Рассказы о том, что начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба генерал Сергей Матвеевич Штеменко обо всем сообщил министру по своим каналам, за что и пострадал, — это миф. Когда Жуков вернулся в Москву, он не знал, что его ждет. Штеменко уже был бит и учен. И рисковать своей карьерой он бы не стал даже ради маршала Жукова.
В первый раз Штеменко наказали после ареста Берии — сняли с должности и понизили в воинском звании на две ступени с генерала армии до генерал-лейтенанта. Булганин обвинил его в том, чтя Штеменко через Берию передавал Сталину «разные сплетни на некоторых руководящих военных лиц».
После свержения Жукова Штеменко опять сняли с должности, но вскоре вернули в Москву и назначили с повышением, значит Хрущев большой вины за ним не видел…
В аэропорту в Москве Жукова встречали его первый заместитель маршал Иван Степанович Конев и родные.
Дочери написали ему записку о том, что по всей стране идут партийные собрания и его осуждают. В аэропорту Конев сказал Георгию Константиновичу:
— Вас просили сразу ехать на заседание президиума в Кремль, вас ждут.
Но дочери упросили разрешить Жукову заехать домой, попить чаю. Конев вынужден был согласиться. Родные успели что-то рассказать маршалу.
В Кремле на Жукова сразу обрушился поток обвинений.
Профессор Наумов:
— Он какие-то ошибки признал, другие отверг. И говорит: «Мне надо посмотреть на документы, чтобы вам ответить». А ему заявляют, что он уже освобожден от обязанностей министра и в министерство обороны его больше не пустят…
После президиума сразу же собрали пленум ЦК, где на Жукова навалилась уже вся партийная верхушка. Жукова буквально топтали ногами.
Профессор Наумов:
— Они друг друга чуть ли не нецензурной бранью крыли, как на базаре. Хрущев кричал: «Если Жуков головой роль партии не понимает, мы ему через зад объясним!»
Жуков даже не понял, что он противопоставил себя всей партийной власти. Уж очень он был уверен в себе. А они давно сговорились убрать его с политической арены. Жуков проявил благодушие, которое не должен был проявлять. Он недоуменно говорил:
— Три недели назад, когда я уезжал, вы все со мной так душевно прощались, а теперь… Что же произошло за три недели?
Жукова обвинили в том, что он пытается вывести армию из-под контроля ЦК, сократил политорганы, что он все решал сам, что он груб, жесток и вообще готовил военный переворот. Насколько реальны эти обвинения?
Когда шло сокращение армии, Жуков старался сохранить побольше строевых командиров, увольняя тыловиков и политработников. В реформируемой армии нелюбовь к прохлаждающимся политработникам была очевидной. Строевые офицеры целый день в поле на учениях, а политработники в клубе газеты читают, к лекции готовятся… Жуков считал их просто бездельниками.
На пленуме Суслов цитировал слова Жукова:
— Политработники привыкли за сорок лет болтать, потеряли всякий нюх, как старые коты… Им, политработникам, только наклеить рыжие бороды и дать кинжалы — они перерезали бы командиров.
У начальника Главного политуправления генерал-полковника Александра Сергеевича Желтова отношения с Жуковым сразу не сложились. Желтов считал, что Жуков недооценивает значение политорганов, слишком амбициозен и не сделал для себя выводов из прошлого. Желтов старался не ходить к министру на доклады, посылал заместителя. И постоянно жаловался на Жукова в ЦК.
Это отношение к политработникам сыграло свою роль при обсуждении на пленуме вопроса о Жукове. Ведь в зале сидели такие же политработники, только в штатском.
Жукову особо поставили в вину то, что в армии тайно формируются специальные диверсионно-штурмовые части и школа диверсантов. Школу предполагалось со временем развернуть в дивизию особого назначения. А зачем Жукову такая дивизия? Чтобы Кремль штурмовать?
Профессор Наумов:
— Во всех округах по стране было семнадцать разведывательных рот. Жуков свел их воедино и стал учить. Вот и все. Жуков на пленуме напомнил Хрущеву: «Я же тебе два раза об этом говорил, обещал потом прислать подробную докладную. И ты согласился…»
Создать армейское училище для подготовки диверсантов незаметно для КГБ и для местной партийной власти было невозможно. Особые отделы, подчиненные ведомству госбезопасности, знали все, что происходило в армии…
Некоторые историки ссылаются на показания генерал-полковника Хаджиомара Мамсурова, известного разведчика, Героя Советского Союза, назначенного начальником этой диверсионной школы, в подтверждение версии о коварных замыслах маршала Жукова. Но в реальности генерал Мамсуров ничего о заговорщических планах Жукова не говорил по причине их отсутствия.
Генерал всего лишь обратился в отдел административных органов ЦК КПСС с резонным вопросом, почему так долго его не утверждают в должности. А не утвердили его, потому что Жуков еще не написал соответствующей записки, а только обговорил с Хрущевым все на словах.
