Весной 1981 года пришел приказ Председателя КГБ Юрия Андропова, запрещавший «каскадерам» во время проведения боевых операций находиться в первой наступательной цепи. Прошедшие курс специальной подготовки офицеры, имевшие в своем арсенале минимум по два высших образования, владеющие несколькими иностранными языками, не могли использоваться как простые бойцы. Слишком дорогое удовольствие для страны. Но реальность часто диктовала свои условия. Афганское правительственное войско было, мягко говоря, слабо организовано и воевать могло только за сильными и надежными плечами шурави. При первых же выстрелах они тушевались, залегали, и никакие уговоры не могли их поднять и повести вперед. Поэтому нередко «каскадерам» приходилось нарушать полученное распоряжение руководства.
– Я приехал в Афганистан, обремененный старыми советскими стереотипами, что на войне есть свои и есть враги. Если человек с нами, значит, он против душманов. В Афгане все оказалось намного сложнее и запутаннее. Там родоплеменные отношения определяли жизнь человека. Их приоритет был неоспорим. Каждый человек в своих поступках руководствовался интересами прежде всего своего рода, а уж потом, где-то в самую последнюю очередь, вникал в политические и идеологические нюансы. Потому что человек без рода – никто, ноль. Он пропадет, сгинет в этом сложно устроенном мире без следа. Род помогает своим выходцам состояться в жизни, занять определенное место в государственной структуре, субсидирует их деньгами, но делается это исключительно для того, чтобы вылетевшие из родного гнезда птенцы могли служить на благо интересов своего рода, своего племени. Нарушить волю старейшин – значит навлечь на себя их гнев и кару. А если от кого отвернутся сородичи или кого проклянут, то за его жизнь не стоит давать и ломаного гроша.
Поэтому, когда мы брали в разработку человека, в первую очередь выясняли его родоплеменные связи, его ближайшее окружение, его родственников: где родился, где учился, на ком женился. Подобные сведения мы имели практически обо всех: о губернаторе и его окружении, о секретаре НДПА, о руководителях ХАДа, царандоя – обо всех, с кем приходилось работать. Делалось это для того, чтобы иметь полное представление о человеке и возможность прогнозировать его поступки. От этого зависела наша жизнь.
Наша опергруппа наладила активную работу с местным населением, среди которого у нас были постоянные информаторы и наводчики. Однако иногда афганцы пытались нашими руками решить свои проблемы…
На связи с Сорокой находился один «источник». Звали его Хадис. Простой дехканин. Жил он в Герате. Но родом был из пригорода, поэтому прекрасно ориентировался и в самом городе, и в его окрестностях, и в сложных хитросплетениях межплеменных отношений. От него поступало много ценной и полезной информации об окрестных племенах и о старейшинах этих племен: кого поддерживают, как относятся к новой власти, о вооруженных отрядах племен, их численности и вооружении.
Как-то вечером, во время очередной встречи, он сообщил, что в одном кишлаке находится банда, доставлявшая в последнее время слишком много проблем. Во время разговора Хадис особо подчеркнул, что старейшины этого кишлака активно сотрудничают с антиправительственными силами и оказывают им всяческое содействие.
Той же ночью подняли подразделение мотострелков. К участию в операции привлекли и подразделения афганской народной армии. Сделав отвлекающий маневр, отправились по указанному маршруту. Хадиса взяли с собой. До места добрались без происшествий, в предрассветной мгле окружили кишлак. Начался штурм. Во время штурма Хадис сидел в БТРе. Банды никакой там не нашли. После того как стрельба стихла, к бэтээру стали подводить всех мужчин. Тех, кого он заклеймил, отправляли в ХАД для более тщательной проверки.
– А вот это главный зачинщик смуты, – сказал он, указывая на молодого учителя, стоявшего в толпе задержанных. Молодой симпатичный парень лет двадцати с выразительными умными глазами на тонком смуглом лице, ничем особо не выделявшийся из толпы. Стали его допрашивать. Учитель явно не понимал, чего от него хотят добиться, и отрицал все выдвинутые обвинения. Обвинения же строились исключительно на показаниях Хадиса.
Переводчики – ребята из разведроты, постоянно ходившие на боевые, не раз терявшие своих друзей и воочию видевшие чудовищные результаты душманского зверства, – к афганцам, заподозренным в связях с душманами, испытывали далеко не дружеские чувства. Поэтому во время допроса они особо не церемонились. Правда, определенных границ никто не переходил. Учитель, несмотря на довольно жесткие формы ведения допросов, все равно ни в чем не признавался.
