Иранские власти отреагировали довольно скоро. Они запретили издание центрального печатного органа партии «Туде» — газеты «Мардом». Опять были произведены аресты. Теперь было уже предельно ясно, что судьба партии «Туде» решена. И не потому, что «Туде» вела активную деятельность против исламского режима. Наоборот, она поддерживала его во все время своего легального существования в Иране. А потому, что иранское духовенство, подобно большевикам после их прихода к власти в России, не намерено было делить власть ни с кем, какого бы цвета или политического направления они ни были. Резидентура предсказывала такой исход событий задолго до того, как это случилось.
В этих условиях международный отдел ЦК КПСС развернул бурную деятельность по организации спасения «Туде». Выполнение этого задания было поручено Управлению «С» КГБ. Пока велась подготовительная работа. Меня вызвали в Центр для консультаций, и там я узнал, что нашему отделу документации было дано задание подготовить сорок внутренних иранских паспортов для ухода членов центрального комитета «Туде» в подполье в случае угрозы их ареста. Паспорта должны были быть снабжены фотографиями членов центрального комитета «Туде». Эти документы должны были дать возможность тудеистам перебраться в район советско-иранской границы и бежать в Советский Союз. В указании ЦК говорилось, что документы должны быть самыми надежными.
Указание ЦК о подготовке документов повергло отдел документации Управления «С» в полное уныние. Сорок иранских внутренних паспортов — это больше того, что мы имели в нашем действующем архиве. Использовать их для одноразовой операции было непозволительной роскошью. Эти документы годами собирались разведчиками линии «Н» в Иране, и работа эта была сопряжена с большим риском и затратами. На эти документы можно было посадить нелегалов, которые могли бы долгое время жить в Иране без риска быть обнаруженными. И вот теперь все это должно было быть брошено псу под хвост. И главное, ради чего и ради кого.
Моему возмущению не было предела, и я открыто высказывал свое мнение в Управлении. Я рассказал, что мне было известно о руководстве партии «Туде» и высказал мнение, что эта затея все равно бесполезна, так как властям известен каждый их шаг через имеющихся в «Туде» осведомителей. Это мероприятие заранее обречено на провал, и последствия его будут гораздо тяжелее для «Туде» и для нас, так как мы даем иранским властям неопровержимые улики нашей причастности к активности «Туде». А то, что они расскажут все на первом же допросе, было хорошо нам известно. Я помню, как связной партии «Туде» сказал, что если его арестуют, то он все расскажет, так как после 26 лет тюрьмы у него не осталось сил, чтобы выдержать пытки. Почему бы им тихо не покинуть Иран сейчас, когда есть для этого возможность, и избежать неприятности как для себя, так и для нас. Ведь ничего уже не изменится в их положении в Иране. Судьба «Туде» решена.
В Управлении со мной согласились, однако сказали, что указание ЦК — это приказ и не в наших силах что-либо изменить. Во мне кипела бессильная злость, и в этот вечер я никак не мог успокоиться. Я рассказал своему гражданскому другу о случившемся, наплевав на все секретности и конспирации. Он ушам своим не верил. Особенно ему было трудно поверить в полное бесправие КГБ перед советскими партийными властями. Мы напились и мечтали о времени, когда всему этому кошмару придет конец.
Я вернулся в Тегеран и приступил к работе безо всякого энтузиазма. Последнее столкновение с партией потушило тот энтузиазм, с которым я обычно относился к своей работе. Зачем стараться, думал я, когда в один прекрасный день все результаты всех моих трудов будут брошены псу под хвост. Теперь мне казалось, что совершенно правы те офицеры, которые предпочитали ничего не делать, а только отбывать срок своей командировки за границей.
Как было условлено, связной «Туде» передал мне 40 фотографий членов центрального комитета партии. Я отправил их в Центр для внесения в документы. Вскоре из Центра нам переправили паспорт с фотографией Киянури. Остальные должны были последовать позднее. Мне предстояло дооформить паспорт, поставив в него отметки о прошедших в Иране выборах со времен революции. Этим отметкам в паспортах иранцев придавалось теперь большое значение. Они демонстрировали лояльность человека исламскому режиму. Это было проделано, и паспорт передан Киянури.
Позднее мы получили план самой операции по переходу Киянури ирано-советской границы. Оказывается, было решено прежде всего спасти капитана тонущего корабля.
В соответствии с этим планом для перехода границы были избраны три пункта. Один в районе ирано-афганской границы и два на советско-иранской, в Туркмении и Азербайджане. В случае опасности и перехода в подполье Киянури подает нам сигнал, и мы сообщаем в Центр. С этого момента в определенный день недели в приграничном иранском городке в установленном месте агент КГБ будет ожидать в определенное время не более 10 минут. До границы Киянури добирается своими средствами и выходит на встречу. Для опознания был предусмотрен пароль. Агент КГБ проводит его к месту перехода, и Киянури переправляется. На случай появления иранских пограничников на советской стороне будет специальная группа, которая примет необходимые меры для безопасного перехода границы товарищем Киянури. Попросту это означало, что иранские пограничники будут уничтожены специальной группой. Для остальных членов ЦК «Туде» предусматривалась та же процедура.
