План операции не отличался оригинальностью, но был прост и надежен. Планировалось через имеющиеся агентурные возможности выяснить наиболее частый путь следования автомашины шаха, изучить его повторяемость, выбрать место и поставить туда автомашину, наполненную взрывчаткой. При проследовании кортежа шаха мимо этого места планировалось взорвать бомбу с помощью дистанционного управления. Только и всего.
Звучит просто, однако на подготовку ушло довольно много времени, почти год. Была подобрана и куплена третьими лицами автомашина — «Фольксваген Битл». После изучения маршрутов шаха был избран день одного из его посещений меджлиса (иранского парламента). Взрывчатка в небольших дозах доставлялась в советское посольство в Тегеране дипломатической почтой. Наш нелегал несколько раз тайно завозился на территорию посольства, где в глубоких подвалах здания посольства он и офицер резидентуры тренировались в стрельбе. Стрельба предусматривалась на случай, если кто-то останется жив после взрыва. Нелегал был стрелок неважный, а именно ему предстояло при необходимости осуществлять эту часть акции.
Операция была назначена на февраль 1961 года. В этот день автомашина «Фольксваген», доверху набитая взрывчаткой, была запаркована на одной из улиц по пути следования шаха из Ниаваранского дворца в меджлис и взрывной механизм был поставлен в боевое ожидание. Дистанционное управление было в руках у нелегала, который находился на прямой видимости от бомбы. Наконец показался кортеж шаха. Вот машины поравнялись с «Фольксвагеном», и нелегал нажал кнопку… Но никакого взрыва не последовало. Автомашина шаха Ирана благополучно прошла мимо и удалилась в южном направлении.
Нелегал, естественно, к машине подойти не рискнул, а сразу отправился на встречу с офицером резидентуры. Он доложил, что бомба не сработала, и передал офицеру дистанционное устройство. Нелегал отправился в город как местный гражданин, а офицер вернулся и доложил взволнованному Фадейкину, который не услышал взрыва в назначенное время. Ситуация была очень серьезная. Операция фактически провалилась. Шах был жив. Бомба же все еще оставалась в машине в боевом состоянии. Взорвись она сейчас, то всем будет ясно, для кого она предназначалась. К каким последствиям это могло привести, одному богу было известно. Фадейкин принял решение. Бомбу нужно обезвредить, вынуть из нее детонатор. Нелегал был в городе, Фадейкин — босс. Естественно, что эта честь выпала на долю офицера резидентуры. Не стоит гадать, с какими чувствами офицер разряжал бомбу. Только когда он вернулся в посольство, на его голове прибавилось седых волос.
Фадейкин и офицер резидентуры вылетели в Москву ближайшим рейсом «Аэрофлота». Несработавшее взрывное устройство и дистанционное управление к нему были отправлены в Центр на экспертизу, в результате которой позднее выяснилось следующее.
Кнопка дистанционного управления была нажата нелегалом, однако ему следовало подержать ее в нажатом положении секунды три. Он же нажал и отпустил ее моментально, поэтому сигнал и не прошел до взрывного устройства. Вот такая техническая закавыка спасла жизнь шаха. Да и не только его одного. Для проведения этой операции была использована взрывчатка повышенной взрывной мощности. В случае взрыва не только шах и его окружение были бы уничтожены, но и весь прилегающий район в радиусе метров пятисот был бы превращен в руины. Нелегал, находившийся на прямой видимости от автомашины с бомбой, не имел никаких шансов остаться в живых. Вот такую операцию подготовил и провел в Иране Иван Анисимович Фадейкин. Провал операции не повлиял на его карьеру. Кого можно винить за то, что техника подвела.
Дальнейшая карьера Фадейкина сложилась следующим образом. В конце 60-х годов он был назначен начальником представительства КГБ в Восточном Берлине в Карлсхорст. Эта должность является важной в координации нелегальной разведки КГБ и Восточной Германии. Разделение Германии после Второй мировой войны дало прекрасную возможность для документирования нелегалов. Будучи человеком жестким и дисциплинированным, Фадейкин установил режим строгой дисциплины в представительстве КГБ. Являясь противником спиртного, он запретил даже продажу пива в столовых представительства. На этой должности он получил звание генерал-лейтенанта. В 1974 году Фадейкин был назначен начальником Первого главного управления КГБ, то есть всей разведки КГБ. Это было значительным и, как все считали, заслуженным повышением Фадейкина. По случаю своего назначения Фадейкин устроил большой банкет в представительстве КГБ в Карлсхорсте перед самым своим отъездом в Москву. И вот на этом банкете, позволив себе немного выпить спиртного и расслабиться, он в кругу своих приближенных рассказывал «о своем боевом пути в КГБ». Во время этого экскурса в историю Фадейкин упомянул имя тогдашнего первого заместителя председателя КГБ Семена Цвигуна, вспомнив, как последний находился в его подчинении в партизанском соединении. При этом Фадейкин нелестно отозвался об умственных способностях Цвигуна. Только и всего.
