— Твой отъезд в Тегеран намечен на 11 июня, — сказал начальник моего направления Исмаил Алиев. — Теперь твоя задача достать билеты на поезд Москва — Тегеран.
— Как это «достать»? — удивился я. — Разве у разведки КГБ нет брони на билеты для отъезжающих сотрудников?
— Бронь есть только для высшего начальства, — довольно зло ответил Исмаил. — Я тоже должен изыскивать свои личные возможности, когда еду в командировку, вот и ты найди.
Я был очень удивлен таким поворотом дела. Это было совершенно против всякой логики. Значит, если я лично не достану себе билеты, то мой отъезд в официальную командировку будет сорван? В это было трудно поверить, но такова действительность.
Поскольку я выезжал в командировку под дипломатическим прикрытием, то требование на билет мне было выдано в МИДе. В Советском Союзе билеты на самолет или поезд для поездки за границу свободно не продаются. Выезжающий должен иметь официальное требование командирующей организации. С требованием МИДа я пошел в международные кассы, расположенные недалеко от КГБ, в гостинице «Метрополь». Там мне ответили, что билетов на поезд нет. На мой вопрос, когда они будут, сказали, что примерно месяцев через шесть. Я попытался объяснить кассирше, что я из МИДа и еду в официальную командировку.
— А мне вы хоть будете из КГБ, — флегматично ответила девица, видимо, привыкшая к такого рода ситуациям, — нет билетов, и все тут.
Я доложил Исмаилу, что билетов на назначенный день не было и ждать придется довольно долго.
— Изыщи возможности, — опять сказал он, — ты же разведчик.
— У меня таких возможностей нет, — ответил я, теряя терпение, — разведчиком я стал не для того, чтобы использовать свои знания для заведения знакомств в билетных кассах и дачи взяток. Нет билетов, значит, нет.
Действительно, до этого времени моя жизнь складывалась так, что я не был вовлечен в коррупцию. Будучи человеком прямым и честным, я не принимал все это жульничество. Это было также одной из причин моего согласия работать в КГБ. И вот оказалось, что КГБ не только от этого не защищен, но и зависит даже в официальной деятельности. Я этого принять не мог.
Положение спас Коля Снетков, у которого везде были связи. Он сказал, что устроил мне билет на поезд на назначенный день, для чего ему пришлось купить коробку шоколадных конфет знакомой кассирше. Это был намек, что я у него в долгу.
Незадолго до моего отъезда меня вызвал к себе заместитель начальника Управления кадров КГБ Гуменюк. О причинах этого вызова никто ничего не знал, и это настораживало. Неожиданные вызовы в кадры обычно ничего хорошего не предвещают. Но страхи оказались напрасными. У Гуменюка в тегеранской резидентуре КГБ сын работал шифровальщиком, и отец использовал мой отъезд для того, чтобы передать сыну коробку с продуктами питания. Он сказал, что хотел только заручиться моим согласием, а коробку подвезет прямо к поезду.
За день до отъезда, несмотря на официальный запрет, я устроил проводы для сотрудников своего направления в ресторане «Берлин». Все прошло довольно пристойно. Было много шуток и последних напутствий. Все понимали, что мне будет тяжело начинать в свете успехов моего предшественника. В конце вечера было решено, что Володя Налитов поедет проводить меня на вокзал и поможет с погрузкой вещей.
11 июня в доме была суета, последние сборы, приходили попрощаться друзья и родственники. Поезд отходил с Курского вокзала в 9 часов вечера. Мы решили приехать туда заранее, чтобы избежать возможных неожиданностей. Вещей было довольно много, четыре чемодана и несколько коробок из-под виски. На вокзале мы спокойно выгрузились на указанной платформе и стали ждать поезд, до отправления которого оставалось часа полтора. Неожиданно для меня появился Исмаил с женой. Он сказал, что они решили прийти и еще раз сказать «до свидания» и, может быть, чем-то помочь. Это было очень любезно с их стороны. Вскоре появился Гуменюк с женой, они принесли посылку для своего сына. Платформа постепенно заполнялась людьми, отъезжающими в Иран. В основном это были советские специалисты со своими огромными чемоданами. За время ожидания ко мне подошли несколько человек и попросили взять посылки для их детей, работающих в посольстве, и я брал. Все шло нормально, но поезд все не подавали. И вот, когда до отправления оставалось 15 минут, по радио вдруг объявили, что наш поезд вместо четвертой платформы, на которой мы его ожидали, подается на восьмую платформу. Началась паника. Все схватили вещи и рванули. Нам предстояло спуститься по лестнице и по тоннелю добежать до восьмой платформы. Вот здесь мне стало ясно, что было просто везением, что меня провожали несколько человек. Все мы, включая и женщин, схватили все, что попалось под руки, и понеслись на восьмую платформу. Заместителю начальника Управления кадров КГБ достался самый тяжелый чемодан, но он держался молодцом. Взмокшие, мы добрались до восьмой платформы, где нас ожидал новый сюрприз. Два международных вагона, идущие в Тегеран, находились в головной части состава и на платформу не попали, она была слишком короткой. Это означало, что нам предстояло грузиться с земли, откуда высота до двери вагона была метра полтора. До отхода поезда оставалось пять минут. Творилось что-то ужасное. В дверях вагона была давка. Проход был забит огромными чемоданами специалистов. Открыта была только дверь в одном конце вагона. Проводников нигде не было видно. Люди лезли в вагон через окна, стараясь протащить за собой чемоданы. Все это казалось нереальным и напоминало сцену из фильма о Гражданской войне, в которой последний пароход увозил из Крыма остатки разбитой белой армии.
