Такие же материалы получали и другие члены политбюро, но не решались выносить их за пределы цековского кабинета.
Андропов, скорее всего, забрал эти бумаги не потому, что надеялся прибрать к рукам особый архив генерального секретаря, а повинуясь инстинкту, воспитанному пятнадцатилетней работой в КГБ: секретные документы должны лежать в сейфе…
Андропов, Громыко, Устинов и Тихонов, уединившись, решили, что генеральным станет Андропов. Ему было шестьдесят восемь лет. В нашей стране это весьма серьезный возраст — не многим удается в такие годы сохранять энергию и динамизм для того, чтобы начать новое дело.
Назначение Андропова генеральным секретарем породило множество новых шуток. ЦК КПСС предлагали переименовать в ЧК КПСС, а Кремль — в Андрополь. Говорили, что аграрная программа у Юрия Владимировича такая: сажать всех, не дожидаясь весны, а снимать, не дожидаясь осени…
Писатель Юрий Маркович Нагибин отметил в своем дневнике назначение Андропова генеральным секретарем:
«Состоялось великое мероприятие, столь трепетно ожидавшееся всеми причастными к российской словесности. Но что-то незаметно просветления в изождавшихся душах.
Что-то непривлекателен этот новый виток нашего бытия. Он не сулит даже обманчивых надежд; недаром, вопреки обычной доверчивости советских людей к приходу новых руководителей, не возникло ни одного доброго слуха. Все ждут только зажима, роста цен, обнищания, репрессий. Никто не верит, что поезд, идущий под откос, можно вернуть на рельсы.
Угрюмо-робкая деятельность нового главы. Не того масштаба человек. Он исповедует древнее благочестие: опираться надо лишь на силу подавления. Это дело гиблое».
И по сей день не прекращаются споры о том, что намеревался совершить Андропов, если бы прожил подольше, и в каком направлении он бы повел страну. Многие поклонники Андропова уверены, что он бы провел все необходимые экономические реформы, не разрушив государства. Возможно, у них перед глазами молодой, деятельный Андропов, способный полноценно работать. В 1982 году страну возглавил человек, которого, не будь он членом политбюро, давно бы перевели на инвалидность.
Но его недуги тщательно скрывались, и даже в высшем эшелс не не подозревали, насколько он плох.
Он страдал целым букетом тяжелых заболеваний, которые за ставляли его почти постоянно находиться в больнице, где ему де лали мучительные процедуры.
В архивах нашли «Информацию 4-го Главного управления при Минздраве СССР о состоянии здоровья Ю. В. Андропова».
Там сказано, что в 1965–1966 годах он перенес «мелкоочаговые» инфаркты миокарда, страдает хроническим заболеванием надпочечников. Периодически переносит приступы гипертонической болезни, пневмонии, страдал хроническим колитом, артритом плюс мерцательная аритмия, опоясывающий лишай…
Юрий Владимирович давным-давно должен был бы уйти на пенсию, но в советском аппарате этого никто не делал, потому что пока ты у власти — ты человек, а вышел на пенсию — ты никто.
Физические недуги подорвали его дух. В 1982-м мы увидели на экранах телевизоров глубоко усталого человека, который с трудом исполняет свои функции.
В 1983 году политбюро трижды рассматривало вопрос «О режиме работы членов политбюро, кандидатов в члены политбюро и секретарей ЦК».
Черненко доложил:
— Наше прежнее решение — ограничить время работы с 9 до 17 часов, а товарищам, имеющим возраст свыше 65 лет, предоставлять более продолжительный отпуск и один день в неделю для работы в домашних условиях — не выполняется.
Андропов говорил:
— Можно по-всякому смотреть на возрастной состав политбюро. Здесь концентрация политического опыта нашей партии, и поэтому поспешная, непродуманная замена людей не всегда может быть на пользу дела… При перенапряженном ритме мы можем потерять гораздо больше, чем приобрести… Надо установить день каждому члену политбюро, чтобы он мог работать в домашних условиях. В выходные дни надо отдыхать.
Председатель Комитета партийного контроля Арвид Янович Пельше проявил заботу о генеральном секретаре:
— Главное, чтобы ты сам, Юрий Владимирович, точно этот режим соблюдал, берег себя и следил за собой.
Андропов с трудом мог встать из-за стола, а когда он шел, его поддерживали два охранника. Он проработал всего несколько месяцев, а потом оказался в больнице, откуда уже не вышел.
— Я шел по пятому этажу ЦК, — рассказывал журналистам Валерий Болдин, бывший помощник Горбачева. — Навстречу — Андропов. Я поздоровался. Он повернулся, и я увидел его абсолютно отрешенное лицо. Он себя так плохо чувствовал, что, по-моему, даже не понял, что я ему сказал. Было очевидно, что надолго его не хватит.
Ветеран министерства финансов Владимир Георгиевич Пансков, который в середине 90-х был министром финансов России, рассказал в газетном интервью об одном секретном эпизоде 1982 года: «В октябре 1982 года Брежнев подписал постановление ЦК и Совета министров о повышении цен на сахар, хлеб и хлебобулочные изделия. Постановление решили ввести с 1 декабря (под праздники, тем более 7 ноября, такие вещи не позволялись). Причем предусматривалась полная компенсация людям с низкой зарплатой. Повышение цен затевалось ради того, чтобы приучить сограждан к экономии».
