т. д. Собираемая секретными членами компартии информация, как правило, оседает в международном отделе ЦК КПСС. Важность этой информации невозможно переоценить. По сравнению с ней информация, получаемая КГБ, является мелкими орешками. Именно поэтому ЦК КПСС категорически запрещает КГБ даже приближаться к коммунистическим партиям, не говоря уж о том, чтобы вербовать их членов. И именно поэтому советское руководство особенно не протестует против травли КГБ западной прессой. В действительности, пока западные контрразведки гоняются за КГБ и ГРУ, международный отдел ЦК получает наисекретнейшую информацию, поставляемую секретными членами коммунистических партий этих стран. По инициативе международного отдела в странах Запада могут организовывать массовые забастовки опять же через секретных членов компартий, внедренных в руководство профсоюзов. В демократических же странах Запада коммунистические партии находятся на легальном положении, и никто не может им запретить поддержание открытых контактов с «братской» коммунистической партией Советского Союза. Естественно, что контрразведки западных стран приглядывают за своими коммунистическими партиями, однако они ищут контакты между последними и КГБ. А контактов этих нет и быть не может.
Имена секретных членов коммунистических партий держатся в строжайшей тайне. Они неизвестны не только простым членам партии, но и даже большинству членов центрального комитата партии. Ими, как правило, руководит член центрального комитета, отвечающий за партийный контроль, обычно неприметная теневая фигура в компартии, не стремящаяся к широкой известности. Это к нему стекается вся информация, и это через него она уходит в Москву.
Председатель отдела партийного контроля ЦК коммунистической партии наряду с другими членами ЦК поддерживает открытые контакты с советской стороной. Контакты эти могут осуществляться следующим образом. Почти в каждом посольстве есть представитель международного отдела ЦК КПСС, но официально его должность так не называется. Иностранцам он известен как советник посольства, отвечающий за поддержание контактов с дружескими партиями, включая и коммунистическую. Этот «советник» среди прочих своих контактов может официально встретиться и с председателем партийного контроля местной коммунистической партии, и получить информацию. Встречи с председателем партийного контроля могут быть организованы и в третьей стране, и в Советском Союзе. Такие методы используются в условиях западных демократий, где деятельность коммунистических партий ограждена законом.
В Иране же сразу после революции ситуация была совершенно иная. Хотя уже через несколько дней после прихода к власти нового режима премьер-министр Базарган легализовал все политические партии, включая и коммунистическую партию Ирана «Туде», в Москве с сомнением отнеслись к тому, что новые власти будут благосклонно смотреть на открытые контакты «Туде» с советским посольством. В этой связи обсуждался вопрос о возможности передачи «Туде» на связь профессиональным разведчикам из резидентуры КГБ в Тегеране. Резидент Шебаршин перед своим отъездом в Тегеран был предупрежден об этой возможности, и она ему явно не импонировала, как, впрочем, и всему руководству разведки КГБ. Поддержание контактов с местной коммунистической партией во враждебных условиях считается в КГБ рытьем собственной могилы, в которую рано или поздно свалится тот, кто поддерживает этот контакт. В КГБ не без основания уверены, что иностранные компартии нашпигованы агентами контрразведок и рано или поздно провал неминуем. Вот именно этим и была вызвана столь отрицательная реакция Шебаршина на контакт с нами связного от партии «Туде».
Однако отрицательное отношение КГБ к этому вопросу мало кого интересовало в ЦК КПСС. Там было принято решение, и КГБ должен был беспрекословно его выполнять. На сообщение резидентуры в Центр о первых контактах со связным партии «Туде» из Москвы пришел ответ, подписанный не обычным псевдонимом начальника 8-го отдела, или начальника разведки, или даже председателя КГБ, а одним из руководителей международного отдела ЦК КПСС Ульяновским. В той телеграмме говорилось, что резидентура должна продолжать принимать сообщения от связного «Туде» и немедленно сообщать их содержание в международный отдел ЦК КПСС. При этом давался отеческий совет соблюдать осторожность. Так начались наши контакты с партией «Туде». И контакты эти выпали на мою долю, поскольку я сидел в консульстве. Естественно, что меня такая ситуация совсем не устраивала. Во-первых, у меня и без того работы было по горло по линии «Н». А в резидентуре в то время было полно офицеров вообще без каких-либо контактов. Я высказал свои возражения резиденту, однако это не возымело действия. Он не любил, когда ему перечили. Не найдя логических доводов в пользу моей вовлеченности в это дело, Шебаршин властью резидента приказал мне продолжать контакты. Я потребовал, чтобы он сообщил об этом в Центр, прекрасно понимая, что управление «С» никогда не согласилось бы на мои контакты с местной компартией. Шебаршин ответил, что делать это не намерен. Спорить было бесполезно, однако я оставил за собой право доложить об этом руководству в Центр во время своего отпуска. А пока мне предстояло выполнять приказ. А приказы в армии, как известно, обсуждению не подлежат.