Вскоре Фадейкин вернулся в Москву, где его ожидало неприятное разочарование. Назначение Фадейкина на должность начальника разведки было отменено, и его практически выбросили из активной жизни КГБ, назначив на должность заместителя министра среднего машиностроения (кодовое название атомной промышленности в СССР), отвечающего за безопасность в этой отрасли. Случилось так, что кто-то, находившийся на том злополучном банкете, немедленно доложил Цвигуну о нелестных высказываниях Фадейкина в его адрес. Цвигуну, который был мужем сестры жены Брежнева, ничего не стоило убедить председателя КГБ Андропова, который и сам был дальним родственником жены Брежнева, наказать «зарвавшегося» генерала КГБ. Однако совсем уничтожить Фадейкина Цвигун не мог, так как тот уже входил в номенклатуру. Верно говорит русская пословица: «Ворон ворону глаз не выклюет».
Злоключение Фадейкина привело к тому, что должность начальника разведки осталась незаполненной. Вот здесь-то и было принято решение назначить на эту должность тогдашнего заместителя Андропова по кадрам Крючкова, о котором уже упоминалось ранее. Андропов, видимо, решил, что лучше иметь на этой должности своего человека, чем заносчивого генерала-профессионала, как Фадейкин.
А Иван Анисимович Фадейкин превратился полностью в номенклатурного работника. Высоченная зарплата, персональная автомашина с шофером, кремлевские пайки, специальное медицинское обслуживание… Чего же тебе еще? Сиди спокойно, доживай до пенсии. Но не сиделось спокойно профессионалу. Ведь всю свою карьеру он практически провел на передовой. Партизанская война, Отдел «В», руководство сотнями нелегалов в Восточной Германии. А сейчас были одни бумажки. И писал, писал Фадейкин Андропову прошения с просьбами вернуть его на активную разведывательную работу. И наконец Андропов сжалился, направил Фадейкина резидентом в Тегеран. Это назначение было невероятным понижением и явной пощечиной для Фадейкина, но он уже не раздумывал. Только бы вернуться на активную работу. Вот так в марте 1978 года он вновь оказался в Тегеране теперь уже в качестве простого резидента. Вместе с Фадейкиным в Тегеран прибыл Лев Петрович Костромин, бывший резидент, чтобы помочь ему побыстрее войти в курс дела.
Но, как говорится, пришла беда — отворяй ворота. Несчастья так и преследовали Фадейкина.
Буквально через несколько дней после его приезда в Тегеран произошло следующее. Днем проходивший мимо ворот главного входа в советское посольство мужчина незаметно бросил на нашу территорию тщательно скрученный листок бумаги. Дежурный комендант заметил это со своего поста из комендатуры, но не кинулся подбирать ту бумажку. Явно что-то предчувствуя, он подождал немного, а затем послал своего напарника незаметно для наблюдательного пункта САВАК подобрать бумажку. Случилось так, что я проходил в это время мимо комендатуры, и коменданты рассказали мне о случившемся. Мы развернули подобранную бумажку. Это оказался запечатанный конверт без каких-либо надписей. Я расспросил комендантов обо всех деталях и о внешности мужчины. Они сказали, что это был старик, по виду — иранец, и бросал он свое послание через решетку ворот явно не желая быть замеченным наблюдателями САВАК.
Взяв конверт, я отправился в резидентуру и доложил о произошедшем. В кабинете резидента конверт был вскрыт. В нем оказалась записка на персидском языке с просьбой о встрече. Была указана дата и время встречи, но не место. Записка была подписана одной буквой «Д». Я доложил Костромину и Фадейкину подробности, сообщенные мне комендантами. Поначалу никто не мог сообразить, имеет ли эта записка смысл, или это просто провокация САВАК, или бросивший ее человек просто сумасшедший. Наконец Костромина осенило.
— Ну конечно же, — сказал он, — «Д» это же наш агент! — И он назвал его псевдоним. — Он всегда подписывал свои сообщения буквой «Д».
Естественно, что никто не стал задавать вопросы, кто такой был «Д» на самом деле. Такие вопросы в разведке не приняты. Теперь, когда было установлено, что записка была от агента «Д», нужно было решать, что она означает. Является ли это провокацией САВАК? Если нет, то заметил ли наблюдательный пункт САВАК этот бросок и стоит ли и насколько опасно выходить на предлагаемую встречу? Мнения разделились. Одни говорили, что на встречу выходить не стоит, так как САВАК наверняка заметил бросок и позже арестовал «Д». Ясно, что на месте встречи будет засада. Другие говорили, что стоит посетить агента по месту жительства, но позже названной даты, однако в указанный день на встречу не выходить. Еще раз расспросили дежурного коменданта, который наблюдал бросок. По его мнению, бросок был произведен очень аккуратно, и никакой реакции на наблюдательном пункте САВАК он не заметил. Наконец до сих пор молчавший Фадейкин сказал свое слово:
— Будем выходить на встречу в назначенный день. Совещание по организации операции назначаю через два часа, — сказал Фадейкин тоном, не предполагавшим возражений.
Никаких доводов в пользу своего решения он не привел. До сих пор мы в резидентуре к таким методам работы не привыкли. Худо-бедно, но все обсуждалось, и поспорить можно было даже с резидентом. В этом же случае от Фадейкина на нас повеяло холодом непререкаемости авторитета высокопоставленного номенклатурщика.