— Да какой это доклад? Сплошное вранье! Постыдились бы, Владимир Михайлович, выпячивать свою роль в том, что вы сами и провалили.
Все. Это было явное и открытое объявление войны. Посол и Фадейкин стали смертельными врагами.
В один день в приемной консульского отдела мы нашли книгу Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Неизвестно, кто ее там оставил. То ли забыл какой-то растяпа из советских специалистов, то ли ее специально кто-то подбросил «в целях идеологической обработки», не знаю. Это был первый том «Архипелага ГУЛАГ» на русском языке. Никто из нас этой «провокацией» не возмутился и уничтожить книгу не поспешил. Наоборот, за ней быстро выстроилась очередь. Первым ее прочитал нашедший, а затем она пошла по рукам и наконец дошла до меня. Передавая мне книгу, один из наших офицеров грустно покачал головой и сказал:
— Ужас! Неужели все это правда? — глубоко вздохнув, он процитировал строчку из стихов Владимира Высоцкого: «Если правда оно, что говорят, ну хотя бы на треть, остается одно — только лечь помереть!»
Прочитав книгу сам, я понял, что он имел в виду, и совершенно с этим согласился. Книга оставляла очень удручающее впечатление. Тяжело было поверить прочитанному, а не верить было невозможно. Ведь каждому советскому человеку известны отдельные случаи ужасов, происходивших в сталинских тюрьмах и лагерях. У кого-то там были родственники, у кого-то родственники друзей и знакомых, кто-то побывал сам. И в каждом отдельном случае эти истории были ужасающими, а здесь, в книге Солженицына, весь этот ужас мучения, страдания, трагедии, пытки, зверства, смерти, невообразимая атмосфера лагерей и имена, имена, имена людей с изломанными судьбами были собраны в таком количестве, что порой было просто невыносимо читать. Удушающий комок подступал к горлу, по ночам мучили кошмары.
Содержание книги еще долго держало меня в своих руках после завершения ее чтения. Мою память сверлили душу щемящие эпизоды, опять и опять. И наконец, после долгих и откровенных размышлений, я понял, что же больше всего мучило мою душу. Это было то, что сейчас я сам принадлежал к той организации, которая в 30-х и 40-х годах была непосредственным исполнителем всего этого террора. Инициатором и вдохновителем всех этих ужасов была партия, а не один Сталин, как в то время пытались это представить, а все руководство КПСС. НКВД только исполнял предписанное сверху. Но от этого мне легче не становилось. Опять вспомнился мне образ из моего детства: проживавший в нашем доме Андрей Дмитриевич, палач из НКВД, который мог одним ударом перебить ключицу взрослого мужчины. И ведь такие, как он, люди живы, и многие еще работают в КГБ. Вот и я теперь с ними. И не помогала мысль о том, что «сейчас, мол, другие времена, законность восторжествовала, виновные наказаны». Кто мог гарантировать, что завтра какой-нибудь грузинский царек вновь не придет к власти и не повернет все на старые рельсы. Что тогда? Ведь коррупция в партии уже достигла таких размеров, что должность генерального секретаря вскоре можно будет просто купить.
Все эти мысли долго не давали мне покоя. Однако все проходит. Прошло и мое состояние, но совсем не исчезло. Оно ушло глубже в подсознание и выходило на поверхность каждый раз, когда я сталкивался с очередными случаями коррупции и беззакония.
Глава 10
28 апреля 1978 года средства массовой информации Тегерана сообщили о том, что в Кабуле произошел военный переворот, в результате которого правительство президента Дауда было свергнуто и к власти в стране пришли коммунисты. Сообщалось, что в перевороте принимали участие авиационные и танковые части афганской армии. Судьба президента Дауда была неизвестна.
Реакция резидентуры КГБ в Тегеране на переворот была довольно безразличной. Всем было известно, что Афганистан был в зоне влияния Советского Союза, хотя и считался неприсоединившимся государством. Отношения между правительствами были дружественными. В афганской армии было полно советских военных советников. Так зачем же понадобился военный переворот, думали мы. Еще один прожорливый рот теперь прибавится к социалистическому содружеству, питающемуся из советской экономики. Непонятно было.
Подробности афганских событий мне стали известны только в Москве, во время моего отпуска. Каждому офицеру резидентуры КГБ положен отпуск один раз в год. Большинство офицеров предпочитают брать свой отпуск в летние месяцы, чтобы провести его дома в хорошую погоду. Отпуска планируются и согласовываются с Центром заранее, чтобы не оголять участки работы в резидентуре. Практически право выбора времени отпуска принадлежит самому офицеру в разумных пределах.
В резидентурах ГРУ это не так, по крайней мере это было не так в их тегеранской резидентуре. Решение об отпуске офицера ГРУ принимается в их Центре, и офицер отправляется в отпуск в приказном порядке. Никаких жалоб и эмоций.
Мой отпуск был назначен на июль, но подготовку к нему нужно начинать заранее.
