ы для вида, тоже сотрудничать с Москвой, чтобы помочь любимому человеку.
Это был первый поступок в карьере Богдана Сташинского демонстрирующий его недоверие к своему руководству.
Возвращение в Москву превратилось для возлюбленных в ад. Их номер в гостинице «Украина» прослушивался. Невесте не нравилась жизнь в СССР, она хотела вернуться домой, в Восточную Германию.
Она становилась все более отчужденной и просилась домой. В марте 1960 года им разрешили съездить в Восточный Берлин и оформить брак, а потом вернуться обратно. Церемония бракосочетания прошла 23 марта 1960 года. В мае супруги вернулись в Москву и стали жить в однокомнатной ведомственной квартире КГБ.
Богдан Сташинский проходил переподготовку. Из-за его брака планы послать агента в англоязычную страну были отложены. Теперь его ждала командировка в Западную Германию.
Хотя Инге и ходила с мужем на уроки немецкого языка, она решительно отвергла все попытки привлечь ее к полноценной разведывательной работе. Ее поведение делалось все более опасным. Она открыто и недвусмысленно призывала мужа порвать с КГБ и уйти на Запад. Его собственные отношения с родным ведомством делались все более натянутыми. Он узнал, что находится под наблюдением КГБ. Их корреспонденция перехватывается. В квартире установлены микрофоны.
Внезапно подготовка Богдана Сташинского была прекращена. Ему приказали ждать.
В сентябре 1960 года Богдан доложил руководству о беременности супруги. Начальники предложили сделать аборт. Это предложение и все остальные события спровоцировали приступ ярости у Инги, и она заявила, что в Москве они никому не нужны.
Женщина оказалась права. Мужа вызвали в КГБ и сообщили о его отставке. Ему предложили подыскать новую работу. В течение семи лет он не имел права выезжать за рубеж. Инге разрешили уехать в Восточный Берлин.
Тогда они начали разрабатывать план побега на Запад. Супруга планировала выехать в Германию, родить там ребенка и установить связь с американской разведкой.
В январе 1961 года она приехала в Восточный Берлин. Родила там ребенка и попыталась установить контакт с ЦРУ. Все ее наивные попытки закончились неудачей. В августе она решила вернуться обратно в Москву. Гибель сына кардинально изменила ее планы.
Отец приехал на похороны сына в Восточный Берлин. Накануне траурной церемонии в четыре часа дня 12 августа 1961 года Богдан Сташинский с супругой и ее пятнадцатилетний брат Фриц покинули дом Инги через черный ход. Через заросшие кустарником дворы они незамеченными пробрались в центр Дальгова. Оттуда они прошли пять километров пешком до города Фалькензее. Появившись там около шести вечера, они взяли такси до Фридрихштрассе в Восточном Берлине. Пересечь границу между Восточной Германией и Восточным Берлином не стоило никакого труда: Сташинский просто показал документы на имя Лемана, и такси пропустили через КПП. Сорок пять минут спустя они достигли пункта назначения и отпустили такси. Фрицу Полю расхотелось идти с ними на Запад. Сташинский дал ему триста марок — почти все, что у него было, — на оплату похорон своего сына и отослал домой.
Убедившись в отсутствии слежки, Богдан и Инга остановили другое такси и подъехали к станции надземной железной дороги. Им везло. Хотя восточногерманская полиция проверяла документы у пассажиров поездов, шедших в западный сектор, до их вагона проверка не дошла. Около восьми вечера они спокойно сошли с поезда в Гезундбруннене — первой остановке в Западном Берлине. На такси они приехали к тете Инги, а потом попросили отвезти их в полицию. Когда беглецы входили в помещение участка, в Берлине наступила ночь, в течение которой он оказался разделенным стеной.
Суд над Богданом Сташинским состоялся в октябре 1962 года в Карлсруэ. Учитывая признание и раскаяние подсудимого, его приговорили к восьми годам тюремного заключения за соучастие в убийстве. Оглашая приговор, судья заявил, что главным виновником является советское правительство, которое узаконило политические убийства. Впрочем, отсидел он еще меньше, вскоре попав под амнистию. После освобождения при помощи спецслужб ФРГ он и его подруга сменили фамилию, документы и скрылись в неизвестном направлении, справедливо опасаясь мести как бандеровцев, так и КГБ.
От агента «Олега» до внештатного киллера Тараса»
В предыдущей главе нашей книги мы указали на то, что распространенная СМИ версия биографии Богдана Сташинского лишь частично достоверна. О том, какую же на самом деле жизнь прожил убийца Степана Бандеры, можно узнать из документов, что были подшиты в личное дело спецагента «Олега», которое было заведено на него в УМГБ Львовской области.
Начнем с написанной им 14 октября 1952 года автобиографии. Большинство сообщенных в этом документе сведений чекисты могли легко проверить, поэтому большинство фактов соответствует действительности. Хотя писавший этот документ мог что-то и исказить. Например, умолчать про подробности своего участия в движении западноукраинских националистов во время учебы в старших классах школы. Там вообще какая-то странная история получилась. Но об этом ниже.
