аких-либо дружеских отношений не могло быть и речи. Уж не знаю, какой такой обработке подвергали этих людей, только при встрече с нами лица их постоянно имели испуганно-ненавидящее выражение. Казалось, что они ожидали, что мы на них набросимся. Может, им какой укол специально для этого делали? Не знаю.
После вышеупомянутых провалов в резидентуре КГБ и последовавших за ними публикаций линии «ПР» и «КР» продолжали «лежать на дне», не проводя никаких операций. Однако запрет на оперативную деятельность не распространялся на линию «Н», и мы продолжали работать, как и прежде. Из Центра только нам постоянно напоминали о соблюдении особой осторожности в сложившейся ситуации. Как будто мы и сами этого не понимали. В нашей работе мы использовали эффект контраста. И нам, и спецслужбам противника известно, что после провалов в резидентурах КГБ работа и всякая активность на время прекращается. Не особо, но все же затихает и резидентура ГРУ, опасаясь, что и им могут нанести удар под общую компанию. Ничего не меняется только в жизни чистых дипломатов. Они продолжают работать и передвигаться по городу точно так же, как и раньше. Точно так же действовали и мы в линии «Н», показывая, что к нам происходящее не имеет никакого отношения и вводя таким образом САВАК в заблуждение.
Я продолжал работать с агентом «Рамом», готовя операцию по продлению заграничных паспортов наших нелегалов «Акбара» и «Стелы», отдокументированных под граждан Афганистана. Все шло как будто бы нормально, как вдруг совершенно случайно я узнал от своих афганских транзитчиков, что афганский консул («Рам») заканчивает свою командировку и через две недели возвращается в Кабул. На очередной встрече, состоявшейся через два дня, я осторожно спросил «Рама», когда заканчивается срок его командировки. «Рам», не моргнув глазом, ответил, что примерно через три-четыре месяца и предложил провести продление срока действия паспортов нелегалов через месяц. Меня это насторожило, и я доложил обо всем руководству резидентуры. Мы решили проверить информацию об отъезде «Рама» через другие источники. В результате нам удалось выяснить, что мой агент действительно планировал возвращаться домой через две недели. Было совершенно ясно, что «Рам» хотел дать деру, не выполнив обещанного. Я еще раз связался с «Рамом», но он продолжал утверждать, что его отъезд состоится нескоро. Ждать было больше нечего, и мы решили действовать методом внезапности. Утром я перехватил агента по пути его следования из дома на работу и сказал, что продление паспортов должно быть проведено немедленно. «Рам» пытался отговориться, но ему это не удалось. Я передал ему паспорта нелегалов и через полчаса забрал их уже продленными, лично посетив афганское посольство. Естественно, что за эту операцию «Раму» было хорошо заплачено. Вскоре он покинул Иран, и у меня как гора свалилась с плеч.
Основной же заботой линии «Н» в то время была работа с нашими нелегалами «Конрадом» и «Эви», которые пользовались документами западных немцев. Операции с ними проводились раз в полтора месяца, и были это в основном тайники. Места для проведения тайниковых операций подбирались нами заранее, и их местонахождение сообщалось нелегалам. Местом тайника может быть что угодно. Например, углубление в кирпичной стене, промежуток между столбом и стеной, промежуток между водосточной трубой и стеной и т. д. Основным требованием к тайнику является то, чтобы он располагался в месте, которое не просматривается ни с одной из сторон, в так называемой мертвой зоне. Идея заключается в том, чтобы в сам момент закладки или выемки разведчик исчезал из поля зрения. Даже если разведчик находится под наблюдением, слежка не должна заметить сам момент операции. Место тайника в нелегальной разведке используется только один раз, после чего к нему уже не возвращаются. Поэтому подбор новых мест для проведения тайниковых операций являлся нашей постоянной работой.
Тайниковые операции организовывались следующим образом. Центр во время очередного радиосеанса давал нелегалам указание подготовить тайнописное сообщение и передать его резидентуре через тайник в указанный день и время. Приняв радиограмму, нелегалы выставляли графический сигнал «о приеме радио», подтверждая таким образом готовность к проведению операции. Мы принимали этот сигнал и сообщали о нем в Центр. Центр сообщал нелегалам о готовности резидентуры и давал нам санкции на проведение операции.
В день операции после проверки на предмет обнаружения слежки нелегал выходил к месту операции и закладывал в тайник контейнер с информацией. В качестве контейнера может быть использовано что угодно. Главное, чтобы он не привлекал к себе внимания. «Конрад» предпочитал использовать пустые мятые тюбики из-под зубной пасты. После закладки контейнера в тайник нелегал уходил из района и ставил для нас графический сигнал о закладке на специально подобранном для этой операции месте постановки сигнала. Мы, приняв сигнал, изымали контейнер из тайника и, в свою очередь, уже в другом месте ставили наш сигнал для нелегалов о выемке контейнера. Нелегал, приняв от нас сигнал, возвращался домой, а мы — в посольство.
