Вскоре меня вызвали в Москву, где я узнал, что начальство разведки хочет сделать из Капа сюрприз для руководства КГБ, представив его суперагентом вроде Джеймса Бонда, каким скромный ученый Кан, конечно, не был. Для этого предполагалось обучить его шифровке и радиосвязи. Что именно он стал бы таким образом передавать из Китая в Москву, никого не интересовало.
От шифров я отказался сразу же, поскольку они были такими сложными, что ни Кан, ни я сам не смогли бы их освоить.
А вот на радиосвязь согласился, невольно включившись в чиновничью игру высокого руководства.
Вернувшись в Токио, я купил радиоприемник с цифровым табло и начал учить Кана ловить в эфире адресованные ему передачи из Москвы. Конечно, служба японского радиоперехвата тотчас же их засекала, но ни меня, ни даже Москву это не волновало, ибо отступать было некуда…
И тут я заметил, что, кажется, нахожусь в поле зрения японской контрразведки. Хотя в общении с Каном я принимал повышенные меры предосторожности и встречался с ним теперь в поздний час только в храмовых парках, известных своим запустением, каждый раз я видел в темноте какую-то фигуру. Вряд ли это был случайный прохожий.
Однажды, когда мы с женой вышли погулять около ТАСС и заодно побеседовать о Кане, мимо меня быстро прошел человек в штатском. Профессиональным чутьем я угадал в нем полицейского и догадался, что в эти минуты в моей квартире в особняке ТАСС проводится негласный обыск. Так именно и было, о чем я впоследствии узнал из газет.
И вот, наконец, злополучный вечер наступил. Вместо Кана из кустов в парке Сэндзоку вышла группа мужчин в белых плащах, вспыхнул яркий свет небольшого прожектора…
В полиции, где я провел полчаса, со мной обращались очень пристойно и уважительно, однако дали понять, что подозревают меня в некоем «принуждении» — такой вид правонарушений предусмотрен японским законом. Но никакого принуждения здесь не было. Наоборот, только соблазн богатыми подарками, деньгами, щедрыми угощениями в ресторанах…
Через два дня я покинул Токио якобы по собственной воле, а на самом деле по приказу Москвы. Руководство разведки боялось, что в Токийском полицейском управлении, куда меня вызывали, я сболтну что-нибудь лишнее.
До сих пор я не знаю, как японская полиция нас засекла. Был ли Кан агентом японской полиции или китайской разведки или, наоборот, их жертвой?
Вскоре после моего отъезда, как сообщили японские газеты, Кан был возвращен в Китай. Что там с ним случилось? Наградили его или наказали? Не изломал ли я его жизнь? Мысль эта долгое время не давала мне покоя…
Китайские агенты — ненадежный народ. Сегодня они сотрудничают с нашей разведкой, а завтра, глядишь, переметнулись к своим: настолько сильно в них чувство китайского этноцентризма.
Кроме того, многие из них давно сообразили, что на период собственной заграничной командировки совсем не лишне подзаработать за счет советской разведки. Они с готовностью принимают от нас дорогие подарки, деньги, с удовольствием обедают в европейских ресторанах, давая тысячи обещаний о своей будущей агентурной работе в Китае. Однако, вернувшись домой, они пропадают, прячутся, залегают на дно и на связь не выходят. Обнаружить их в миллиардной стране со сложным контрразведывательным режимом практически невозможно.
Иногда, в редких случаях, это все-таки удается, и наш разведчик, сам радуясь возможности лишний раз выехать за границу, мчится на международный конгресс, где должен появиться завербованный нами китаец.
Там разведчик мастерски разыгрывает случайную встречу, но китаец почему-то не ликует в ответ, а, наоборот, мнется и намекает на контрразведку и шпионаж. А иногда и прямо спрашивает своего русского друга о том, в каком отделе разведки тот служит и каков помер его служебного телефона. И приходится навсегда распрощаться с ним во избежание очередного скандала…
А вел ли Китай разведку против нас? Разумеется, и методы ее были очень похожи на наши. Впрочем, есть у нее и своя специфика, связанная с нехваткой денег. Правда, китайцы и тут умудряются находить остроумный выход. Бродя в окрестностях наших оборонных заводов, они выискивали слесарей-забулдыг и предлагали продать им секретную деталь то за бутылку, а то и за целый ящик водки. Очень часто этот прием срабатывал…
Также китайцы хорошо знают, что для русского человека невыносима мысль о том, чтобы быть завербованным китайцами, ведь это, что ни говори, не американцы и не французы. Поэтому они активно используют для работы в нашей стране офицеров и агентов разведки, принадлежащих к коренным китайским национальностям, проживающих также и на территории бывшего СССР: казахов, киргизов и даже русских.
Да, да, среди китайских разведчиков-нелегалов, действующих в нашей стране, попадаются русские!
Впрочем, правильнее было бы назвать их китайцами русского происхождения, живущими в Китае на протяжении нескольких поколений и искренне считающими его своей родиной. У всех у них, кроме того, имеется в крови капля китайской крови — так, для полной надежности.
