ательно, слабости»[49].
Социальные идеалы Винера суть идеалы абстрактного гуманизма, но пути к ним для него не ясны или, скорее, случайны. Мечтая об обществе, основанном «на человеческих ценностях, отличных от купли-продажи»[50], о здоровой демократии и братстве народов, клеймя фашизм и войну, Винер возлагал надежды на «уровень общественного сознания», на «прорастание зерен добра», а в целом смотрел на будущее довольно мрачно. Он колебался между резкой критикой капиталистического бизнеса, столь ярко выраженной в «Кибернетике», и упованием на «социальную ответственность» деловых кругов[51]. Не приходится говорить, что он далек от пролетарского коллективизма.
Ближайшее будущее казалось ему критической эпохой, кульминацией противоречий прогресса. «Многие из нас не понимают, что последние четыреста лет представляют собой весьма специфический период в мировой истории. Скорость, с какой происходили изменения на протяжении этих лет, не имеет себе подобия в прежней истории. Так же обстоит дело и с самой природой этих изменений… Мы столь радикально изменили нашу среду, что теперь, для того чтобы существовать в этой среде, мы должны изменить себя»[52]. Даже мозг человеческий чудится Винеру близким к исчерпанию своего могущества. «Быть может, человеческий мозг продвинулся так же далеко по пути к этой губительной специализации, как большие носовые рога последних титанотериев»[53].
Сама кибернетика становится фактором кризиса, способствуя II промышленной революции. «Новая промышленная революция является обоюдоострым оружием. Она может быть использована на благо человечества, однако только в том случае, если человечество просуществует достаточно длительное время, чтобы вступить в период, когда станут возможны такие блага. Она может быть также [c.16] использована для уничтожения человечества, и если ее не использовать со знанием дела, она может очень быстро развиваться в этом направлении»[54]. «Час пробил, и выбор между добром и злом у нашего порога»[55].
Считая Запад клонящимся к интеллектуальному и моральному упадку, Винер питал большой интерес к странам Востока с их древней культурой. Выше уже говорилось о его путешествиях в Китай и Индию. Он предложил индийскому правительству план индустриализации Индии через строительство кибернетических заводов-автоматов, чтобы избежать «опустошительной пролетаризации»[56]. «Превосходство европейской культуры над великой культурой Востока, — писал он, — лишь временный эпизод в истории человечества»[57]. Он полагал себя связанным с Востоком и в личном плане своим происхождением, хотя в целом считал себя американцем.
Главный труд Винера, прославивший его имя, — «Кибернетика» является ярким отражением личности своего автора. Разнообразие знаний, широта интересов, любовь к риску, парадоксальность, тревога за будущее, даже пристрастие к европейской старине — все это запечатлелось на страницах книги, отлилось в романтический проект новой науки «об управлении и связи в животном и машине».
Основной тезис книги — подобие процессов управления и связи в машинах, живых организмах и обществах, будь то общества животных (муравейник) или человеческие. Процессы эти суть прежде всего процессы передачи, хранения и переработки информации, т. е. различных сигналов, сообщений, сведений. Любой сигнал, любую информацию, независимо от ее конкретного содержания и назначения, можно рассматривать как некоторый выбор между двумя или более значениями, наделенными известными вероятностями (селективная концепция информации), и это позволяет подойти ко всем процессам с единой меркой, с единым статистическим аппаратом. Отсюда мысль об общей теории управления и связи — кибернетике.
Количество информации — количество выбора — отождествляется Винером с отрицательной энтропией и становится, подобно количеству вещества или энергии, одной из фундаментальных характеристик явлений природы. Таков второй краеугольный камень кибернетического здания. Отсюда толкование кибернетики как теории организации, как теории борьбы с мировым хаосом, с роковым возрастанием энтропии.
Действующий объект поглощает информацию из внешней среды и использует ее для выбора правильного поведения. Информация никогда не создается, она только передается и принимается, но при этом может утрачиваться, исчезать. Она искажается помехами, «шумом», на пути к объекту и внутри его и теряется для него. [c.17] Борьба с энтропией — борьба с шумом, искажающим информацию.
Таковы, в немногих словах, главные мысли книги. Она не содержит, однако, последовательного курса кибернетики. В 1948 г. это был только проект. Сам Винер не раз отмечает в книге ее предварительный, вводный характер. Хотя Винер и располагал определенными результатами и методами, включая элементы заложенной им и К.Э. Шенноном теории информации, до подробного, систематического построения новой науки было еще далеко. Теория управления гораздо шире фундаментальной теории информации и очерчена Винером весьма бегло. В целом перед нами ряд эскизов, общая программа, набросанная большими мазками, отважно апеллирующая к аналогии и гипотезе, скорее индуктивная, нежели дедуктивная. Небывалый синтез только намечен, здание еще все в лесах.