Об этой мере знали председатель правительства Николай Тихонов, министр финансов Василий Гарбузов, будущий премьер-министр Валентин Павлов и Владимир Пансков, тогда начальник бюджетного управления министерства финансов. Не знал даже второй секретарь ЦК Андропов!
Брежнев подписал бумагу, а 10 ноября умер. Избрали генсеком Андропова. Ему, естественно, сразу доложили о постановлении. Он возмутился:
— Вы что?! Пришел новый человек и начинает с повышения цен на хлеб?..
Уже принятое решение отменили.
Когда Андропов стал руководителем страны, Николай Григорьевич Егорычев, бывший партийный руководитель Москвы, отправленный послом в Данию, написал ему личное письмо:
«Юрий Владимирович, на Западе большой интерес к вашей персоне. Все видят, как вы начали руководить страной. Но на Западе принято оценивать не только политику, но и личные качества. Я могу прислать хорошего журналиста, социал-демократа, порядочного человека. Он вас снимет где-нибудь на даче или дома (не на службе), и это пойдет по всему миру. Вас узнают как человека».
Андропов ответил личной шифротелеграммой, чего никогда не было: «Благодарю тебя, Николай, за это предложение, но не могу сейчас им воспользоваться. Может быть, попозже…»
Попозже уже не получилось.
Андропов прислал в посольство в Дании резидента из Финляндии, человека очень доверенного. Он приехал, доложился, что по делам службы. Ходит день, другой, третий. Егорычев его прямо спросил:
— Чего ты приехал?
Он говорит:
— Юрий Владимирович меня послал посмотреть, как у вас тут дела.
— Ну и что ты напишешь?
Он рассмеялся:
— Если бы я собирался плохо писать, разве бы я сказал вам, зачем приехал?
Юрий Владимирович сколачивал вокруг себя людей, хотел определиться, кто ему нужен. Но не успел…
Физическая немощь и постоянные страдания — неудачный фон для реформаторской деятельности. Тем более, что готовой программы преобразования жизни, давних, выношенных планов у Андропова не было. А разработать новую программу — на это ему в любом случае не хватило бы ни сил, ни времени.
Да и какие же идеи мог предложить стране Андропов? Все это были наивные представления о порядке и дисциплине, воплотившиеся тогда в массовых облавах, которые устраивались в рабочее время в магазинах, банях и кинотеатрах, чтобы выявить прогульщиков и бездельников.
Первому секретарю ЦК Компартии Грузии Эдуарду Амвросиевичу Шеварднадзе Андропов говорил, что у Сталина в смысле наведения порядка можно было поучиться…
Георгий Шахназаров однажды заговорил с Андроповым о том, что военные расходы очень велики, стране трудно. Андропов ему ответил:
— Ты прав, нам трудно. Но мы еще по-настоящему не раскрыли и сотой доли тех резервов, какие есть в социалистическом строе. Много у нас безобразий, беспорядка, пьянства, воровства. Вот за все это взяться по-настоящему, и, я тебя уверяю, силенок у нас хватит.
А ведь положение было катастрофическим. К моменту избрания Андропова генсеком в ряде областей ввели талоны на продукты. Даже по признанию тогдашнего главы Совета министров РСФСР Виталия Ивановича Воротникова, уже невозможно стало вести огромное народное хозяйство страны старыми методами. Госплан, Госснаб, министерство финансов были не в состоянии проворачивать маховик экономического механизма. Настоятельно требовались реформы…
Увы! «Единственное, — пишет Крючков об Андропове, — в чем он, и, пожалуй, не без некоторых оснований, считал себя профаном, так это область экономики, чего он, кстати, и не скрывал».
По словам Михаила Горбачева, Андропов лучше других знал обстановку в стране и чем она грозит обществу. Но полагал, как и многие: стоит взяться за кадры, наведение дисциплины — и все придет в норму. Он остро реагировал на явления идеологического характера, но равнодушен был к обсуждению причин того, что тормозит прогресс в экономике, почему глохнут реформы…
Он остерегался радикальных перемен и самостоятельных решений, боялся новых людей. У него вообще, наверное, были трудные взаимоотношения с окружающим миром. Он был пациентом для психоаналитика, да кто же решился бы предложить ему сеансы психотерапевта?
Анатолий Сергеевич Черняев, который видел не одного генерального секретаря, очень скептически оценивает Андропова:
«Никогда не испытывал пиетета к нему, не верил ни в его таланты, ни в его культурность и интеллигентность. Хотя умен, конечно, и чуть более образован, чем его коллеги.
Он дирижировал исподволь диссидентским движением, считает Черняев, чтобы в борьбе с ним демонстрировать свою верность партии и идеологии, и особенно тем, от кого могло зависеть его продвижение к заветной цели. Его ведомство постоянно подпитывало антисемитизм. Андропов руководил пропагандистской травлей Сахарова, как и Солженицына, как многих других. При нем была создана всепроникающая система слежки за населением и набрана бесчисленная армия платных сексотов во всех сферах.