Киевский вокзал, поезд «Москва-Одесса». Хотя посадку объявили всего пять минут назад, соседка в купе уже лежала, с головой закутавшись в одеяло. Из-под одеяла свисала тонкая пластиковая трубка, по которой сбегала бурая жидкость в лежащий на полу медицинский мешочек. «Катетер», — объяснит она, когда вагон с лязгом дернется. И с подкупающей простосердечностью, присущей только украинцам, молодая женщина станет в подробностях расписывать ужасы своей истории болезни.
Два дня от болей в животе лезла на стенку. Квартирная хозяйка в конце концов вызвала Скорую. Еле успели: железа могла лопнуть через два часа. Операция прошла «добре», врачи «уважни», но после реанимационной иностранному гражданину надо либо «платити», либо «виписуватися». Долечиваться, с катетером в боку, отправилась домой в небольшой город Винницкой области. Показывала выданный в Москве трудовой патент: платишь тысячу двести в месяц и «спокийно робишь».
Жаловалась: дома работать негде; есть, правда, магазин, рынок, небольшая гостиница и кафе, но владелица одна. Своих официанток и продавщиц эта хозяйка звала отчего-то «голландскими проститутками». Она, может, имела в виду знаменитую заграничную породу коров, но замужним дамам такое обращение все равно казалось оскорбительным, и одна за другой они отправлялись с мужьями на заработки в другие страны.
На российской границе украинка протянула паспорт и с трудом попыталась сесть. Пограничник, женщина лет тридцати, замахала руками, попросила не вставать и через минуту ушла.
В пять утра с минутами поезд прибыл на станцию «Конотоп». Украинская граница. Разумеется, я знал о том, что новое киевское правительство ввело для граждан РФ мужского пола возрастной ценз: от 16 до 60 лет. И обзавелся бумагой, как мне казалось, по-революционному «настоящей и фактической — броня!» Я официально получил аккредитацию — с печатью! — на конгресс «Украина — Россия: диалог», который уже через несколько часов открывался в Киеве. Организован этот «диалог» был надеждой российской оппозиции Михаилом Ходорковским в поддержку новой украинской власти, которая еще месяц назад дислоцировалась у полевых кухонь Майдана Незалежности. Поэтому ничто не одолевало меня так, как желание доспать оставшиеся часы, и я спокойно протянул свою бумагу пограничнику, заученно спросившему, с какой целью посещаю Украину.
Молодой пограничник, безбровый боровок, с бугристым выскобленным лицом, был облачен в униформу НАТО разных образцов: в пустынные британские брюки «бой тропика» и в армейскую куртку-парку бундесвер. Подергивая носом, будто принюхиваясь, пограничник минуты две вчитывался. Затем переспросил, зачем все-таки еду «в» Украину. Тут во мне зародилось подозрение, что я могу доспать (или не доспать) в Конотопе, и по-военному отрапортовал:
— Направляюсь на международный конгресс, который начнется сегодня в тринадцасть часов в помещении спортивного комплекса «Олимпийский». Перед этим планирую заселится в гостиницу «Крещатик», где мною вчера забронирован одноместный номер. Обратный железнодорожный билет приобретен на поезд «Ужгород-Москва», отправление из Киева завтра.
— Предъявите билет, — задергал носом боровок.
Мое объяснение, что бронировал и платил электронным способом, по Интернету, видимо, разрешило все сомнения украинского пограничника.
— Собирайтесь, пойдете с нами, — и за его спиной замаячили фигуры коллег в разномастной амуниции.
Меня провожал полный жалости взгляд соседки по купе. И я благодарен ей за то, что она, тяжело больная, сопереживала незнакомому «москалю». Когда поезд уже тронулся и я все же вернулся, чертыхаясь, сел на свою полку, она только произнесла с досадой:
— Навижени прикордонники, — и по-русски добавила: — полоумные, потому-то и Крым проср***ли…
Удача улыбнулась мне уже в тамбуре, когда одной ногой уже стоял на перроне. В вагон вошла пожилая женщина в кителе таможенника, она, видимо, сразу оценила обстановку и предложила мне еще раз показать содержимое багажа. Сумки перетрясли здесь же, на заплеванном полу. Потом долго вели с кем-то телефонные переговоры, нудно перечисляли в трубку бритву, носки, записную книжку и прочие дорожные мелочи. Я отметил для себя, что добрая женщина отчего-то не упомянула диктофон, но эта мелочь, наверное, сыграла решающую роль: боровок-пограничник, не извинившись, пробурчал, что я могу собрать свое барахло и вернуться в купе.
Через несколько часов я с интересом оглядывался на Майдане Незалежности. Это место боевой славы новой власти почти не изменилось с того момента, как победившие революционеры погасили последнюю чадящую автомобильную покрышку. Признаюсь, горные хребты покрышек, перевалы вывороченной брусчатки и пики наглядной агитации невольно внушали почтение. В долинах между ними Запорожской Сечей раскинулись шатры армейских палаток и полевые кухни.
Немало времени понадобилось, чтобы понять: Евромайдан — уже далеко не «чистый субстрат достоинства и ненасилия», как утверждал архимандрит Кирилл (Говорун), создатель так называемого «богословия Майдана». Я убедился, что Майдан — это разбитый на десятки черепков глиняный кувшин. Лично я рассмотрел шесть таких черепков, которые для себя называю так: Паперть-Майдан, Маркет-Майдан, Экспо-Майдан, Лобби-Майдан, Наци-Майдан, Арт-Майдан.