На случай неожиданного ареста руководства партии «Туде» резидентуре было дано задание вступить в контакт и отработать условия связи с одним из секретных членов «Туде», который и сообщит нам о судьбе своих руководителей. Шебаршин поручил мне отработать эти условия связи. Для осуществления же контакта с секретным членом «Туде» был избран наш офицер, внешне не отличавшийся от иранца. Встреча эта состоялась, и условия были обсуждены. Для спасения «Туде» было предусмотрено все.
Как теперь уже известно, бежать им не удалось. Все руководство «Туде» было арестовано. Теперь, естественно, вся вина за это возложена на меня. Однако я совершенно уверен, останься я на своем месте, с «Туде» произошло бы то же самое. Сейчас, после смерти Хомейни, когда хорошие отношения между СССР и Ираном восстановлены, нет никакого сомнения в том, что находившиеся в тюрьмах члены партии «Туде» будут освобождены. Это наверняка было одним из условий советской стороны на переговорах.
Но этому предстояло произойти только в будущем. Пока что из позиции, занятой Советским Союзом в ирано-иракской войне, отношения между Ираном и СССР резко ухудшились. Началась ожесточенная антисоветская кампания. Теперь лозунг «Смерть Советскому Союзу» звучал наравне с подобными же лозунгами в отношении США, Израиля и Саддама Хуссейна. Иран объявил свою собственную воинственную политику неприсоединения «Ни Запад, ни Восток. Центр всего — Исламская Республика!» Иранцы запросили повышение цен на свой газ, поставляемый в СССР. Советский Союз отказался от поставок газа. Многие советские специалисты теперь находились близко к районам боевых действий в таких городах Ирана, как Ахваз и Исфахан. Как известно, во время войны удары наносятся по важным военным и экономическим объектам. Ирак же не мог этого делать в связи с тем, что на металлургическом комбинате Исфахана и на промышленных объектах Ахваза работали тысячи советских специалистов. Иракские власти обратились к СССР с просьбой вывести советских специалистов из района боевых действий, заявив, что в противном случае они не смогут больше воздерживаться от нанесения авиационных ударов по упомянутым объектам. Со стороны Москвы колебания в этом вопросе не было. Отношения с Ираном ухудшились настолько, что терять было практически нечего. Посольству была дана команда начать сокращение числа специалистов и их вывод. Здесь мы столкнулись с непредвиденными трудностями. Иранцы отказались отпустить советских специалистов с экономических объектов. Делалось это все вежливо, без применения грубой силы, однако иранцы отказались сотрудничать в отправке советских в Тегеран. Без их кооперации мы ничего не могли сделать, не имея транспорта. У иранских властей для этого были две причины. Во-первых, они прекрасно понимали, что присутствие советских на объектах, расположенных в районах боевых действий, сдерживает иракцев от их полного уничтожения. Во-вторых, полный вывод советских специалистов наверняка привел бы к скорой остановке производства из-за недостатка квалифицированных специалистов среди иранцев. Советские специалисты, по сути дела, превратились в заложников. С иранцами опять были проведены переговоры и достигнуто соглашение о том, что мы оставим минимальное количество специалистов, необходимое для продолжения функционирования промышленных объектов. Остальные отправляются в Союз до лучших времен.
В остальном же советско-иранские отношения продолжали оставаться на очень низком уровне. Иранцы открыто заявили о своей поддержке сил сопротивления в Афганистане. Демонстрации афганцев у советского посольства в Тегеране участились. Иранские власти предоставляли нам кое-какую защиту, однако неофициально в частных беседах нам неоднократно заявлялось на различных уровнях о том, что они не могут и не хотят гарантировать нашу полную безопасность. Я помню, как один из командиров подразделения стражей революции, в очередной раз охранявшего нас от толпы, сказал, что охраняет он нас потому только, что ему это приказали. И если бы была его воля, то он бы сам своей собственной рукой нас всех бы перестрелял. Очень воодушевляющая откровенность. Нам было известно, что такие настроения существуют и в иранской верхушке.
Как раз в этот период меня однажды вызвал резидент Шебаршин.
— Наше положение с каждым днем осложняется, — начал он. — К нам постоянно поступает информация о том, что иранские власти не оставили идею захвата посольства. Если не как американского с захватом заложников, то, по крайней мере, быстрого с целью захвата секретных документов и использования их в пропагандистских целях. Мнение это среди правящей верхушки не единодушное, однако сторонников захвата под прикрытием афганцев довольно много. Не думаете ли вы, что в этих условиях необходимо принят