Говорят, их отбирают в детстве и специально готовят для работы в разведке, среди прочего применяя и древние методы воздействия на психику, мало кому известные за границей.
О редкой встрече с таким русским нелегалом-китайцем рассказывал мне как-то приятель из дальневосточного КГБ. Сам он с нелегалом, разумеется, в контакт не входил, а узнал обо всем от другого китайца, кадрового сотрудника китайской разведки, засланного в нашу страну специально для этой встречи. Каким-то образом китайца перевербовал КГБ, или, может быть, он сам напросился на вербовку.
Встреча, рассказывал он, была обставлена со свойственной китайцам театральностью и потому больше походила на шпионский фильм для подростков, чем на сам шпионаж. Вместо того, чтобы переговорить, случайно встретившись, в трамвае или на рынке, не привлекая абсолютно никакого внимания, китайский шпион назначил встречу у некоей могилы на заброшенном кладбище.
На могиле была метка: желтый крест, выложенный из сырной крошки. Таким образом, метка сохранялась очень недолго, пока ее не склевали птицы. Отыскав ее, наш агент по условиям явки должен был побродить между могилами по замысловатому маршруту, напоминающему начертание сложного иероглифа, но внезапно ощутил между лопаток холодную сталь дула пистолета (все китайские разведчики за границей вооружены).
Последовала грубая брань на русском языке, угрозы вывести предателя на чистую воду. Не оборачиваясь, наш агент сумел кое-как убедить китайского шпиона в своей лояльности и наконец получил разрешение обернуться.
Перед ним стоял типичный русский мужик с едва заметным монголоидным разрезом глаз.
— Ну, как там наши? Передай им привет, у меня все в порядке, — с улыбкой произнес он и ушел.
А вскоре исчез и сам агент, растворился в России, как бы подтверждая тем самым, что китайская разведка на несколько тысяч лет старше нашей.
Глава 3Целители душ человеческих
КГБ властвует над помыслами людскими. Чекисты просматривают и прослушивают квартиры, могут подсыпать вам в чай «порошок правды», подвергнуть гипнозу, узнать самое сокровенное. Власть над частной жизнью людей многих развращает. Потому чекисты с полным, как им кажется, основанием величают себя «целителями душ человеческих». С чувством ревности они узнают о существовании других целителей, которым люди поверяют все свои чаяния добровольно, — Церковь. С нею чекисты ревностно воюют на протяжении семи десятилетий. Моральный перевес в ней — на стороне Церкви, но и среди ее служителей находятся лица, готовые стать осведомителями.
I
Каждый год, первого сентября, просторные коридоры солидных зданий, занимаемых во всех городах нашей страны контрразведкой, заполняет толпа молодых людей, одетых с особой тщательностью. Их коротко остриженные волосы расчесаны на пробор, а пиджаки, тщательно отутюженные или даже совсем новые, по-военному застегнуты на все пуговицы.
Это — выпускники чекистских школ, официально в этот день приступающие к службе. Учеба продолжается недолго, как правило, всего год, и сводится к постижению премудростей агентурной работы. Основную же специальность ребята приобрели в общегражданских институтах, которые окончили незадолго до этого.
Кого только нет среди них: и инженеры, и философы, и врачи, и даже специалисты по торфоразработкам, и организаторы спортивных соревнований. Все эти виды деятельности, как и многие другие, интересуют КГБ, и в каждом из них он хочет иметь своих негласных представителей.
Новички побаиваются будущих коллег и держатся настороженно, кучкой, которая, впрочем, через несколько дней полностью рассосется. Суровые кадровики вылавливают в толпе то одного, то другого и препровождают в очередной кабинет, привычно распахнув его двери.
Удивленному взору новобранца предстает тесная комнатушка, сплошь уставленная письменными столами и неуклюжими сейфами, выкрашенными в коричневый цвет. Строгим голосом, в котором слышится покровительственная усмешка, кадровик представляет новоявленного чекиста обитателям кабинета и уходит. Тот же, пробираясь бочком по узкому проходу между шкафами и стульями, усаживается за свободный стол и настороженно опускает глаза…
В таких кабинетах проводит служебные часы весь младший оперативный состав КГБ, от лейтенанта до майора. Впрочем, здесь они стараются бывать редко, посвящая большую часть времени встречам с агентурой во внеслужебной обстановке, на явочных и конспиративных квартирах, а то и прямо на улице. От частого пребывания гам, да еще при любой погоде, их одежда быстро теряет вид, а чтобы купить новую, денег порой не хватает ведь жалованье в КГБ, особенно в провинциальных отделениях, не так велико.
Ни сегодня все они в сборе и тотчас начинают осыпать новичка каверзными вопросами. Суть вопросов такова, что нормальный человек не может отреагировать на них иначе как в антисоветском духе, борьба с которым, между прочим, и составляет главную цель деятельности КГБ! Это вызывает у старослужащих взрывы хохота, доносящиеся также и из других кабинетов. Такова уж традиция КГБ, имеющая целью объяснить новичкам, куда те на самом деле попали.