И вот наступило время отпуска Гусейнова, и он, ни о чем не догадываясь, отбыл в Москву. Это было удобное время для получения вещественных доказательств. Нужно сказать, что с самого начала расследования обо всем было известно послу и представителю ЦК партии, но на этот раз они не вступились за жулика, как это случалось прежде довольно часто. Дело было в том, что Гусейнов был настолько глуп и жаден, что он не посчитал нужным поделиться своими доходами и таким образом обрести себе покровительство. Теперь посол стоял на стороне закона. «Да, нужно пресечь такие вещи!» Он дал разрешение на негласное вскрытие сейфа Гусейнова в его отсутствии и фотографирование содержимого. Офицер безопасности беспокоился, что вдруг Гусейнов перепрятал деньги. Но его волнения оказались напрасными. Сейф был аккуратно вскрыт техническим специалистом резидентуры КГБ при свидетелях, и там оказались пачки американских долларов и западногерманских марок. Деньги были пересчитаны, сфотографированы и положены назад в сейф. Весь материал с показаниями свидетелей был направлен в Москву. Офицер безопасности ликовал по поводу того, что хоть одного жулика удалось поймать по всем правилам. Теперь ему уже не отвертеться.
Но вот прошло время, и Гусейнов как ни в чем не бывало вернулся в Тегеран, до сих пор ничего не зная о случившемся. На запрос резидентуры по этому поводу из Москвы пришел ответ, говоривший, что все соответствующие процедурные меры были приняты для остановки командировки Гусейнова. Однако они немного запоздали, что и дало возможность последнему вернуться в Иран. Вот вам и стопроцентная эффективность КГБ.
Что же произошло дальше? Читатель, наверное, думает, что Гусейнова схватили бравые молодчики из резидентуры КГБ, скрутили ему руки, укололи успокаивающим средством и отправили в Москву ближайшим рейсом «Аэрофлота». Ведь именно так и представляются действия КГБ во многих столь популярных на Западе книгах.
На самом же деле ничего подобного. Гусейнов продолжал спокойно работать в своем представительстве и самостоятельно отправился в Москву через три месяца, когда его вызвали на совещание в центральном аппарате Совэкспортфильма. Оказавшись в Москве и наконец узнав, что власти все известно о его деятельности, Гусейнов ничуть не смутился, а начал применять старый известный прием: лучшая защита — это нападение. Вот и начал он нападать на всех, на кого можно, особенно на КГБ, обвиняя резидентуру в том, что они специально все это ему подстроили и положили деньги в его сейф. Он написал письмо в ЦК КПСС, что его, ветерана войны, оболгал КГБ и прочее. И что же? Несмотря на все неопровержимые доказательства, против Гусейнова не было возбуждено никакого уголовного дела и его вообще оставили в покое. Видимо, спохватившись или поняв намек, он уже дал кому-то в лапу там, в Москве.
Для того чтобы показать особо скептически настроенному читателю, что подобное происходило не только в Иране, приведу в качестве примера Аркадия Шевченко, бывшего заместителя генерального секретаря ООН, перебежавшего к американцам. В своей книге он описывает, как проявлял особую осторожность, чтобы не попасться в поле зрения КГБ. Однако КГБ заметил его странное поведение, и об этом было доложено в Москву за шесть месяцев до того, как Шевченко сбежал. Москва никак не отреагировала на сообщение нью-йоркской резидентуры. Для резидента это означало только одно: «Оставьте Шевченко в покое». И Шевченко в покое оставили. Напрасно он крутился по улицам Нью-Йорка на своей автомашине, пытаясь обнаружить слежку КГБ. Никакой слежки за ним не было, да и быть не могло. Единственное, что могла сделать резидентура КГБ человеку в его ранге, — это проинформировать Москву о его поведении, и больше ничего. Все остальное — фантазия.
Мне об этом известно из первых рук, от самого генерала Дроздова, который был тогда резидентом КГБ в Нью-Йорке. Вернувшись в Москву, он стал начальником Управления «С» КГБ, где и состоялась наша беседа. Он сказал, что, сообщив в Москву по делу Шевченко и не получив никакой реакции, резидентура обезопасила себя и умыла руки. По крайней мере, после бегства Шевченко никто не задавал в Москве глупых вопросов, «куда же смотрел КГБ».
Часть четвертая. А как поступил бы товарищ Ленин?
Глава 15
28 декабря 1979 года Советский Союз ввел свои войска в Афганистан. Причиной этого шага послужили предшествующие события.
Политика режима Тараки по переустройству афганского образа жизни на коммунистический привела к началу волнений и восстаний населения Афганистана. Первое событие подобного рода произошло 22 марта 1979 года в городе Герате, где пуштунское население восстало против произвола центральной власти и устроило страшную резню среди представителей коммунистической власти и советских специалистов. Зверства были неимоверные. Толпы пуштунов не щадили ни детей, ни женщин. Город находился в руках восставших три дня, после чего это выступление было жесточайшим образом подавлено правительственными афганскими войсками. Нужно сказать, что как в то время, так и впоследствии жестокости в обращении с оппозицией было хоть отбавляй у обеих сторон.