По возвращении в посольство в Центр немедленно направлялась телеграмма о завершении операции и сообщалось, что полученный материал будет направлен в Центр по каналу «Волна».
«Волна» — это самый быстрый канал передачи вещественного материала из заграницы в Центр КГБ. Полученный от нелегала контейнер, не раскрываясь, запаковывается и доставляется консульским сотрудником посольства (в данном случае мной) на борт ближайшего рейса советской авиакомпании «Аэрофлот». Второй пилот каждого заграничного рейса является доверенным лицом КГБ и знает, кому нужно отдать упаковку. На упаковке всегда стоит один адрес: «Василию Ивановичу 101». Это означает КГБ. По прибытии самолета в Москву пилот передает упаковку командиру пограничного отряда, который, в свою очередь, передает ее ожидающему уже в аэропорту офицеру Управления «С» КГБ. О полном содержании донесений нелегалов мы в то время не знали. В резидентуру сообщались только части, непосредственно имеющие отношение к нашей работе с ними.
Провалы в тегеранской резидентуре и последовавшее за ними вынужденное бездействие оперативного состава линии «ПР» привели к резкому снижению поступления ценной разведывательной информации из Тегерана. По доходившим до нас из Центра слухам, там неофициально в этом обвинили слабое руководство Геннадия Казанкина, который продолжал оставаться исполняющим обязанности резидента. В результате Казанкин резидентом утвержден не был и в Тегеран на укрепление резидентуры был направлен резидентом генерал-лейтенант Иван Анисимович Фадейкин — легендарная личность в КГБ. Он прибыл в Тегеран в марте 1978 года под фамилией Фадеев. Для изменения фамилии у него были довольно веские причины. К моменту прибытия в Тегеран Фадейкину было уже где-то за шестьдесят. Высокий, худощавый, черные волосы покинули голову на самом верху, но все еще густились по сторонам, остро смотрящие из-под металлической оправы очков глаза. Вся его внешность производила впечатление человека жесткого и авторитарного.
Иван Анисимович Фадейкин был сотрудником, а потом и начальником Отдела «В», занимавшегося проведением активных акций (саботаж, диверсии и физическое уничтожение противников советского строя). В этом качестве Фадейкин впервые и посетил Иран.
После переворота в Иране, организованном ЦРУ, американское влияние в этой стране все более усиливалось. Шах превращался в единоличного диктатора, подавляя выступления любой оппозиции, особенно левой. В условиях холодной войны это очень беспокоило советское руководство, так как оно понимало, что в случае начала военного конфликта с США Иран превратится в удобный плацдарм для нападения на СССР с юга. Попытки улучшить отношения с Ираном после смерти Сталина не увенчались успехом. Шах становился все большим антисоветчиком. Помнил он, наверное, как ему, монарху, приходилось посещать советское посольство в Тегеране для беседы со Сталиным во время Второй мировой войны. Такие обиды не забываются.
Все эти опасения и размышления советского руководства привели к тому, что было принято решение физически устранить шаха, организовав на него покушение. У шаха в то время не было наследника, и после его смерти в стране установилось бы правительство прозападного образца, на которое, по их мнению, влиять было бы гораздо легче, чем на «оголтелого диктатора антисоветчика». Судьба шаха была решена.
Разработка и осуществление этой операции были поручены Отделу «В» КГБ, начальником которого и был в то время Фадейкин.
Эта операция, как все операции подобного рода, проводилась Отделом «В» только по указанию Политбюро, и в КГБ их называли просто «специальное задание ЦК». Такие операции окружались строгой секретностью, и об их действительной сути знали только непосредственные исполнители.
В то же самое время в австрийской столице Вене проходило еще одно примечательное событие. Там тогдашний советский лидер Никита Хрущев встречался с президентом США Джоном Кеннеди. И вот при обсуждении региональных проблем и, в частности, ситуации в Иране Хрущев со свойственной ему болтливостью откровенно презрительно отозвался о шахе Ирана, сказав, что «Иран — это гнилой плод, который вскоре упадет под ноги СССР. В этой стране скоро начнутся волнения». И поспешил добавить, сообразив, видимо, что сказал лишнее: «Однако Советский Союз не будет иметь к этим событиям никакого отношения и вмешиваться в них не собирается».
Не знаю, как отреагировал Кеннеди на этот порыв откровенности. Наверное, посчитал его очередным пропагандистским выпадом со стороны советского лидера. Однако Хрущев прекрасно знал, о чем он говорил. Ведь план, разработанный Фадейкиным, был утвержден именно Хрущевым после его обсуждения членами Политбюро.
В Центре разработкой операции занимался сам Фадейкин, один. Затем в 1961 году он прибыл в советское посольство в Тегеране под прикрытием дипломата. Ему были даны полномочия использовать кого угодно для подготовки и осуществления этой акции. Фадейкин выбрал находящегося в то время в Иране нелегала КГБ и офицера резидентуры, который по своим внешним и языковым данным не отличался от местных.