Подготовка эта заключается прежде всего в написании индивидуального отчета о твоей работе за год. В отчет включается все, что было проделано за год. Для тех, кто работает добросовестно и имеет результаты, написание отчета особого труда не составляет. Для тех же офицеров, которые просто отсиживают свое время в резидентурах, это является самой трудной работой. Им приходится высасывать из пальца несуществующие достижения и оправдываться в том, почему тот или иной пункт задания не был выполнен. В мое время таких отчетов было большинство. Сколько раз мне приходилось видеть, а то и помогать офицерам, которые мучились, строя потемкинские деревни в своих отчетах. Каждая фраза вымучивается, чтобы или прикрыть, или повыгоднее оправдать бездеятельность. Особенно в нашей резидентуре маялись офицеры линии «КР», у которых практических результатов вообще не было.
Для меня написание отчета труда не составляло. Было что сказать конкретно по каждому пункту задания. К лету 1978 года у меня было несколько перспективных разработок, одна из которых уже практически приблизилась к вербовке.
Здесь я не называю ни имен, ни других данных своих контактов, так как все они личности реальные и причинять им неприятности я не намерен.
Отчет должен прибыть в Центр примерно за месяц до приезда в отпуск офицера с тем, чтобы с ним могло ознакомиться начальство и затем обсудить его с офицером по его прибытии в отпуск. Те же офицеры, отчеты которых являются словесной трескотней, прилагают все силы для того, чтобы затянуть отправление отчета в Центр и приехать в отпуск раньше отчета. Такие действия рассчитаны на то, чтобы не получить разгон от начальства сразу по приезде и не испортить себе отпуск. К концу же отпуска гнев начальства от бездарного отчета поостынет и можно отделаться «легким испугом».
Перед самым отпуском тебя начинают осаждать «друзья», прося переправить коробочку в Москву. Это в основном сотрудники резидентуры и посольства, не имеющие дипломатических паспортов, а значит, подлежащие таможенному досмотру при пересечении границы. Что же переправляется с дипломатами? Какую такую контрабанду пытаются они скрыть от таможенных властей? Ответ простой — «стратегию». «Стратегия» на жаргоне советской колонии в Иране означала «стратегический товар иранского производства, от продажи которого в СССР можно было получить максимум прибыли». Таким иранским товаром была синтетическая ткань, производимая иранской текстильной промышленностью. Ткань эта была различных расцветок и очень дешевой в Иране. Метр этой ткани на тегеранском базаре в переводе на советские деньги стоил один рубль. В Москве же в комиссионных магазинах за один метр этой ткани платили тридцать пять рублей. Вот вам и 3500 % поистине стратегической прибыли. Все советские покупали эту ткань не десятками, а сотнями метров прямо в штуках. Затем дома эти штуки разрезались и укладывались в коробки из-под виски и переправлялись в Советский Союз. Там эта ткань сдавалась родственниками в комиссионные магазины как минимум по 35 рублей за метр. В одну коробочку можно было затолкать метров 50 ткани. Переправь две коробочки, и вот тебе уже 3500 рублей прибыли на вложенные 35 рублей. Этим бизнесом занимались все без исключения. Вот поэтому каждый отпускник был нагружен как ишак багажом, на две трети состоящим из чужих коробок со «стратегией». Доходы от этого бизнеса были настолько велики, что те, кто регулярно переправлял ткань в Союз, через год могли позволить себе купить дачу или кооперативную квартиру. И главное, что в Москве эта ткань продавалась совершенно легально без спекулянтов в государственных комиссионных магазинах. Исчезала она с прилавков этих магазинов также моментально, принося таким образом прибыль уже магазину. Всем было выгодно.
Не стоит думать, что бизнес этот был уникален только для советской колонии в Иране. Практически каждая страна мира с советской точки зрения имеет «стратегический товар».
Вот здесь-то и можно найти ответ на вопрос, почему при полном отсутствии в магазинах модной западной одежды москвичи довольно прилично одеты. Спасибо советскому дипломатическому корпусу.
За год моего отсутствия Москва сильно изменилась. А может быть, она изменилась только в моих глазах на контрасте с Тегераном, не знаю. Но я видел, что народ стал еще неприветливее, магазины, особенно продуктовые, полупусты. Кругом очереди. Даже в нашем продуктовом магазине недалеко от дома, где еще год назад можно было в любое время купить сосиски, теперь их днем с огнем не сыскать. Люди толпились у пустых прилавков, ожидая, когда «выбросят» колбасу или мясо. Воздух был настолько наэлектризован раздражением, что то и дело тут и там вспыхивали скандалы, особенно в магазинах. Люди вымещали свое раздражение друг на друге.
В Центре я быстро пробежался по начальству. Особо долго со мной никто не беседовал, так как у меня все было в порядке. В качестве благодарности за мои успехи мне помогли приобрести путевку в дом отдыха «Ливадия» на Черноморском побережье Крыма. Обычно подобные льготы предоставляются только старшим офицерам.