Киевская Русь и Малороссия в XIX веке — страница 31 из 39

.

Он далее утверждает:

Сии то чины с войском малороссийским бывши в поляков, служили им оплотом против татар и турков, и военными подвигами своими приобрели от них подтверждение древних их преимуществ, уравнения с шляхетством и присвоение им права книги статута, но после оказанных им притеснений они, командуя козаками, со многим пролитием крови своей на тридцати шести сражениях, свергнули иго притеснителей своих поляков и Малую Россию, прародительскую отчизну всероссийских монархов, повернули к подножию престола их[220].

Чепа затем детально перечисляет войны и кампании (против татар, турок, поляков, персов, шведов и др.), в которых казаки сражались и приносили жертвы государям. Те, в ответ, признавали их отдельным сословием, приветствовали их рыцарские услуги. Это ли не доказательство коллективного права на дворянство?

Автором, наиболее склонным к историческим аргументам, был Василий Полетика. Предрасположенность оказалась наследственной: он был сыном Григория Андреевича Полетики, великого собирателя исторических материалов, среди них и большого числа летописей, чьим собранием пользовался великий Август Шлецер. «Записка о начале, происхождении и достоинстве малороссийского дворянства» Василия Полетики представляет собой довольно эрудированное обсуждение украинской истории, несколько приспособленное для нужд момента.

Полетика начинает свою записку с утверждения, что несправедливое решение Герольдии вообще проистекает исключительно от незнания украинской истории, заблуждения правительства относительно характера ее общества. Малороссия пользовалась особыми правами, привилегиями и свободами, которые были ее историческим наследием, полученным во времена польского владычества (подробно перечислены привилегии, выданные польскими королями). Признание этих прав и свобод было главным условием приема казаками московской протекции (следует длинный список подтверждений, изданных после 1654 года).

«Сказавши о таковом праве малороссийских чиновников на благородное достоинство, надобно сказать как о начале оного, так и доказать то с ясностью, что оно им неотъемлемо принадлежит и, следовательно, хотя слегка коснуться малороссийской истории»[221]. Древнейшая история у Полетики довольно своеобразна. Малороссийская история начинается после «владения татарского», когда бывшие княжества киевское, черниговское и переяславское, составлявшие собою Малую Россию, перешли под власть Великого княжества Литовского, частью добровольно, частью будучи завоеваны. «С того самого времени Малая Россия осталась при великом княжестве литовском на тех самых правах и привилегиях, которые имели жители оного княжества»[222]. Эти права подтвердил на специально для того созванном сейме и завоевавший Малую Россию польский король Казимир, а затем — Владислав Ягелло, когда заключалась уния между Польшей и Литвой. Все последующие польские короли уважали и подтверждали права, а при заключении Люблинской унии выдана была даже особая привилегия, где подробно перечислены все права края. С этого времени русское дворянство было представлено в обоих сословиях, правивших республикой: среди сенаторов и среди шляхты.

Со всеми теми правами малороссийский народ и принял протекцию российских царей. То был добровольный союз, подтверждаемый каждым последующим царем. С того времени малороссы были верны престолу, оказывая героические услуги во всех походах против татар, турок, персов, поляков и шведов. Щедрость сердца и мужественный дух передавались из поколения в поколение и стали наследственными чертами малороссов.

Конечно, «патриоты» делали фактические ошибки и даже сознательно извращали доказательства в свою пользу. Им, кроме того, необходимо было писать сжато, и, следовательно, их истории — не более чем наброски общих контуров. Но нам в этих произведениях важны не точность и достоверность, не детализация исторического рассказа, а общий образ истории, который они были в состоянии навязать весьма широким слоям публики. Сходство между записками, иногда доходящее до буквального, не удивительно и не случайно: то был результат интенсивного согласования версий истории, происходившего между 1804 и 1809 годами. История Украины, вышедшая из-под пера «патриотов», оказывалась «короткой» историей: Малороссия была страной, возникшей после монгольского завоевания и развившей особенности своего быта во времена литовского и польского владычества. Малороссийский народ ведет свое происхождение от шляхты польских времен, превратившейся в казаков после присоединения к Московскому государству. Основное внимание в этой истории сосредоточено на войнах казаков против различных врагов в XVII веке и большей части века XVIII. Малороссияне рыцарственны, благородны, верны.