Принимавший генерала Мамсурова сотрудник ЦК ничего о школе диверсантов не знал, обратился с вопросом к своему начальнику, тот переадресовал вопрос дальше, а тут как раз Жукова стали снимать и сказали, что вот все молчали, один генерал Мамсуров проявил бдительность. Генерал был достаточно опытен, чтобы не опровергать эту версию…
Этим эпизодом просто воспользовались для того, чтобы подкрепить приписываемую Жукову идею военного путча: дескать, Жуков уже готовил и части специального назначения для того, чтобы с вершить военный переворот.
А может быть, все-таки Жуков хотел стать первым человеком в стране?
Профессор Наумов:
— Хрущев понимал, что Жукова могут выдвинуть. Он пользовался в стране авторитетом. Но нет фактов, свидетельствующих о том, что Жуков готовил путч!..
Дочери Жукова рассказывали, что маршалу действительно звонили какие-то люди, уговаривали взять в стране власть и навести порядок. А все его разговоры КГБ подслушивал. Так что эти звонки были либо сознательной провокацией, либо желанием выяснить: а как он отреагирует на такие слова?
Хрущев конечно же рассматривал Жукова как вероятного политического соперника. Жесткий характер маршала, его полнейшая самоуверенность пугали Никиту Сергеевича. Но неверно представлять себе происшедшее личным столкновением Хрущева и Жукова. Главным было другое. Жуков напугал членов ЦК еще на предыдущем пленуме, когда заговорил о репрессиях и о том, что в них виновны все лидеры партии.
Когда Жуков выступал против Молотова, Маленкова, Кагановича, он напомнил об их ответственности за репрессии:
— Мы верили этим людям, говорил Жуков, носили их портреты, а с их рук капает кровь. Если бы люди знали правду, они бы их камнями закидали.
То есть Жуков прямо сказал, что все члены высшего партийного руководства, включая Хрущева, виновны. Каганович возразил Жукову: это политическое дело. А раз политическое, значит, они неподсудны. Жуков резко ответил: нет, это уголовное преступление!
Из его слов следовало, что члены партийного руководства могут быть привлечены не только к политической, но и к уголовной ответственности. Эту угрозу они запомнили. Он и не понял, что противопоставил себя всему партийному аппарату.
Профессор Наумов:
— Жуков не был диссидентом. Он был военным и думал об укреплении армии, а политработники ему мешали. Двоевластие вредит армии. Партийные секретари удивлялись Жукову. Они ему говорили: неужели ты не понимаешь, что армия — это инструмент партии и важнее всего удержать власть? А Жуков считал, что задача армии — защищать государство от внешнего врага.
Всякий раз, когда руководству страны нужно было выбирать, что важнее: лояльность военачальника партии или интересы безопасности страны, выбор делался в пользу первого: верность партийной линии важнее обороноспособности государства.
Маршал Жуков был смещен со всех постов и уволен в отставку. Пленум ЦК принял постановление: «Жуков нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и военных советов, на ликвидацию руководства и контроля над армией и военно-морским флотом со стороны партии, ее ЦК и правительства».
Между прочим, тогда увольнение Жукова многими в стране, кто не знал, что же произошло в реальности, воспринималось как восстановление ленинских принципов, как отказ от администрирования и диктаторства, от подавления критики…
После пленума в Кремле прошло собрание партийного актива Московского гарнизона и центрального аппарата министерства обороны, участвовал Хрущев. Доклад делал Жуков. Резче других Жукова осуждал Малиновский. Он говорил, что предупреждал ЦК о властолюбии и непредсказуемости Жукова. В фойе организовали выставку — привезли картины, на которых был изображен Жуков. На самой большой из них Жуков был в парадном маршальском мундире, на вздыбленном коне, с обнаженным клинком, а внизу пылал Берлин. Эта картина должна было символизировать властолюбие свергнутого маршала…
«Правда» опубликовала статью первого заместителя министра обороны маршала Конева, который подверг своего недавнего начальника резкой критике, заявив при этом, что Жукову приписываются заслуги, которых он не имел.
Конев рассчитывал стать министром, однако новым министром обороны назначили маршала Родиона Яковлевича Малиновского, который со времен войны многим был обязан Хрущеву. Правда, Малиновский через семь лет первым предаст Хрущева.
На приеме 7 ноября 1964 года, когда Хрущева уже отправили на пенсию, Малиновский, выпив лишнего, сказал главе китайской делегации Чжоу Эньлаю:
— Давайте выпьем за советско-китайскую дружбу. Мы своего дурачка Никиту выгнали, вы сделайте то же самое с Мао Цзэдуном, и дела у нас пойдут наилучшим образом.
Возмущенный Чжоу ушел с приема. «Дурачком» маршал Малиновский назвал человека, который в прямом смысле его спас.
В конце 1942 года Сталин направил Хрущева членом военного совета к Малиновскому, насчет которого у вождя возникли сомнения. Исчез адъютант Малиновского, и считалось, что он убежал к немцам. И застрелился член военного совета. Над Малиновским нависли тучи. Хрущев его спас, благоприятно отозвавшись о нем Сталину. Никита Сергеевич был уверен, что уж Малиновский будет ему предан до гроба…