Спустя еще несколько недель, звездной ночью, они с Ендой пересекли на машине восточногерманскую границу. Людек был доставлен в старинный университетский городок Галле. Здесь, в квартале, отведенном советским, майор КГБ, представившийся как Александр Афанасьевич, угостил его кофе, что тогда считалось в Восточной Европе невероятной роскошью. Майор был широкоплечим брюнетом с гладким смуглым лицом. Он происходил из семьи потомственных украинских хлеборобов, с юных лет работал в разведке, главным образом за границей. Работе этой он отдал чуть ли не двадцать пять лет жизни, пережил чистки конца 30-х годов и передряги, постигшие КГБ после смерти Сталина и казни Берия. Его уверенная, немного снисходительная манера разговора сразу понравилась Людеку.
— У вас голова, наверное, пухнет от разных дел, — заявил он. — Давайте я попробую вам помочь — конечно, в пределах моей эрудиции.
Чтобы облегчить Людеку изучение немецкого языка и здешних обычаев, КГБ договорился, что он сможет ходить на занятия в местном университете и пользоваться университетской библиотекой. К тому же ему полагается индивидуальный преподаватель. Поскольку он формально не зачислен в студенты университета, ему можно будет время от времени отлучаться для получения инструкций от офицеров КГБ в советской военной комендатуре в Карлсхорсте, под Берлином.
Согласно легенде, разработанной для него КГБ, Людек был служащим советского торгового представительства, родившимся в Закарпатье. До 1945 года эта область принадлежала Чехословакии, а затем вошла в состав Советского Союза. Вот почему у Людека такой сильный чешский акцент, а по-русски он говорит с трудом. Как работнику торгового представительства, ему, конечно, необходимо знать немецкий. Словом, все выглядело убедительно и просто.
— Но до того, как вы возьметесь за работу, мы приготовили для вас сюрприз, — заключил Александр Афанасьевич.
— Съездите-ка в Москву! Многие наши друзья горят желанием познакомиться с вами.
Переживания Людека, летевшего из Восточного Берлина в Москву на советском военно-транспортном самолете, были, вероятно, близки к тому, что испытывает правоверный мусульманин, направляясь в Мекку.
Два учтивых сотрудника госбезопасности отвезли его в гостиницу «Пекин», вручили ему пакет с деньгами и билеты на несколько спектаклей, снабдили номером телефона для связи на всякий пожарный случай и посоветовали использовать все свободное время для знакомства с Москвой.
Правда, в Москве Людеку понравились только музеи, театры и безупречно действующее метро. Все остальное выглядело ужасно: огромные очереди перед дверьми магазинов, вдобавок полупустых, люди в однообразной, удручающе темной одежде, дома с облезлыми фасадами, пациенты, которые, выйдя из больниц, брели по улицам с забинтованными руками или ногами, причем сквозь бинты нередко проступали пятна крови, — все это не могло не ужасать иностранца и невольно отождествлялось в его представлении со средневековьем. Но Людек не пошатнулся в своей вере. Он говорил себе: все это убожество свидетельствует не о провале коммунистической утопии, а только о благородной жертве, принесенной Советским Союзом на алтарь свободы человечества. Все это — символ беспредельного героизма советского народа.
Людек ежедневно приходил в назначенную ему квартиру и встречался там с сотрудниками госбезопасности — всего их было более десятка. Двое из них, очевидно, являлись врачами-психиатрами, судя по вопросам, иногда очень странным и отвлеченным, которые они ему задавали. Другие вовлекали его в дискуссии по проблемам марксистско-ленинской теории, иногда — в споры на научные темы или в беседы о международных делах. О разведывательной работе никто и не заикался. Эти русские относились к Людеку с каждым днем все дружелюбнее, а в последний вечер устроили прощальный ужин, на котором было поднято множество тостов с пожеланием ему успехов и блестящего будущего.
По возвращении в Галле Енда сообщил, что отныне Людек поступает полностью в распоряжение КГБ и будет «работать на Александра Афанасьевича».
— Мы присвоили вам имя «Дуглас», — объявил Александр Афанасьевич. — Все сообщения, предназначенные для вас, будут отныне адресоваться Дугласу, все свои донесения вы должны будете подписывать тоже этим именем. Я и звать вас стану Дугласом. Поскольку нам теперь долго придется работать вместе, вы зовите меня Алексом.
«Но ведь меня готовят для постоянной работы в Германии, — с недоумением подумал Людек. — Казалось бы, мне должны дать немецкое имя. А Дуглас — это ведь английское или американское?»
Однажды вечером в университетской библиотеке появилась незнакомая Людеку девушка — стройная, цветущая, с льняными волосами и кокетливыми голубыми глазами. Ее носик был чуть-чуть вздернут, а губы то и дело раскрывались в задорной улыбке. Вскочив со стула, Людек представился и тут же пригласил прекрасную незнакомку в кафе. Она охотно согласилась — представлялся случай поговорить с «русским», а она как раз изучала русскую литературу и славянские языки. И чем дольше они разговаривали, тем больше общего находили друг у друга.