Будучи выстроенным, образ малороссийской истории оказался влиятельным и устойчивым. Меморандумы и «замечания», составленные в конце 1820-х годов, по существу, воспроизводят тот же набор идей. Даже записка, написанная и представленная в 1827 году малороссийским генерал-губернатором Репниным, кажется цитатой из более ранних, объясняя привилегии малороссийского дворянства все тем же уникальным историческим опытом страны[223].

Разумеется, авторы меморандумов излагали ровно столько истории, сколько было полезно для убеждения правительства. Но их начитанность в истории была более глубокой, а ее понимание изобиловало оттенками, не всегда уместными в официальных бумагах.

Некоторые из этих «патриотов» пробовали свои силы в составлении больших произведений на историческую тему. Если эти усилия и приносили какие-то осязаемые плоды, а не были только намерениями, они погибли бесследно. Но из случайных замечаний мы узнаем, что, например, Василий Полетика готовил какую-то историю Малороссии[224]. Полагают, что она либо осталась незавершенной, либо пропала. Адриан Чепа также намекал, что его собирательство исторических раритетов должно послужить основанием для истории, либо им самим написанной, либо кем-то другим по его материалам[225].

Вся эта деятельность преследовала одну цель: добиться признания и быть принятыми. Вопреки намерениям участников, она привела к противоположному результату: укрепляя легитимность своего собственного, отличного от российского, исторического нарратива, «патриоты» только способствовали убеждению в том, что Украина страна иная, с иным народом и непохожим прошлым. Краткий период их «историографических разысканий» важен не только тем, что создал канон понимания малороссийской истории в самой Малороссии, но и тем, что впервые экспортировал этот канон за ее пределы, в имперский центр, сделав его в какой-то мере официальным пониманием истории края.

Если исторические разыскания «патриотов» все же кажутся лишь незначительным примечанием к украинской исторической мысли, следует помнить, что, вероятно, именно из этого умственного движения возникла загадочная «История русов», мистификация и псевдоэпиграф, оказавший чрезвычайно глубокое впечатление на историческое воображение российской публики. Первые документальные сведения о ней происходят из 1820-х годов, а первая рукопись, по сообщениям, была обнаружена в 1828 году[226]. Работы, посвященные поискам авторства «Истории русов», могут составить целую библиотеку. Кажется, в двух малороссийских губерниях не осталось ни одного человека, умевшего читать и писать, которого бы не прочили в ее создатели. Многим проницательным исследователям всегда казалось, что «История русов» выглядит несколько чужеродно в контексте 1820-х годов и, должно быть, возникла ранее. Некоторые (Горленко, Лазаревский) даже предлагали приписать ее одному из наших «патриотов», Василию Полетике. Недавно гипотеза о более раннем происхождении получила дополнительную аргументацию в работе Сергея Плохия[227].

Кто бы ни был истинным автором «Истории русов», заманчиво думать, что она выросла из дискуссий о малороссийском дворянстве. Если это так, то перед нами тот редкостный случай, когда можно наблюдать действие потайных пружин историографии: от изначального внешнего импульса к формированию среды знатоков прошлого, огранке и шлифовке идеи и, наконец, к знаменитому тексту.

По понятным причинам «патриоты» идентифицировали себя с «короткой» версией украинской истории, которая вскоре ляжет в основание романтического видения украинского прошлого и окажется в наибольшей степени ответственна за «национальное пробуждение» XIX века. В ней было все, что так ценил романтизм: героика, жертвенность, благородство духа, кровавые битвы, жестокие притеснения и путь к свободе. Нельзя сказать, что без «короткой» казацкой истории возникновение украинского национализма в XIX веке было невозможно. Вероятно, национальные «будители» нашли бы какие-то иные исторические символы и мифы, хотя и сомнительно, чтоб они оказались бы столь эффектными. «Короткая» история оказалась идеально приспособлена для конвертации в национальный миф. Она почти безупречно выполняла задачи, возлагаемые на национальную историю. Ни одна версия, предложенная впоследствии, не смогла составить ей достойную конкуренцию.


В «Мертвых душах» слово «дорога» в значении «проезжего пути» употреблено больше 80 раз, и ни разу в откровенно порицательном смысле. Худшее, что Гоголь может сказать о дороге, что она «скучна» или «ухабиста». Но любое путешествие («дорога») несет в себе «странное, и манящее, и несущее, и чудесное», даже «спасительное».

Глава шестаяСпор о наследии Киевской Руси: Максимович versus Погодин

Спор между Михаилом Петровичем Погодиным и Михаилом Александровичем Максимовичем о судьбе средневекового Приднепровья