1 мая 1979 года в Тегеране был убит террористами аятолла Мортеза Мотахари. Ответственность за эту акцию взяла на себя организация «Форган». Власти говорили, что организация «Форган» является ультралевой и ее основная цель — борьба с Исламской Республикой и уничтожение видных деятелей духовенства. Это для нас звучало довольно странно. Во-первых, Мотахари не был ярым поборником политики Хомейни. Он скорее принимал сторону аятоллы Талегани, сетуя на чрезмерную жестокость властей по отношению к оппозиции. Убивать такого прогрессивного с точки зрения левых сил муллу означало только одно — ослаблять свои собственные позиции. Во-вторых, никто из наших контактов среди левых ничего не знал и не слышал об организации «Форган». Это тоже было странно, так как подобного рода организации если не общаются друг с другом, то, по крайней мере, знают друг о друге. «Форган» же после совершения убийства Мотахари как бы растворилась.
Таинственность этого фантома «Форган» вскоре разъяснилась для нас в резидентуре КГБ. В конце мая властями было сообщено, что на жизнь ходжатольэслама Хашеми-Рафсанджани было совершено покушение в его собственном доме. Ответственность за эту акцию взяла на себя опять же организация «Форган». Однако через несколько дней резидентура через свои источники получила достоверную информацию о том, что в действительности произошло в доме Рафсанджани. К Рафсанджани вечером пришли двое его старых друзей еще по шахскому времени. Охрана их пропустила по распоряжению Рафсанджани. В начале вечера все было пристойно, но по мере обсуждения политики новых властей страсти разгорелись и завязалась драка. В результате потасовки был произведен один случайный выстрел из пистолета, принадлежавшего Рафсанджани, из которого последний и был легко ранен. Телохранители Рафсанджани растащили дерущихся, и все могло бы обойтись тихо, не останься на лице Рафсанджани огромный синяк вокруг глаза. Это нужно было как-то объяснить народу. И вот на сцене опять появилась организация «Форган». Позднее эта организация «совершила» еще пару террористических актов. Как и прежде, ее жертвами пали люди, в чем-то не соглашавшиеся с политикой духовенства. Феномен «Форган» был использован еще и для того, чтобы официально ввести в действие институт специальных телохранителей для защиты религиозных и политических деятелей от покушений.
В начале мая 1979 года был сделан еще один серьезный шаг на пути укрепления положения пришедшего к власти духовенства. Хомейни приказал создать Корпус стражей революции («Пасдаран-е Энгелаб»). Этот корпус должен был стать личной гвардией новых властей, «железной рукой», проводящей политику духовенства в жизнь. Очень похоже на создание ВЧК в России сразу же после прихода партии Ленина к власти.
Этот шаг был совершенно неизбежным, так как союзники духовенства в свержении монархии в Иране теперь превращались в их противников. Левые силы с их многотысячными вооруженными формированиями не были допущены к власти и теперь представляли угрозу режиму. В армии было очень много прошахских элементов, которые также представляли угрозу для духовенства. Хомейни было нужно свое преданное вооруженное формирование. Как Ленину ВЧК — вооруженный отряд партии. И вот такой силой стал Корпус стражей революции. Этот корпус придавался под командование Исламского революционного совета.
В Корпус стражей набирались в основном молодые люди из глубоко верующих мусульман и преданных новому режиму. Таких молодых парней, не только глубоко верующих, но хорошо физически развитых, было в Иране предостаточно во все времена. Дело в том, что традиционный иранский атлетизм и борьба, культивирующаяся с незапамятных времен в Зурхане (Домах силы), были напрямую связаны с исламом и Кораном. Разминка, упражнения, поднятие тяжестей и борьба всегда по ритуалу сопровождаются чтением строк Корана. Это было как бы единовременным развитием тела и духа и способствовало достижению лучших результатов в спорте. С незапамятных времен Зурхане всегда находились под влиянием иранского духовенства. Власть духовенства в Иране теперь была близкой для этих спортсменов. Идеология ислама была их идеологией. Поэтому на призыв Хомейни откликнулись многие и недостатка в добровольцах не было.
Одновременно с этим в Корпус стражей революции влился довольно большой процент еще одной очень религиозно настроенной части иранского общества — уголовные элементы. Уж не знаю почему, но практически во всех странах мира представители уголовного мира всегда являются глубоко верующими людьми. Возьмите, например, итальянскую мафию в США или уголовников в СССР, все они в основном верующие. Иран не являлся исключением из этого правила. И вот теперь у уголовников появилась возможность из антисоциальных элементов превратиться в опору новой власти, охраняя ее с оружием в руках. Одновременно можно было использовать это положение для сведения счетов со своими старыми врагами.
Кроме того, левые организации федаев и муджахидов, предвидя, против кого будет вскоре применен Корпус стражей, направили своих секретных членов в это новое формирование. В их задачу входило информировать свои организации о планах властей против них.