Я, СТАШИНСКИЙ Богдан Николаевич, родился 4 ноября 1931 года в селе Барщевице, Ново-Ярычевского района, Львовской области в семье крестьянина. Воспитывался в семье.
Отец мой — СТАШИНСКИЙ Николай Васильевич по своим взглядам был националистом. В то время он состоял членом националистической организации “Просвита” и был долгое время председателем местного кружка этой организации, деятельность которого заключалась в распространении взглядов украинских буржуазных националистов. Поэтому в семье я воспитывался в духе национализма, в духе непримиримой вражды ко всем остальным нациям, в том духе, что украинская нация самая передовая и задача каждого националиста, в том числе и моя в будущем — это бороться за ее освобождение, с тем, чтобы она со временем заняла такое положение, которое должна занять нация стоящая выше всех остальных. Будучи воспитан в таком духе, я в дальнейшем и придерживаюсь таких взглядов.
В 1938 году я поступаю в местную начальную школу, в которой и окончил I класс в 1939 году. В это время Западная Украина принадлежала к панской Польше, поэтому меня воспитывали главным образом в духе ненависти к польскому народу, В 1939 году Западная Украина была освобождена Красной армией и воссоединена в единую украинскую республику. В связи с этим и меняется направление моего националистического воспитания. Теперь мне внушают, что главным врагом украинского народа являются русские, которые захватили Западную Украину. Но в школу меня посылают, и до 1941 года я кончаю I и II классы.
В 1941 году гитлеровская Германия напала на Советский Союз и Западная Украина была оккупирована фашистскими захватчиками по 1944 год. За три года оккупации я дальше учился в местной школе и кончил III–IV классы, т. е. за три года 4 класса. 3 из них стационарно и один класс заочно, потому, что по установленным немцами правилам к 14 летнему возрасту нужно было окончить 7 классов.
Отец, как и другие националисты, смотрел на приход немецко-фашистских захватчиков как на освобождение от русского гнета, а на войну с Советским Союзом, как на единственное средство освобождения от угрозы большевизма. Поэтому понятно, что и я, хотя в этих вопросах еще не разбирался, под влиянием отца смотрел на фашистских захватчиков как на каких-то освободителей, при помощи которых будет создано украинское независимое государство, и в котором не последнюю роль будет играть мой отец. Все эти соображения я брал из разговоров, которые велись дома между отцом и другими местными жителями — националистами. В этом, что отец будет играть видную роль в будущем — я не сомневался, так как его авторитет на всех националистических собраниях и праздниках, был очевиден.
Уже в последний год оккупации на сцену выступают мои сестры: Ирина и Мария. В то же время я впервые услыхал об украинских “партизанах”.
Этому послужил тот факт, что из немецкой части, расквартированной в нашем селе, ушли в лес к украинским «партизанам» несколько человек русских, которые были на положении солдат в немецкой армии.
К этому времени из домашних разговоров я догадывался, что сестры Ирина и Мария имеют к этим “партизанам” какое-то отношение. Но в каком смысле и с кем я не знал.
В 1944 году немецко-фашистские захватчики были изгнаны. В этом же году я поступаю в 7 класс местной школы, который окончил в 1945 году. В 1945 году я поступаю в VIII класс II мужской СШ г. Львова и в этой же школе в 1948 году кончаю среднее образование. До 1947 года про оуновское подпольное движение я зная очень мало, но уже в то время, приезжая из города к родителям, я видел что сестры ведут какую-то работу. Сестра Ирина в это время работала учительницей в одном из сел нашего района. И вот приезжая домой она вела с сестрой Марией разговоры о том, что там у них в селе к ним приходят “партизаны” (причем она их называла по кличкам). Иногда сообщала Марии о том, что того или другого “партизана” убили.
Кроме этого я видел, что к Марии часто приходят девушки из нашего села, иногда из других сел, приносят продукты, деньги. Иногда Мария вечером куда-то уходила и возвращалась поздно.
Хотя это все от меня старались скрывать, но все же я видел, что сестры связаны с этими “партизанами” и, встречаются с ними.
Я пока, что от этого всего стоял в стороне. Толчком к моему более близкому знакомству с националистическим движением явился следующий факт.
В 1947 году в январе месяце я был задержан районными органами НКВД.
Обвинение, которое мне приписывали, заключалось в том, что я якобы на праздник пасхи в 1945 году охранял расклеенные около церкви националистические листовки и не давал жителям их срывать.
Это обвинение было ложное, поэтому пробыв под следствием четыре дня, меня отпустили. Допрашивали меня только по этому вопросу и про сестер ничего не спрашивали.
Если бы даже тогда меня про них и спросили, то я все равно ничего не рассказал бы, потому, что к этому времени под влиянием родителей я смотрел на советскую власть, как на враждебную власть по отношению к местному населению и исходя из этого я был уверен, что если что-нибудь расскажу, то меня тогда уже, наверное, не выпустят.