Теперь курьер от партии «Туде» появлялся в консульстве почти каждые две недели. Он продолжал приносить документы возвращавшихся иранцев. Но это было только прикрытие для его визитов. Основной же целью была передача нам информации от генерального секретаря партии Киянури. Эта информация передавалась нам в виде уже упомянутых маленьких записочек, исписанных четким мелким почерком самого Киянури.
В основном содержание этих записок касалось организационных вопросов и во многих случаях было нам непонятным. Киянури использовал кодовые слова, значение которых было известно в международном отделе ЦК КПСС. Тегеранской же резидентуре КГБ было дано указание точно переводить содержание донесений и немедленно направлять их в Москву телеграфом. Оригиналы должны были отправляться в Москву дипломатической почтой. Мне довольно часто приходилось переводить эти записочки, и, не зная значения кодовых слов, понять я их правильно не мог. Например, что-то в этом роде: «Мероприятие “Гаймар” успешно начато. О результатах сообщим позже». И тому подобное.
В каждом донесении наряду с организационными вопросами Киянури уделял немного внимания описанию политического положения в стране. При описании общего политического положения в стране Киянури был довольно объективен. Но вот когда дело доходило до положения его собственной партии в политической структуре страны, то здесь его объективность полностью исчезала.
В своих донесениях Киянури представлял партию «Туде» как весомую политическую силу, находящуюся близко в правящей верхушке и оказывающую влияние на развитие событий в стране. В своих записках он часто употреблял выражения «источники, близкие к Хомейни» или «источники, близкие к президенту», однако никогда имен не называл даже по нашей просьбе. Киянури представлял партию «Туде» как ведущую и направляющую силу в левом движении. Он говорил, что популярность его партии растет среди молодежи и в нее постоянно вступают новые члены. Организации муджахидов и федаев, по его словам, смотрели на руководство «Туде» как на опытных закаленных бойцов и всегда прислушивались к их советам. И тому подобное.
В реальности же положение партии «Туде» было совсем другим. Сразу же после возвращения Киянури в Иран в апреле 1979 года состоялся конгресс партии «Туде». По завершении работы конгресса был выпущен итоговый документ, который в целом сводился к почти полной поддержке Исламской Республики. В этом документе тудеисты предприняли даже попытку теоретически обосновать возможность сближения между исламом и марксизмом на «данном этапе исторического развития». Объемистый этот документ был, естественно, передан нам для направления его в Москву, и одному из наших офицеров пришлось долго корпеть над его переводом. По суконности своей язык итогового документа конгресса «Туде» напоминал в точности язык газеты «Правда».
Объявляя поддержку Исламской Республике, партия «Туде» хотела быть ближе к правящей верхушке. Так было запланировано еще в Москве. Однако этого не произошло. Партию «Туде» никто серьезно в Иране в расчет не принимал. Численность ее была очень маленькой, не более двух тысяч человек. Их этого числа большинство составляли старые члены «Туде» и члены их семей. Своих вооруженных формирований «Туде» не имела и поддержкой среди какой-либо части населения не пользовалась. Для власти «Туде» никакой угрозы не представляла, кроме того, что они были ставленниками Москвы. Они не подвергали ее нападкам, но и не хвалили ее как своего союзника. Духовенство просто игнорировало существование «Туде», предоставив им вариться в собственном соку до поры до времени.
С левыми силами отношения не были столь любовными, как это пытался представить в своих донесениях Киянури. Организации муджахидов и федаев рассматривали партию «Туде» как «красную руку Москвы», как партию, которая не принимала никакого участия ни в подготовке, ни в захвате власти, а отсиживалась в Советском Союзе. Они напрочь отвергли попытки «Туде» встать во главе левого движения. Они осуждали «Туде» за слепую и полную поддержку духовенства ради собственных политических выгод. Они осуждали попытки агентов «Туде» переманивать членов левых организаций на свою сторону. Нужно сказать, что попытки эти оказались безуспешными.
«Туде», в свою очередь, вторя обвинениям Хомейни, обвиняла муджахидов и федаев в недоверии к властям, в нежелании подчиниться и сдать оружие. Такая политика вносила еще больший раскол в левое движение и полностью играла на руку иранским властям.
Но для чего «Туде» нужно было искажать факты в своих донесениях в Москву? Почему не могли они обрисовать положение как оно есть? Потому что реальное положение противоречило требованиям и планам Москвы. А эти планы сводились к тому, чтобы объединить все левые силы в Иране (муджахидов и федаев) под эгидой «Туде», создав таким образом сильный левый фронт, который мог быть реальной оппозицией режиму духовенства. Москва планировала оказывать левому фронту помощь оружием и деньгами и в конце концов привести левые силы к власти, пусть даже путем гражданской войны. Но этому не суждено было осуществиться из-за нетерпеливости, чванства и высокомерия руководства «Туде», которое считало ниже своего достоинства заигрывать с молодым руководством муджахидов и федаев, завоевывая их расположение. Таким образом, не получилось не только левого фронта, но и сложилась обстановка открытой враждебности «Туде» по отношению к остальным левым силам Ирана. Позднее резидентурой были получены сведения о том, что когда иранские власти начали физическое уничтожение организаций муджахидов и федаев, то «Туде» принимала активное участие, помогая властям отыскивать конспиративные квартиры этих организаций.