В Корпус также влились и члены некоторых революционных комитетов, о которых упоминалось ранее. Так что состав Корпуса стражей первого набора был довольно разношерстным. Однако выглядели они приличнее, чем члены революционных комитетов. У них была единообразная полевая форма, большинство из них отпустили бороды. Головы были или бриты наголо или коротко острижены. В холодное время года они носили куртки натовского образца цвета хаки.
На первых порах они были вооружены только автоматическими винтовками, однако со временем планировалось вооружить их до зубов, создавая даже танковые и авиационные формирования из стражей революции.
С первых же дней существования Корпуса стражей революции в его структуре был создан отдел распространения исламской революции за границей. Однако это название настолько прямо и открыто говорило о намерениях духовенства во внешней политике, что его быстренько заменили на иностранный отдел.
Стражи сразу же превратились в реальную власть в стране. Они были везде и вмешивались во все. Их можно было видеть с армией, полицией, административных органах, в МИД Ирана. Были они и в новой службе безопасности, набираясь опыта, а заодно присматривая за бывшими шахскими служащими. Стражей революции теперь можно было видеть на вокзалах, в аэропорту, на таможне… Ну, в общем, где угодно. Они вмешивались и лезли во все, независимо от того, имели ли они компетенции в вопросе или нет.
Для нас, как и для всех иностранных дипломатов, трения со стражами возникали всегда, когда поднимался вопрос о дипломатической неприкосновенности самого дипломата или его багажа. На почте, на таможне, на улице, когда тебя останавливает молодой здоровенный парень с автоматом и хочет обыскать тебя и машину. И попробуй доказать ему, понятия не имеющему о международных отношениях, что он не имеет права трогать дипломата. Да вот оно его право, в его руках — АВТОМАТИЧЕСКАЯ ВИНТОВКА! Пойди поспорь с этим. Лучшим средством сохранения нервной системы было избежание каких бы то ни было контактов со стражами. Однако это не всегда удавалось, поскольку мне, например, в силу консульских обязанностей часто приходилось бывать в МИДе и в полиции. И при каждом визите теперь с обычным чиновником присутствовал страж, чтобы тот «шахский чиновник чего не нашпионил». Это могло бы быть смешно, если бы не было так грустно.
С созданием Корпуса стражей революции шпиономания в Иране была взвинчена до невероятных пределов. Каждый иностранец в пропаганде объявлялся шпионом, делающим все, «чтобы задушить молодую Исламскую Республику». Ну точно как в России при Ленине. По радио и телевидению передавались специальные номера телефонов, по которым нужно было звонить при обнаружении подозрительных действий иностранцев или появлении автомашины с дипломатическими номерами в городе. Эти обстоятельства невероятно затрудняли разведывательную деятельность в новых условиях. Если при шахе нам противостоял только САВАК и мы знали, куда нужно глядеть, чтобы не попасться, то теперь опасность подстерегала за каждым углом. Раньше население в эти шпионские игры не вмешивалось. Теперь же его прямо призывали выслеживать дипломатов и доносить на них. А ведь в любой стране мира можно найти множество желающих поиграть в контрразведку.
Исламская Республика продолжала утверждаться. Большинство женщин, включая и немусульманок, теперь были вынуждены носить головные платки и чулки даже в самую жаркую погоду. Уверения Хомейни в том, что права религиозных меньшинств не будут ущемлены, остались пустым звуком. Теперь власти требовали от армянской общины прекратить совместное обучение девочек и мальчиков в школах. Ношение галстуков мужчинами было отменено. Наши чистые дипломаты теперь перед выходом с территории посольства снимали галстук, а затем надевали его при возвращении. Это проделывалось даже тогда, когда им нужно было только перейти улицу для того, чтобы зайти в консульство или клуб. До чего же можно взвинтить трусость. Ведь на иностранцев правило о галстуках не распространялось.
Хомейни объявил об изменении брачного возраста. Теперь мальчикам разрешалось жениться в 15 лет, а девочки могли выходить замуж с 13 лет. Так, мол, гласит Коран.
Революционные суды продолжали действовать по всей стране. Их главой теперь был аятолла Хальхали, человек нервный, вспыльчивый и скорый на расправу. Что-то в его внешности было маниакальное. Говорили, что во времена шахского режима он находился в лечебнице для душевнобольных. Однако мало ли здоровых людей держат по таким заведениям при диктаторских и тоталитарных режимах. При Хальхали процедура слушания дел обвиняемых в революционных судах неимоверно ускорилась. Теперь только зачитывалось обвинение и сразу после этого судья-мулла произносил приговор. Приговор теперь выносился только один — расстрел. По городу ходили неимоверные истории о бесчинствах революционных судов. Так, например, простая женщина пожаловалась в местный комитет на своего мужа за грубое с ней обращение и попросила его арестовать на одну ночь с тем, чтобы немного припугнуть. Придя наутро забирать своего мужа из комитета, женщина к своему ужасу обнаружила, что он ночью был расстрелян вместе с другими как контрреволюционер.