Атаки партизан на крупные города продолжались. К лету 1979 года из 28 провинций Афганистана спокойными были только четыре. Участились случаи неповиновения в рядах афганской армии, которая не хотела участвовать в подавлении своего собственного населения. Переход солдат на сторону партизан стал обычным явлением.
Положение дел для коммунистического режима в Афганистане сложилось тяжелое. Тараки терял контроль. В этой ситуации на первый план стала выдвигаться новая сильная личность — Амин.
Хафизулла Амин родился в 1929 году, пуштун по национальности. Он получил образование в Кабуле и затем, как ученик, обладающий высокими способностями, был направлен в США для продолжения учебы. Он избрал себе профессию педагога и, вернувшись в Кабул, работал учителем в колледже. Вскоре он опять отбыл в США для обучения в аспирантуре. Люди, знавшие его в то время, говорили, что политикой он не интересовался. Важнее всего для него была карьера. И вот вдруг в США в 1963 году он примкнул к левому движению афганских студентов. Вернувшись в Кабул в 1965 году, он посвятил себя полностью политической деятельности в крыле «Хальг» народно-демократической партии Афганистана. И проявил себя умелым организатором и прекрасным вербовщиком новых членов. Вскоре он стал близок к руководителю «Хальг» Тараки. В партии Амин окружил себя пуштунами, ему лично преданными. Он стал обладать большим влиянием в партии. Про Амина говорили, что коммунистическая или какая другая идеология его мало интересует. Главное для этого человека — это добраться до вершин политической власти.
Такой власти Амин достиг в начале 1979 года, когда президент Тараки назначил его главой правительства. Умело маневрируя, Амин прибирал к рукам все больше и больше власти. Будучи человеком радикальным, он с еще большей жестокостью, чем Тараки, начал репрессии против остатков второго крыла НДПА «Парчам». Члены «Парчам» были удалены со всех постов в государственном аппарате, брошены в тюрьмы и во многих случаях казнены. Освободившиеся должности Амин заполнял своими людьми. Он фактически руководил страной, однако предпочитал пока оставаться в тени за спиной Тараки. Поскольку вся государственная система был полна советников из Москвы, нашим людям было известно даже то, что происходило на самом верху. Так, было известно, что Амин постоянно подогревал недовольство Тараки засилием русских советников и их вмешательством во все дела. Например, это с подачи Амина Тараки выступил с протестом по следующему поводу. Во время визита в Кабул в то время еще начальника ПГУ КГБ СССР Крючкова и его встречи с президентом Афганистана Тараки заявил: «Вот вы уверяете меня в дружбе и полном доверии. Тогда объясните мне, почему кроме официального представительства КГБ в Кабуле в советском посольстве существует еще и резидентура КГБ. Какие у нее функции? Против кого она работает?» Крючков заверил Тараки, что ничего подобного не существует и это заблуждение. Тогда Тараки назвал фамилию офицера кабульской резидентуры КГБ — Кухта. Крючков обещал разобраться и разобрался. Кухта был немедленно отправлен в Москву. Позднее его направили в тегеранскую резидентуру. Нужно сказать, что кабульская резидентура ничего не потеряла с его отъездом. Кухта был хоть и молодым офицером, но полнейшим ленивым бездельником.
Положение коммунистического режима в Афганистане продолжало постоянно ухудшаться. Власть правительству Амина принадлежала только в больших городах, сельские местности контролировались партизанами. Кольцо вокруг Кабула сужалось. Коммунистический режим в Афганистане стоял на грани катастрофы.
В Москве такое положение вызывало сильное беспокойство. Как же, столько денег вложено, и все напрасно. К тому же, пади кабульский режим, это может повлечь за собой цепную реакцию в странах с просоветскими режимами и активной вооруженной оппозицией. Этого советские власти никак не хотели. Поэтому они судорожно искали решение проблемы. Одним из вариантов такого решения было создание коалиционного правительства с участием представителей НДПА, глав различных племен, независимых коммунистов и духовенства. Тараки склонялся к такому решению, однако Амин был категорически против этого. Да это и понятно. Для Амина это означало бы только одно — конец его диктаторской власти, к чему он всю жизнь так стремился.
В сентябре 1979 года президент Тараки был вызван в Москву. Там с ним были обсуждены проблемы разрядки ситуации в Афганистане путем создания коалиционного правительства. Тараки был согласен. Он также согласился с тем, что одним из первых шагов на этом пути должно быть устранение его верного ученика Амина от власти. В конце визита состоялась церемония награждения Тараки орденом Ленина. Это означало, что Москва продолжает поддерживать президента Афганистана.
Вернувшись в Кабул, Тараки немедленно созвал совещание правительства, на котором должен был присутствовать и Амин. При входе Амина в здание президентского дворца в него было произведено несколько выстрелов, однако телохранители закрыли своего босса. Завязалась перестрелка, и тут выяснилось, что Амин заранее подготовился к такому повороту дела. В районе дворца была уже сосредоточена большая группа из его личной охраны. Они ворвались во дворец. В результате перестрелки были убиты и ранены многие члены кабинета и ЦК «Хальг». Одной их жертв оказался сам Тараки. На следующий день было объявлено, что Тараки скоропостижно скончался от болезни.