Винер видит обширное поле для приложения новых понятий. С кибернетических позиций атакует он проблемы техники, физики, биологии, физиологии, медицины, психологии, социологии. Он убежден, что кибернетика даст возможность объединить и упорядочить огромный материал из разных областей, наладить сотрудничество ученых разных специальностей, вооружить их общим языком и общей методикой.
Основатель кибернетики не ограничивается специальными научными вопросами. Он задумывается над общественной миссией кибернетики, переходит к проблемам философским и моральным; теория соединяется с публицистикой, специальные исследования — с вольными размышлениями о путях науки и путях человека.
Книга Винера весьма своеобразна по своей форме и стилю. Не монография обычного типа, не сухой ученый трактат, а живое, свободное изложение мыслей автора, с неожиданными отступлениями и внезапными догадками, с гражданскими раздумьями, со сложными математическими формулами на одних страницах и художественными литературными образами на других. Определение чередуется с метафорой, доказательство — с притчею. Автор рассказывает нам историю своих исканий, дает прочувствовать свои мотивы и основания, проследить постепенную кристаллизацию идей. В книге много эмоционального, она взывает не только к уму читателя, но и к его воображению и чувству. Это особый жанр, своего рода научные этюды или эссе, напоминающие произведения ученых-универсалистов прежних времен. Я сравнил бы «Кибернетику» Винера с «Эпохами природы» Бюффона, хотя последний обладал более изящным пером.
Обращаясь к специалистам разных профилей и просто к широкой публике, Винер, естественно, должен был позаботиться о доступности общего содержания книги, главных своих положений и выводов, и в той или иной степени разъяснить используемые им понятия и данные далеких друг от друга дисциплин. Физиологи нуждались в некоторых пояснениях по части математики, математики — по части физиологии и т. д. Благодаря выборочной, как бы «контурной» популяризации, книгу может прочесть с интересом каждый образованный читатель. Тем не менее это отнюдь не популярная книга, и подлинный разбор ее и оценка требуют больших усилий.
Математические разделы книги написаны столь бегло и лаконично, что доступны вполне лишь хорошо подготовленному математику. Степень популяризации и детализации колеблется от места [c.18] к месту; многие промежуточные звенья пропущены, намеки заменяют изложение. Читатель, пожелавший глубоко проштудировать материал и досконально разобраться в умозаключениях автора, должен накопить основательные звенья в области теории вероятностей, математической статистики, математической логики, функционального анализа, статистической физики, теории автоматического регулирования, теории вычислительный машин, неврологии и невропатологии. Необходимо изучение предыдущих математических работ Винера, на которые тот ссылается в тексте. Впрочем, книга адресована не индивидуальному, а коллективному читателю.
Эскизность, фрагментарность книги задают также немалый труд абстрагирования и систематизации понятий из приводимых описаний и сравнений. Понятийный аппарат новой науки во многом еще зачаточен, смутен, это кибернетика in statu nascendi — «в состоянии зарождения». Наконец, надо признаться, Винер во многих местах просто небрежен и тороплив.
Настоящий бич книги составляют многочисленные описки и опечатки. Первое издание 1948 г. изобилует искажениями формул, имен, ссылок; неточности прокрались и в словесный текст. Винер сообщает в автобиографии, что в это время он страдал тяжелой болезнью глаз — катарактой, перенес операцию хрусталиков и не мог должным образом проверять печатание. «Книга появилась в неряшливом виде, так как корректуры проходили в то время, когда неприятности с глазами лишили меня возможности читать, а молодые ассистенты, которые мне помогали, отнеслись к своим обязанностям недостаточно хорошо»[58]. Кроме того, денежные затруднения заставляли Винера спешить.
Но не будем зоилами! Победителей, как известно, не судят. Книга сыграла свою роль в истории науки, и если не как сообщение, то как сигнал.
С выходом книги в свет кончился первый, инкубационный период истории кибернетики и начался второй, крайне бурный — период распространения и утверждения. Дискуссии потрясли ученый мир. Кибернетика нашла горячих защитников и столь же горячих противников. Не буду пересказывать всех перипетий борьбы — об этом еще будут написаны книги. Одни усматривали в кибернетике сплошной философский выверт и «холодную войну» против учения Павлова. Другие, энтузиасты, относили на ее счет все успехи автоматики и вычислительной техники и соглашались видеть уже в тогдашних «электронных мозгах» подлинных разумных существ. Третьи, не возражая против сути проекта, сомневались, однако, в успехе предпринятого синтеза и сводили кибернетику к простым призывам.