже стоял импортный телефон с функцией повтора. Следовательно, кто-то, а теперь Анна уже не сомневалась, кто именно, мог так же легко расшифровать номер, по которому звонил Борис Семенович. Отсутствие листка в его численнике все ставило на место. Расшифровав номер, Екатерина начертала его на первой попавшейся под руку бумажке. То, что телефоны, начинающиеся на «224», принадлежат КГБ, секретом не было. Ранее с этих цифр начинались и милицейские телефоны с Петровки. Знающие люди могли по комбинации цифр отличить одно ведомство от другого.
Что насторожило Екатерину в разговоре Энгельсгарда? Почему она отнеслась к нему с таким вниманием? Не было ли это той отправной точкой, за которой последовала вся череда трагических событий?
У Анны не было ответов на эти вопросы. Опять не хватало составляющих.
Екатерина Васильевна вернулась после обеда. Ее благодушное настроение свидетельствовало, что все в порядке. Она улыбнулась Анне и положила перед ней два «Сникерса». «Когда проголодаешься, то все мысли только о еде», — вспомнила Челленджер известную рекламу, и у нее сразу засосало под ложечкой.
Парни поработали неплохо. Даже в наше время уничтоженных архивов и досье при желании можно многое добыть.
Справка представляла солидный труд, достойный самых высоких похвал.
«Савельева Екатерина Васильевна, 1956 года рождения, урож. г. Москвы, русская, образование высшее, окончила Институт иностранных языков им. Мориса Тореза. Родилась в семье служащих. Отец работал руководителем отдела Внешторга, мать — сотрудник МИДа…»
Олег пропустил описание школьных лет, участие в комсомольских тусовках и прочее.
«Вот интересно!» — Олег подчеркнул несколько строк.
«Во время учебы в школе активно занималась самодеятельностью. В течение нескольких лет играла в театре Вячеслава Спесивцева. Впоследствии подрабатывала в театре гуманитарных факультетов МГУ. Пыталась поступить в ГИТИС, но не прошла по конкурсу. Поступила в Иняз. На третьем курсе вышла замуж за слушателя Военно-политической академии им. Ленина. Через два года развелась. Основанием для развода была связь с мужчиной по фамилии РУБИН. Однако брака с ним не получилось. Причиной стала эмиграция Рубина из СССР. Отъезд из СССР грозил серьезными осложнениями для карьеры отца Савельевой. По окончании института работала в Интуристе, неоднократно выезжала в Германию, сопровождая туристские группы».
Из маленькой «Оки», оказывается, можно выжать много, если постараться. Анна неслась по Москве, удивляя проворностью бывалых водителей. Она лихо уходила со светофора, легко вписывалась в любые ниши транспортного потока. Анна спешила, выжимая из двигателя, умело доработанного Костей Никитиным, все его лошадиные силы.
Бросив машину под знаком «Стоянка запрещена», она ворвалась в Управление, перепугав прапорщика на вахте. «Ненормальная», — проверив удостоверение, отметил он про себя.
Появление Челленджер в кабинете Соколова не удивило.
— Если ружье висит на сцене в первом акте, — ткнул пальцем в справку Олег, — значит, оно должно выстрелить в третьем. Что несешь в клюве? — Соколов вопросительно взглянул на Анну.
Челленджер затараторила, отстреливая убойную информацию.
Водители явно не спешили. Фирмач все чаще выходил на дорогу, внимательно всматриваясь в проезжающие машины. Минут через сорок после остановки на стоянку въехали «Жигули» четвертой модели. Водители обменялись приветствиями и о чем-то переговорили. Фирмач подошел к одному контейнеру и сорвал пломбу. В открытую дверь было внесено два объемистых ящика. Судя по напряжению, с которым они грузились, ящики имели немалый вес. В бинокль было хорошо видно, как водитель «Жигулей» достал из кармана пломбир и вполне профессионально водрузил пломбу на свое законное место.
— Ты смотри, что делают, сволочи! — пробурчал про себя наблюдавший опер.
Через две минуты колонна двинулась в сторону границы.
— Нет, вы представляете, — возмущалась Анна, — ведь и речи о поездке никакой не было. А у нее билет… А с номером. Я ведь только сегодня догадалась, как она телефон наш узнала. Вот хитрюга!
— А ты не хитрюга?
— Я оперуполномоченный! — Анна искренне обиделась. — Мне положено быть… не хитрой, а мудрой.