Бросались в глаза небольшие самодельные ящики из фанеры, пластиковые контейнеры и картонные коробки из-под обуви — Майдан повсюду и с раннего утра до позднего вечера собирает пожертвования, точнее подаяние — ибо «христаради» на пропитание. Табличка «Збір коштів для харчування Майдану»: собирает средства на пропитание Майдану здоровый тридцатилетний парубок с тюремными татуировками на руках. Его рабочее место расположено в ста метрах от отеля «Хрещатик», в котором я остановился. С небольшого балкончика моего номера видно, как каждое утро, ровно в восемь часов, хлопец выволакивает на дорогу зеленое пластиковое кресло и стул. Водружает коробку для «збіра коштів» на стул, а сам плюхается в кресло.
Сидит развалясь, будто надсмотрщик над толпою. Ровно в 8 часов вечера он проделывает обратный путь. То же происходит вокруг десятков других майдановских ящиков для денег. Изо дня в день молодые парни равнодушно поглядывают на гомонящих туристов, приосаниваются перед камерами западных телекомпаний, провожают взглядом купюры, падающие в ящик, литрами пьют чай или бог весть что. Профессиональные нищие. И это я называю Паперть-Майдан. Майдановские профессиональные нищие отличаются от обыкновенных «калик перехожих» только тем, что ведут себя как настоящие хозяева и паперти, и алтаря. Караульные революции, это они.
Майдан — это маленький город в большом городе Киеве, наподобие Ватикана в Риме. С утра до позднего вечера его кривые улочки шлифуют толпы туристов. Приезжают, чтобы причаститься революционных святынь. Получают незабываемые эмоции, оставляя взамен свои евро, доллары и гривны.
«Прогулка начинается в конце улицы Крещатик, у Бессарабского рынка, — рекламирует свою экскурсию фирма «Чернобыльтур». — Именно там был символично свергнут памятник вождю Владимиру Ленину в декабре 2013 года. У баррикад на Крещатике нас встретят бойцы самообороны Майдана. Многие из них участвовали в вооруженных схватках с «Беркутом» во время революционных событий — 2014. Однако среди них есть и радикально настроенные участники националистического «Правого сектора». Непосредственное общение с ними поможет нам узнать об их мотивах участия в Евромайдане, надеждах, победах и поражениях».
Еще организаторы обещают борщ, сваренный на костре, и ночевку вместе с майдановцами. Завершается экскурсия на Аллее Памяти, где погибла так называемая «Небесная сотня».
Много туристов из США, Канады, Италии, Германии, Польши и Грузии. Вдоль центральной улочки Майдана — а 1а Арбат, только на импровизированных лотках и стендах вместо матрешек и ушанок разложены революционные сувениры: запорожские казаки и Тарас Шевченко на майках, шарфы с националистской символикой, «магниты» с видами Евромайдана и фамильярным вопросом: «Володя! Зачем усы сбрил?» и пр. (Вообще, на Майдане есть всего два исчадия ада, два сосредоточия зла — свергнутый президент Виктор Янукович и пока действующий президент Владимир Путин.)
На обломках статуи Ленина, которая стояла рядом, на бульваре Шевченко, также собираются хорошо заработать. Памятник был сделан из полудрагоценного камня — карельского кварцита. «Его можно распродать «в розницу», — готовит бизнес-проект владелец здешнего антикварного магазина.
Когда я был в Киеве, местная пресса сообщила, что на Майдане никогда не будут устанавливать новогоднюю елку, проводить концерты и шоу.
— Майдан станет местом памяти погибших активистов во время столкновений с силовиками, — рассказал киевский мэр Владимир Бондаренко.
Кстати, сейчас на месте новогодней елки, сожженной в декабре 2013-го коктейлями Молотова, в самом центре Майдана, высится уродливая пирамидальная конструкция, с которой свисают выцветшие клочки революционной агитации.
По Майдану рыщут сотрудники музеев:
— Мы собираем обожженные каски и щиты. Многие из них нашли прямо в здании музея после того, как «Беркут» штурмовал Украинский дом. Так же у музея уже есть каски, которые расписывали майдановские художники. А у библиотеки Майдана мы попросили несколько книг о новейшей истории Украины. Одна книга даже с отпечатком ботинка бойца «Беркута», — рассказала замдиректора Музея истории Киева.
Впрочем, революция не только пополнила музейные запасы, но и нанесла им немалый ущерб. Из Украинского дома пропали два десятка экспонатов. Самые дорогие из них — бюст Екатерины И из фарфора и Евангелие издательства Успенского братства во Львове 1644 года.
В нескольких метрах от штаба «Правого сектора», под пологом армейской палатки, выставлен стенд «Мирна зброя Беркуту». На таких стендах в селах вешают портреты передовых механизаторов и доярок. Сбитый кое-как деревянный щит, обтянутый красным бильярдным сукном, размером метр на метр. Центр экспозиции составляют пластиковые гильзы, картонные пыжи и резиновые пули от травматического оружия. Слева — части сработавшей светошумовой гранаты, справа — сорванные милицейские погоны.