Мне и Налитову удалось с боем прорваться в вагон и затащить в купе пару чемоданов. Володя остался укладывать вещи, а я помчался за остальными. Вдруг поезд пошел. Раздались крики и визг женщин. Толпа обезумела. Кто-то рванул стоп-кран. Состав остановился, опять пошел, опять стоп-кран. Пройти назад в вагон не было возможности. Узкий проход занял дюжий работяга и пропускал только свои чемоданы. Остальных, включая и женщин, он просто отшвыривал ногами. Мне тоже досталось ногой в грудь, и я слетел с подножки на землю. Я уже был готов рвануться в атаку, как вдруг этот работяга, распластав перед собой руки, в позе хорошего ныряльщика вылетел из прохода и грохнулся на землю. В дверях стоял Налитов, который вышиб хама пинком под зад.
— Вот это консул из нашего посольства в Тегеране! — крикнул он в толпу, указывая на меня. — И если сейчас же бардак не прекратится, то ни один из вас границу не пересечет!
Таких прав у меня, естественно, не было, но в тот момент это подействовало, охладило головы, и нам удалось закончить посадку относительно спокойно. У меня было отдельное двухместное купе, очень маленькое, с двумя полками по одной стороне. Сразу после отправления оно было завалено вещами, и мне понадобился еще час, чтобы все разместить.
Наверное, можно сказать, что весь год подготовки Володи к работе в резидентуре я тоже готовилась, но по-своему.
Например, побывала в знаменитом здании на площади Дзержинского и познакомилась со всеми сотрудниками комнаты 601. Позже мы все были знакомы семьями, я знала и жену Коли Снеткова, и жену Вити Ганыкина, а не только жен тех, кто непосредственно работал на Лубянке. Это, как я думаю, была заслуга Исмаила, он сплачивал коллектив, у всех были дружеские отношения с ним, с его семьей, друг с другом. А это дорогого стоит в ситуации, когда есть определенная конкуренция, иногда довольно серьезная.
Была на «смотринах» — это мероприятие КГБ из тех, которые я назвала раньше формальными и глуповатыми. Володя привез меня на Комсомольский проспект к дому, в котором или рядом с которым находился известный в то время магазин «Дары природы». Он сказал, что со мной хотят побеседовать. Назвал мне номер квартиры и остался ждать меня в машине.
На звонок дверь мне открыла немолодая скромно одетая женщина. О чем говорили? По-моему, вообще не говорили, кроме «здравствуйте» и «до свидания». Наверное, она была сотрудником КГБ на пенсии и ей так давали не скучать и, возможно, что-то заработать. Ее задачей было выяснить, буду ли я ржать как лошадь, громко икать за столом, сморкаться в салфетки и скатерть и расхаживать везде в засаленном на пузе и грудях халате. Я проверку выдержала, не совсем дура, при ней ничего подобного не делала (с трудом сдержалась!), а одета была со вкусом и по тем временам и дорого.
Потом в Тегеране вспоминала эту женщину, встречаясь с экземплярами в мужских носках и пластиковых тапочках и в бигуди с полиэтиленовым пакетом на голове в центре города. Куда же смотрели все «проверяющие»? Или эти дамы, так же как и я, усыпили бдительность контролеров? За державу было обидно.
После возвращения из Ирана мы купили машину. Нет, не «Мерседес», как учил Димитров, а «Жигули ВАЗ-2111». И не на накопленную за год ценой полуголодного существования валюту. Просто моей тете предложили на работе машину, на их НИИ пришла разнарядка аж на две(!) машины, а денег ни у кого не оказалось. Она предложила нам купить машину, и мы согласились, тем более что с деньгами помогла Володина мама.
Как только появилась машина, мы начали путешествовать. Сначала потихоньку объездили то, что теперь называется «Золотое Кольцо». Конечно, даже дорог не было, от Суздаля доехать куда-либо было проблематично, но нас это не пугало. А в один день решили поехать навестить Юру и Раю Венедиктовых в Ленинград, а оттуда поехать в Прибалтику. Первый прибалтийский город для нас был Нарва. Мы заночевали в гостинице в центре. Утром подошли к машине, открыли дверь и увидели картину, которая нас потрясла. В машине все было на месте, и даже предметы фирменной одежды, которая тогда очень ценилась. Но все в салоне было измазано кефиром, из пакета, купленного нами на завтрак и оставленного в машине. Это было просто желание напакостить. Надо ли говорить, что единственной машиной с московскими номерами на стоянке была наша.