Посольство охранялось дежурными комендантами, которые были офицерами погранвойск КГБ. Эти молодые ребята несли посменно круглосуточное дежурство. По ночам после 23:00 они выпускали на волю своих питомцев — стаю огромных сторожевых собак, которые были привезены в Иран с пограничных застав южных районов СССР.
Ночью один комендант оставался в помещении комендатуры, а другой с собаками обходил территорию посольства по периметру. И вот иногда, дойдя до посольского жилого дома, коменданты задерживались, чтобы посмотреть, что происходит. Все двери квартир жилого дома выходят на балконные галереи, и можно прекрасно видеть крадущиеся передвижения между квартирами. Комендантам были известны почти все интимные связи, но, в связи с упомянутым, никого эта информация серьезно не интересовала и оставалась она на уровне сплетен.
Да и кого эта информация могла интересовать, когда такое положение было уже неотъемлемой частью советской действительности. Наш посол Владимир Михайлович Виноградов, член ЦК КПСС, возил за собой по всем странам врача-массажистку, которая попросту была его любовницей. Массажистка Скворцова жила в отдельной квартире в посольском доме. Посол имел отдельную резиденцию недалеко от дома. Наши коменданты довольно часто наблюдали передвижение массажистки по ночам в дом посла. Справедливости ради надо сказать, что престарелая жена посла большую часть времени проводила в Москве. У посла были также личный лакей и кухарка. Кухарка была племянницей жены посла, а лакей — ее мужем. Официально таких позиций в системе советского МИДа не существует, поэтому и массажистка, и кухарка, и лакей были оформлены на позиции дежурных комендантов. От этого нашим ребятам приходилось проводить на дежурствах гораздо больше часов. Некоторые свирепели от такой бесправной ситуации и грозились затравить массажистку собаками, когда она по ночам бегает к послу. Но это все были шутки, а реальность была горькой. Член ЦК может позволить себе что угодно безнаказанно. В резидентуре КГБ все это было, естественно, известно, но поделать ничего было нельзя. Но самое интересное заключалось в том, что людей возмущало не то, что посол имел любовницу, лакея и кухарку, а то, что, он оформил их на должности комендантов. Таким образом он уже переступал грань неписаного советского закона вседозволенности: «Живешь сам и дай жить другим».
Глава 7
Второй офицер линии «Н» Сергей Павлович Харлашкин, работавший под крышей советского госпиталя Красного Креста в должности заместителя директора по административно-хозяйственной части, прибыл в Тегеран на три месяца раньше меня и уже успел разобраться в ситуации в госпитале. Вот он-то первый и рассказал мне, что там творилось.
Советский госпиталь Красного Креста был построен в Тегеране в соответствии с соглашением между Ираном и СССР об экономическом сотрудничестве, подписанном в начале 60-х годов. По этому соглашению иранцы получали стандартный советский набор экономической помощи: металлургический завод, рудники, шахты… и госпиталь. Для того чтобы госпиталь имел возможность себя окупать, он работал как коммерческое предприятие, взимая плату за лечение с местного населения. Однако плата эта была чисто номинальной, не более трех долларов за визит к врачу. Неудивительно, что наш госпиталь был очень популярен среди местного населения, особенно среди бедной его части. Цены на медицинские услуги у иранских врачей были астрономические.
Советские врачи в госпитале были в основном хорошие и оказывали квалифицированную помощь иранцам, но персидским языком они не владели, поэтому с каждым врачом в кабинете работала переводчица из местных. Это были говорящие по-русски местные армянки, айсорки, азербайджанки и белые русские второго и третьего поколений.
В госпитале были отделения терапии, хирургии, рентген, физиотерапия. Других узких специальностей не было. Вот поэтому-то госпиталь и был «золотым дном» для наших врачей. О том, что в госпитале наши делают огромные деньги, я слышал и раньше, но во всех подробностях механизм этого разъяснил мне Харлашкин.
Происходило вот что. При обследовании пациента советский врач устанавливает, что больной нуждается, например, в операции нейрохирургического профиля. Специалиста в области нейрохирургии в советском госпитале нет. Поэтому наш врач дает направление пациенту к местному иранскому специалисту, который и делает операцию. Операция эта, естественно, платная, и стоит она, скажем, четыре тысячи долларов. Иранский хирург, проведя операцию, получает деньги от пациента. Но поскольку иранский хирург не принимал участия в постановке диагноза, а только проделал операцию, то он отдает половину полученных денег, две тысячи долларов, советскому врачу, который поставил диагноз. В медицинских кругах считалось, что постановка правильного диагноза является половиной успеха в лечении больного. Вот поэтому советский врач и получал 50 % стоимости операции. К тому же диагностика в советском госпитале стояла на высшем уровне, и иранские врачи не жаловались. Такого рода сотрудничество было выгодно обеим сторонам. Иранские врачи, поддерживающие контакты с советским госпиталем, получали постоянный поток пациентов и укрепляли свою репутацию. Советские же врачи получали огромные, по советским масштабам, деньги.
