Маленький, но очень широкоплечий и плотно сбитый, он производил впечатление квадрата. В молодости он занимался вольной борьбой и был физически хорошо развит, но теперь он растолстел и при ходьбе он широко расставлял ноги и оттопыривал руки в стороны. Круглая голова безо всякой шеи сидела прямо на плечах. Круглое же, толстое, лоснящееся, постоянно улыбающееся лицо было олицетворением полной глупости. Дятлов постоянно говорил с каким-то смешком в голосе и все время старался шутить. Однако шутки его были невыносимо плоскими.
К моему приезду он уже пробыл в должности полтора месяца и успел зарекомендовать себя как абсолютный бездельник и невежда. Он совершенно не работал, хотя у него были довольно большие обязанности. Он должен был принимать посетителей, как советских, так и иностранных, вести переписку с МИД СССР, посещать МИД Ирана для переговоров по визовым и прочим вопросам и т. д. Ничего этого он делать не хотел, поначалу оправдываясь незнанием обстановки и вхождением в курс дела.
До этого все мы в консульстве были офицерами КГБ и, хотя у каждого из нас была основная работа в резидентуре, консульские обязанности мы выполняли, деля их между собой, невзирая на ранги. Мы считали эту работу бременем, однако делать ее было необходимо. Здесь же перед нами сидел человек, у которого не было других обязанностей, кроме консульских, и выполнять их он не собирался. Вскоре нас это начало раздражать. Дятлов или сидел весь день в кабинете, тупо глядя в местную газету на английском языке, знание которого у него было на уровне начальной школы, или пропадал где-то по целым дням. На вопросы о том, где он пропадал, следовал наглый ответ: «По консульским делам». Вскоре выяснилось, какие такие «консульские дела» занимали день Дятлова. Он посещал руководителей различных советских организаций в Тегеране и, по сути дела, напрашивался на обеды. Естественно, что никто консулу не отказывал. Какой начальник организации не мечтает иметь «у себя в кармане» заведующего консульским отделом посольства, который имеет в руках всю легальную власть.
В конце концов наступил момент, когда один наш офицер не выдержал и прямо спросил Дятлова, когда он собирается начинать работать и выполнять свои прямые обязанности. Вопрос был поставлен прямо и остро, Дятлов уже не мог, как раньше, отделаться шуткой, и он показал свое настоящее номенклатурное нутро.
— Я сюда не работать приехал, — надменно и грубо сказал он, — а командовать тобой и такими, как ты! А если еще раз попробуешь на меня давить, то я на тебя такой грязи налью, что ты перед шефом никогда не отмоешься. Я уже про вас всех все знаю.
Шефом Дятлов называл резидента КГБ, которого считал своим опекуном. Дятлов был осведомителем КГБ, и у него была даже кличка Александров. Интересно, что все стукачи выбирают себе благородно звучащие псевдонимы, стараясь, видимо, компенсировать подлость своей натуры. Как и все стукачи, Дятлов считал себя влиятельным и близким к резиденту. Однако он глубоко ошибался. Фадейкин, встретившись с ним один раз, сказал: «Больше видеть не хочу этого безмозглого подлеца и доносчика!» Он передал его на связь офицеру безопасности. Однако все пустяк для дурака.
Наш офицер доложил о поведении Дятлова резиденту, но тот только руками развел. Что с дурака возьмешь. Однако обещал выговорить Дятлову как куратор по консульским вопросам.
Нужно сказать, что Дятлов был полным идиотом в интеллектуальном плане, но совсем не в житейском. Он обладал животной хитростью и воровской наглостью. Работа же в партийном аппарате научила его, что в советском обществе все дозволено. Неверно сказать, что Дятлов игнорировал консульские дела. Он очень хорошо изучил финансовое положение консульства и сделал для себя собственные выводы. И вот вскоре я начал замечать странные вещи.
В нашем консульстве, как и во всех других, для того чтобы получить визу, нужно было заполнить визовые анкеты. Всегда эти анкеты выдавались посетителям бесплатно. Они лежали у коменданта на столе, и кто угодно мог их взять. Вдруг анкеты исчезли. Мне однажды потребовались анкеты для оформления визы одному из наших контактов для негласной поездки в СССР, но найти я их не смог. Они оказались в столе дежурного коменданта под замком. Комендант объяснил, что он положил их туда по приказу Дятлова.
Все анкеты теперь были сброшюрованы по сто штук в пачке, и заведена специальная тетрадь для учета их расхода. Но самое невообразимое заключалось в том, что анкеты теперь продавались посетителям за деньги. Дятлов приказал комендантам взымать плату за каждую анкету в сумме, эквивалентной двум долларам. Для получения визы нужно заполнить две анкеты, значит, посетитель платил четыре доллара. Комендант сказал, что специальная тетрадь заведена не для учета анкет, а для учета поступающих денег и Дятлов держит это под строгим контролем. По вечерам он с женой раскладывает анкеты по пачкам и затем выдает их коменданту под расписку. В конце дня он пересчитывал анкеты и полученную выручку и устраивал коменданту разнос, если тот выдал анкеты бесплатно. Ну совершенно как диккенсовский Скрудж.
На мой вопрос о причине этого нововведения Дятлов, не моргнув глазом, ответил, что консульский отдел переходит на самоокупаемость и этот вопрос согласован с послом. Вырученные деньги будут тратиться на необходимые для работы канцелярские товары и прочие нужды. Зная отношение посла к финансовой самостоятельности кого бы то ни было, я Дятлову не поверил и оказался совершенно прав. Забегая вперед, скажу, что когда два года спустя один из наших офицеров постарался поймать Дятлова за руку в его воровских делах, то, проводя личное расследование, он подсчитал, что Дятлов только от продажи анкет положил себе в карман сумму в иранской валюте, равную 50 тысячам долларов.