— И что думает наша «мудрая» по поводу пребывания госпожи Мицкевич в банке? — Олег крутил диск телефона.
— Да Бог ее знает. Обычно в банк ездит бухгалтер. Водитель ведь не входил за ней…
— У нее никакого пакета с собой не было?
— Нет, только сумочка.
— Какой банк, говоришь?..
Пушкарный облегченно вздохнул. Минские коллеги дали информацию на последний час. Все идет, как по смазанным рельсам. Колонна подходит к таможне. Сюрприза кое-кому не миновать.
Поставив в сторонку машину, сотрудники наружного наблюдения видели, как владелец трейлеров прошел в помещение таможенного поста. Через несколько минут вместе с таможенным служащим они вышли на улицу и проследовали к машинам. Таможенник осмотрел пломбы, сверил с накладными и… махнул рукой.
— Ты смотри, что творится. — Старший бригады рванул к таможенному посту. Машины запустили двигатели и тронулись к открытому шлагбауму.
— Куда? — опер несся, как напуганная лань.
Машины уходили. Уходили с недекларированным, конспиративно погруженным товаром. Опер не знал, что находится в ящиках, но состав преступления был налицо. И вот теперь, после двух суток с бессонными ночами все летит к черту! Он рванул на себя дверь поста с такой силой, что на него буквально выпал не ожидавший столь резких движений… Адмирал.
— Спокойно, сынок! — физиономия Малахова излучала ослепительное сияние.
— Так… — начал опешивший опер, разводя в недоумении руками. — Так…
— Не ТАК, а вот так! — Адмирал поднял вверх кулак с оттопыренным средним пальцем. — И вот так! — Он ударил левой ладонью по внутренней части правого локтя, отчего подскочивший кулак этой руки продемонстрировал классическую форму «нашего ответа Чемберлену».
Екатерина Васильевна не торопилась. До отлета было еще четыре часа. Она не спеша оглядела свой гардероб, но ни на чем глаз не остановила. «В дорогу лучше одеться по-дорожному». Новую жизнь надо начинать с новыми вещами. Она порылась в шкатулке с драгоценностями. Надела кольца, серьги, положила в сумочку браслет.
Все! Самый минимум вещей. Максимум — это пластиковая карточка банка «Американ экспресс» с фантастической суммой, перечисленной на нее со счета «Рецитала». Пройдет несколько часов, и все останется позади. И эти ненавистные люди, и нелюбимый муж, и эти сделки, от одного воспоминания о которых тошнит. Умница Рубин — любимый и единственный, сколько фантазии и находчивости он приложил, чтобы мы наконец оказались вместе… Воспоминания, воспоминания. Счастливые минуты, каждую из которых Екатерина могла восстановить до мельчайших подробностей. И те вечера в студенческом театре, когда усталые, но возбужденные от аплодисментов, они сжимали друг друга в объятиях… И те минуты расставания в Шереметьево, когда Рубин навсегда прощался с ней… И те короткие телефонные разговоры, когда любовью дышало каждое слово. Когда через тысячи верст протягивалась невидимая струна, издававшая эти звуки любви.
Никогда не забыть головокружительных минут в мюнхенской гостинице «Метрополь». Правильно говорят — «приятное с полезным». План, продуманный Рубиным, был точен до микрона. Как он умел видеть на расстоянии! Как он разглядел угрозу для совместного предприятия со стороны Энгельсгарда! Вот уж точно — не было бы счастья, да несчастье помогло… А как он разыграл его смерть, не имея к ней никакого отношения! А история с похищением на этом фоне была вообще высшим пилотажем.
Конечно, и от нее тоже кое-что зависело. Влезть в переполненный лифт, сыграть роль похищенной. Как это было тяжело, если сердце в тот момент разрывалось от счастья…
А последняя операция! Час назад ей сообщили, что грузовики с бесценными материалами прошли таможню. Все! Можно отключать телефон.
Через сутки машины проследовали через границу Польши. В Германии их ожидал пышный прием. Даже невооруженным глазом было видно, что на пограничном пункте какая-то особая атмосфера. Десяток машин со спецсигналами, несколько полицейских бригад, желтый фургон со знаком радиации на боку. В стеклянном баре коротали время несколько журналистов, приглашенных немецкой контрразведкой для увековечения некой сенсации. Что за сенсация, никто не знал, но сам факт подобного приглашения наверняка войдет в анналы истории.