Советские врачи направляли пациентов только к определенной группе иранских врачей, которые делились регулярно прибылью. Получив деньги, советский врач половину оставлял себе, а половину отдавал директору госпиталя, который и руководил всей этой схемой. К моему приезду директором госпиталя был Ашурко. Он установил очень четкую систему в вопросе этих прибылей. Каждый врач должен был направлять хотя бы одного пациента иранским специалистам в месяц, а если больше, то лучше. Если же какой-то советский врач возмущался этим положением и не хотел принимать участие в этой медицинской коррупции, то Ашурко проводил с ним личную беседу, после которой этот бунтарь или успокаивался и начинал делать то, что и все, или тихо отправлялся назад в Москву с соответствующей отрицательной характеристикой.
«А куда же смотрел КГБ?» — спросит читатель.
В КГБ все эти факты были известны до мельчайших подробностей, но поделать ничего было нельзя. Госпиталь находился под протекцией посла и представителя ЦК. К тому же большинство врачей были из 4-го управления Министерства здравоохранения, или, попросту, «кремлевской больницы», и имели свои собственные связи в партийных верхах.
Резидентура регулярно направляла в Центр сообщения о положении в советском госпитале в Тегеране. Эти факты докладывались в ЦК, но оттуда почти никакой реакции не поступало. Иногда ЦК запрашивал посла и своего представителя подтвердить факты, сообщаемые КГБ, о положении в госпитале. Ответ в Москву всегда направлялся один и тот же: «В результате проверки госпиталя упомянутые вами факты не подтвердились». Да и как они могли подтвердиться, когда директор госпиталя был лучшим другом представителя ЦК Амангалиева и посла, которые тоже питались из этой золотой кормушки.
Амангалиев в прямом смысле питался в госпитале. Его жена большую часть времени проводила в Союзе, и во время ее отсутствия он кормился в столовой госпиталя для сотрудников, к тому же бесплатно. Амангалиев часто бывал гостем директора госпиталя Ашурко. На чем основывалась эта дружба, нам было известно. У директора госпиталя были деньги, у представителя ЦК КПСС была власть. Типичное слияние коррупции и партийного руководства в советской системе. Такие примеры в Советском Союзе были не исключением, а, скорее, правилом. Вот поэтому-то коррупция и достигла при Брежневе невероятных размеров.
А директор госпиталя тем временем раскручивался все шире и шире. Срок его командировки подходил к концу, и он урывал последние моменты. Он обменивал местную иранскую валюту на доллары, превращал деньги в золото и бриллианты. Чувствуя себя в полной безопасности, он открыто заявлял, что пост заместителя министра здравоохранения он себе просто купит и что КГБ ему не помеха.
— Плевать я хотел на КГБ, — часто заявлял он в своем окружении. — Настоящая власть не у них!
Что ж, он был совершенно прав. Истинное положение вещей ему было известно от его партийных друзей. Но большинство советских наверняка думали, что КГБ не предпринимает никаких мер против Ашурко потому, что он является их агентом и ему все дозволено. В последние два месяца пребывания Ашурко в Тегеране госпиталь, по официальным бухгалтерским книгам, прибыли совсем не получил. В действительности же вырученная прибыль ушла в карман директора госпиталя.
Все эти действия директора и его окружения возмущали не только советских, но и иранцев, работающих в госпитале. Они писали жалобы в посольство и консульство и лично приходили к нам и рассказывали о том, что происходило, но, как можно догадаться, ничего не менялось.
Но одно дело — сколотить состояние за границей, другое — провести «награбленное» в Советский Союз. Ведь все врачи, включая и директора, имели советские общегражданские загранпаспорта. Это означало, что иммунитетом они не пользовались и могли быть подвергнуты строгому таможенному досмотру как на иранской, так и на советской стороне. Но не так глупы были наши «деловые люди», чтобы попасться на такой мелочи. Каждый врач старался иметь в друзьях одного из дипломатов посольства, который по дружбе всегда соглашался провезти в своем багаже «одну или две коробочки», принадлежащие его другу из госпиталя. Как уже упоминалось, советские дипломаты не подлежат таможенному досмотру даже на советской таможне. Таким образом, дипломаты могут ввозить в Союз все что угодно, как для себя, так и для своих не дипломатических друзей. У дипломатов, включая и офицеров КГБ с дипломатическими паспортами, нет никаких иллюзий о том, что они провозят. Что именно, может быть, и неизвестно, но наверняка они уверены, что в этих коробках находятся или вещи, запрещенные к ввозу в СССР, или подлежащие таможенному обложению. Никто не составлял исключения. И у меня были друзья в госпитале, и я провозил для них коробочки. Делается это все со стороны дипломатов, разумеется, не бескорыстно. Для каждого из нас здоровье является предметом основной заботы, если не в молодом возрасте, то позже уж наверняка. Поэтому иметь в друзьях врача, а тем более из «кремлевки», где есть любые лекарства со всего мира, — дело совсем не лишнее. Как всегда, все по-советски — на основе взаимной выгоды.