– Потом, много позже, когда мы начали более плотно работать с теми, на кого показал Хадис, выяснилось, что таким образом он элементарно сводил счеты со своими недругами. Обладая более полной информацией, я понял, что обвиненный учитель действительно был не виноват, а Хадис откровенно привирал. Когда он говорил в общем, все складывалось красиво. Мол, «там бандгруппа, они сотрудничают, у них оружие…» А когда начинали прощупывать детали – к какой партии относятся, как поддерживают связь, каналы поставки оружия, кто из представителей власти у них на связи, где тайники с оружием, какие акции проводили, – у Хадиса все начинало сыпаться. Поэтому в дальнейшем пришлось с ним полюбовно расстаться. История школьного учителя закончилась благополучно. Мы передали парня в ХАД, и после проверки его отпустили. Однако далеко не всегда подобные истории имели столь благополучное завершение. Он мог запросто сгнить в тюрьме. В афганских острогах царило полнейшее бесправие. Условия содержания были чудовищные. Никакие санитарные нормы не соблюдались. Средневековье. Жестокость – норма жизни. Человеческая жизнь не ценится ни в грош.
Работа с местными племенами считалась одним из наиболее важных направлений деятельности. Поэтому новоприбывшие «каскадеры» активно продолжали начатую офицерами отряда «Каскад-1» работу. Ширага достался им по наследству от предшественников. Он был вождем мощного, находившегося недалеко от Герата племени, одного из крупнейших в округе. И в самом Герате, и в ближайшем с ним окружении у Шираги были свои люди. Кто-то занимался торговлей, кто-то ремесленничал. Причем Ширага имел достаточно прочные позиции как на «кандагарском» рынке, так и на правительственной территории.
На вид ему было лет сорок пять – пятьдесят. Хотя возраст в Афганистане понятие размытое. Одежда вождя ничем не отличалась от одежды рядовых соплеменников, но его поведение и повадки явно выделяли его из толпы. Глаза, речь, жесты – все было пронизано достоинством и величием. На Востоке уж если человек наделен властью, то она будет сквозить в каждом его движении, в каждом слове, в каждом взгляде.
Вышли на Ширагу благодаря посредничеству одного высокопоставленного сотрудника губернаторской администрации, который был с ним в дружеских отношениях. В свое время этот чиновник учился в Советском Союзе, после чего проникся и к нашей стране, и к социалистическим идеям искренним и глубоким уважением. За время учебы он в совершенстве освоил русский язык и мог свободно, без посредников, общаться с шурави. Он-то и вывел вождя на контакт с «каскадерами».
Переговоры с Ширагой шли в течение месяца. Им придавали большое значение, переговорный процесс находился под контролем Кабула. Методично и целенаправленно советские разведчики склоняли его к сотрудничеству с народной властью и взаимодействию против вооруженных формирований других родоплеменных объединений. Встречались, как правило, ночью, на окраине города. Несколько встреч было проведено на квартире посредника, несколько встреч – на нейтральной территории. Переговоры вели начальник команды «Карпаты» полковник Козлов и его зам по разведке подполковник Юрий Лосев. Старший лейтенант Сорока в составе опергруппы обеспечивал вооруженное прикрытие. Выезжали с автоматами, со снайперскими винтовками. Оцепляли район встречи, прикрывали пути отхода. Иногда находились на втором этаже виллы, в то время как на первом проходила встреча.
Переговоры увенчались успехом. Племя Шираги издавна враждовало с другим, которое вело активную антиправительственную борьбу. На это его и «купили». Сообразив, что руками правительственных войск и шурави он устранит давних врагов, Ширага пошел на сотрудничество. Его племя перешло на сторону народной власти.
– Стандартная для Афганистана ситуация. Я лично, в одиночку, завез туда машину (ГАЗ-66) оружия и обмундирования афганской армии. Ширага переодел своих людей в суконную правительственную форму, чтобы не афишировать свое сотрудничество с шурави перед соседними племенами, и совместно с нашими войсками провел операцию по уничтожению конкурентов. В первые годы ведения боевых действий душманы жили в своих родовых кишлаках. Это уже на более позднем этапе они уходили в горы, в специально оборудованные и укрепленные лагеря. А первоначально ничего этого не было. Мы окружили кишлак, в котором находилось вооруженное формирование конкурирующего племени, и начали штурм. Когда начался бой, Ширага ударил стыла. Его воины отрезали противнику все пути к отступлению, чем обеспечили успех операции. Однако не всегда наша работа имела столь успешное завершение.
Как-то раз во время очередного прочесывания в Герате задержали одного иранца. Молодой парень, не старше тридцати. Рыжий, бойкий, щуплый. Его огненная шевелюра сразу бросилась в глазах патрулю. Остановили, проверили документы, которые оказались безупречны.
– Куда идешь? – спросили его.
– Жениться, – не моргнув глазом, ответил «Рыжий». И тут же поведал трогательную историю о том, что сам он из Ирана, идет в далекий, затерянный в горах небольшой кишлак, где родственники нашли ему чудесную невесту – молодую и свежую, как вода горного ручья. Вся эта история звучала настолько четко и складно, что тут же возникли сомнения в ее искренности. Не мог простой иранский трудяга, за которого он себя выдавал, так грамотно, толково и логично, а глав