Человек он был настолько подлый, что не останавливался ни перед чем, чтобы нажиться. К нам в консульство постоянно ходила старая женщина из белых русских. Ей было где-то лет под 80. Все родственники у нее в Иране умерли, и жила она совершенно одна. Эта женщина откровенно хотела переехать на жительство в Россию, чтобы, по ее словам, «хоть умереть на родной земле». Нам, однако, было совершенно ясно, что никто ее на жительство в СССР не примет, учитывая ее возраст и отсутствие родственников. Мы ей прямо это и объясняли. Но она продолжала приходить в консульство и умолять всех нас. И настолько это было жалкое зрелище, что, будь на то моя воля, я бы сам за нее заплатил, но советские законы неумолимы. Но вдруг все изменилось. Если раньше наша старуха сидела в приемной и была развлекаема комендантами, то теперь при каждом визите она прямо проходила в кабинет Дятлова и просиживала там по часу, а то и по два. Все это выглядело очень странно, и я решил выяснить, что же происходит на самом деле. Как-то утром я увидел нашу постоянную посетительницу в приемной. Она больше не плакала, а, напротив, выглядела веселой и жизнерадостной. Я пригласил ее к себе в кабинет, и она согласилась со мной побеседовать, заметив при этом довольно гордо, что имеет теперь дело лично с консулом Дятловым, который сказал, что по всем вопросам она должна обращаться только к нему.
— Вот вы мне все говорили, — начала она, глядя на меня своими добрыми глазами, — что меня в Россию на жительство не примут. Мол, стара и родственников нет. А вот ваш консул, Владимир Иванович Дятлов, дай бог ему здоровья, все устроил. Он все мои бумаги уже послал в Москву в Верховный совет и оттуда, он говорит, получил уже предварительную положительную реакцию. Теперь я спокойна. Я знаю, что скоро буду на Родине. Я уже и готовиться к переезду начала. Сняла все сбережения и забрала ценности из банка и передала их на хранение Владимиру Ивановичу. Он сказал, что банки сейчас ненадежны, и я с ним согласна. Ну, заговорилась я с вами, — она поднялась, — мне пора к Владимиру Ивановичу. Сегодня мы с ним будем обсуждать вопрос о продаже моего дома.
Сразу же после этого разговора у меня возникло сильное подозрение. Я пошел в нашу канцелярию и просмотрел папки с перепиской о переселении в СССР. Как и ожидалось, никакой информации по делу русской старухи там не было. Не знала ничего по этому вопросу и секретарша, через которую проходят все дела и корреспонденция. Все было ясно. Дятлов старается завладеть состоянием старой женщины, дурача ее с переселением. Он рассчитывал, что она долго не проживет и после ее смерти все достанется ему.
Насколько же подлым нужно быть человеком, чтобы так холодно и расчетливо играть жизнью беззащитного доверчивого старого человека. До сих пор такие характеры встречались мне только в классической русской литературе, а здесь эта достоевщина происходила прямо рядом со мной. В тот момент у меня было только одно желание — войти в кабинет Дятлова и бить по его вечно улыбающейся, толстой лоснящейся роже чем попало до тех пор, пока не испустит дух эта тварь. Но этого, к сожалению, я сделать не мог. Я доложил обо всем резиденту, тот — послу. Дятлову было приказано все вернуть старой женщине. Он, как всегда, отговаривался и прикидывался непонимающим идиотом, но обещал все вернуть. Кстати, все ценности, не считая денег, помещались в небольшом мешочке. Там было два слитка золота, золотые монеты и несколько довольно крупных бриллиантов.
Позднее Дятлов сказал, что вернул все ценности и деньги старухе, однако этого никто не видел и свидетелей тому не было. Сама же старуха исчезла и в консульстве больше не появлялась. Что с ней стало, мне неизвестно.
Случай со старухой единичным не был. Подобное же произошло с одним иранским азербайджанцем, у которого были родственники в СССР и который хотел переехать на жительство в советский Азербайджан. Дятлов «вел дело» этого азербайджанца, обещая ему золотые горы на родине. В результате азербайджанец развелся с женой, которая переезжать в СССР не хотела, продал дом и уволился с работы, ожидая, что вот-вот получит визу на переезд. Он каждый день приходил в консульство и справлялся о визе. В конце концов выяснилось, что никакой визы он получить не мог, так как Дятлов даже и не подумал направлять его бумаги в Москву, кормя азербайджанца обещаниями на протяжении полутора лет. Это дело вскрылось случайно. Дятлов был в отпуске в Москве, и новый консульский работник, приняв азербайджанца, совершенно честно и откровенно объяснил ему, что не может найти никаких документов по его делу. Поняв, что его надули, азербайджанец пришел в бешенство. Он кричал, что зарежет Дятлова, даже если для этого ему потребуется нелегально перейти советскую границу. Он написал официальную жалобу на имя посла, в которой, кроме всего прочего, указал, что дал Дятлову взятку для ускорения дела в размере десяти тысяч долларов. Зная Дятлова, мы все верили азербайджанцу, но посол предпочел назвать это провокацией. Не знаю, что бы произошло, но приближающиеся революционные волнения не дали азербайджанцу выполнить свои угрозы в отношении Дятлова.