Инга Юрген родилась в Судетской области. Ее родители — немцы, но из антипатии к Гитлеру сделались убежденными коммунистами. После того как Германия проиграла войну, Судетская область была возвращена Чехословакии, а большинство ее жителей немецкого происхождения было выдворено, независимо от их политических взглядов. Изгнанная из собственного дома, семья Инги, подобно сотням тысяч других, нашла прибежище в Восточной Германии. Но, как и отец Людека, эта семья сохранила верность коммунистическим убеждениям. Едва достигнув совершеннолетия, Инга вступила в партию и посвятила себя делу коммунизма.
Девушка согласилась преподавать Людеку немецкий, и оба взялись за дело так энергично, что Алекс не мог нарадоваться на успехи своего подчиненного.
В феврале 1956 года Алекс попросил, чтобы Людек побывал на специальном приеме в советской комендатуре в Карлсхорсте. Там он был представлен симпатичной двадцатилетней аргентинке по имени Розмари.
— Тебе понравилась эта девушка? — спросил наутро Алекс.
— Что, если вы, так сказать, объедините свои судьбы?
Людек похолодел. Алекс заметил, что от одной этой мысли его подчиненному почему-то сделалось не по себе.
— Подумайте, как много даст вам такой шаг, — начал настаивать присутствующий при разговоре полковник КГБ. — Рядом с вами день и ночь будет верный товарищ, о вас всегда будет кому позаботиться — при всех обстоятельствах. Вам не придется терять время, ухаживая за девушками, вы избавляетесь от риска оказаться в постели с какой-нибудь потаскушкой. А представьте, если вам вдруг понадобится уехать из дому на ночь, на неделю, а возможно, и на более продолжительный срок, — как вы объясните это посторонней женщине, не причастной к вашей работе? Нет-нет, вашей партнершей может быть только наш человек, способный помочь во всем — коснется ли дело фотосъемки, тайников, связи, — одним словом, абсолютно во всем! Вы не должны чувствовать себя одиночкой, заброшенной во вражеский тыл. Рука друга, который всегда рядом, — это ведь неоценимо! Поверьте, у нас большой опыт на этот счет, и мы вам рекомендуем оптимальный вариант.
— Конечно, на такой вопрос трудно ответить сразу, — вмешался Алекс, видя, как поражен Людек таким оборотом дела, и пытаясь смягчить нажим. — Но в целом товарищ полковник абсолютно прав. Тут надо принять во внимание и следующее: то, что вы будете мужем и женой, очень облегчит вам безопасное проникновение на Запад;, мы на этом можем выиграть годы и годы. Женясь на аргентинке, ты сможешь приобрести аргентинское гражданство. А мы знаем, что гитлеровцы, проиграв войну, массами хлынули в Аргентину. Ты окажешься среди них, сможешь выдать себя за человека правых взглядов… Нет, аргентинский паспорт для тебя — это такая находка, что нельзя ее недооценивать. С ним ты сможешь разъезжать по всему свету, как это делают многие немцы, окопавшиеся в Южной Америке…
На некоторое время Людека оставили в покое. Но все эти дни он мучился, не находя себе места, и впервые в его душу закралось сомнение. Если приходится выбирать между партийным долгом и Ингой, он не уверен, что перевесит этот тяжкий партийный долг.
Прошло три недели, и судьба пришла ему на помощь.
— Эта аргентинская девочка оказалась абсолютной дурочкой, — неожиданно объявил Алекс. — В Париже она разоткровенничалась в ЦК французской компартии, хвасталась, что ей доверяет КГБ. Нам, должно быть, придется отказаться от такой хорошей идеи. Ее нельзя принимать всерьез.
— Ну и ладно, — откликнулся Людек. — Тем более что у меня уже есть девушка.
— Кто такая?
— Моя репетиторша, Инга. Я вам, кажется, говорил: она член партии, человек абсолютно надежный.
— А что, ты собираешься на ней жениться?
— Собираюсь.
— Ты полагаешь, она захочет работать с тобой… то есть, работать на нас?
— Я уверен.
— Ну если так, нам придется ее основательно проверить..
Той же ночью, нарушая все правила конспирации, Людек признался Инге, кто он такой, и передал свой разговор с Алексом.
Через несколько дней в университет явился какой-то восточногерманский чиновник, — или, может быть, русский, прекрасно владеющий немецким, — и уведомил Ингу, что ей предполагается предоставить ответственную должность, как только летом 1956 года она закончит университет. Он подробно расспросил ее о родителях, о друзья и задал сверх того множество нетрадиционных вопросов. За ним зачастили визитеры, которых интересовали политические взгляды Инги, уровень интеллекта, личные вкусы и пристрастия. Были исследованы биографии ее родителей, поинтересовались мнением друзей и подруг. Похоже, Инга была такой же подходящей кандидатурой для работы в разведке, как и сам Людек.
Ее спросили, хочет ли она выполнить секретное и опасное задание партии, ради которого ей придется отправиться в Западную Германию. Она ответила утвердительно, ничуть не колеблясь.
Между тем Людек успешно готовился к шпионской деятельности. Каждую субботу он представлял Алек