Святослав же и его сопровитель Рюрик Ростиславич не могли немедленно двинуть свои силы, так как Давыд Смоленский готовился к возвращению домой. Смоленские полки устроили вече и заявили, что они-де условились идти только до Киева, что сейчас боя нет, а участвовать в дальнейшем походе они не могут: «уже ся есмы изнемогли».
Пока шел этот недостойный торг с Давыдом, Кончак напал на Римов на Суле, и половцы изрубили или полонили всех его жителей.
Святослав и Рюрик, шедшие на помощь Переяславлю и Римову, задержались из-за «коромолы» Давыда. Гибель Римова летопись прямо ставит в связь с тем, что русские силы «опоздишася, сжидающе Давыда смолняны».
Когда же соединенные полки Святослава и Рюрика форсировали Днепр, чтобы отогнать Кончака, Давыд ушел от Треполя и повернул вспять свои смоленские войска.
С большой горечью пишет об этом автор «Слова о полку Игореве». Он вспомнил древних князей, пожалел о том, что старого Владимира (Святославича) нельзя было навечно оставить здесь, на Киевских горах, сказал о том, как стонет Русь, потому что «теперь стоят стяги Рюрика, а рядом — его брата Давыда, но по-разному, развеваются их бунчуки, но по-разному поют их копья».
Не случайно поэт вспомнил старого Владимира — ведь именно здесь, на берегах Стугны, где совершилось предательство смоленского князя, два века назад Владимир Святославич поставил цепь своих богатырских застав. Мысль автора еще раз настойчиво возвращается к этой реке: при описании побега Игоря, вспоминая гибель Мономахова брата в 1093 г. в водах Стугны, он противопоставляет ее Донцу, «лелеявшу князя на волнах»:
Не тако ти, рече, река Стугна;
Худу струю имея, пожръши чужи ручьи и струги,
Рострена к устью,
Уношу князя Ростислава затвори…
Можно думать, что автор «Слова», находясь при своем князе Святославе, провел это грозное лето 1185 г. в стане русских войск между Кановом и Треполем, между Росью и Стугной, и был свидетелем и приезда гонцов из осажденных и сожженных городовой рассылки гонцов за новыми «помочами», и трусливого вероломства Давыда под Треполем на Стугне.
Не в эти ли месяцы «противостояния», когда нужно было найти особые вдохновенные слова для объединения русских сил, для привлечения к обороне князей отдаленных земель, и сложилось замечательное «златое слово»? Ведь в этом разделе «Слова о полку Игореве», завершающемся словами об измене Давыда, нет ни одного факта, который выходил бы за хронологические рамки тех нескольких месяцев, когда Святослав и Рюрик держали оборону на Днепре от Витичевского брода до Зарубинского, от Треполя до Канева. Не с каневских ли неприступных высот, полных языческой старины, смотрел в это время на Русь и на степь автор «Слова о полку Игореве»?
Поход князя Игоря Святославича в 1185 г. (схема Б. А. Рыбакова)
Он глубоко сожалел о гибели русских и не мог удержаться от горьких упреков в адрес Игоря. Игорь — не герой «Слова», а лишь повод для написания патриотического призыва, значение которого не исчерпывается событиями 1185 г.
Весною 1186 г. Игорь уже бежал из плена: 11 дней брел по укромным речным зарослям и, наконец, вернулся на родину.
В 1199 г. после смерти Ярослава Игорь Святославич стал великим князем черниговским и успел в последние годы завести собственную летопись, попавшую в Киевский свод. Здесь Игорь представлен весьма благородным князем, непрерывно думающим о благе земли Русской. Умер Игорь в 1202 г. Его сыновья, оказавшиеся в Галицкой земле, вели крутую антибоярскую политику, убили около 500 знатных бояр и в конце концов были повешены в Галиче в 1208 г.
Дальнейшая история Чернигово-Северской земли не представляет особого интереса. Размножившиеся Ольговичи по-прежнему охотно принимали участие в усобицах и постепенно расчленили землю на несколько мелких уделов. В 1234 г. Чернигов выдержал тяжелую осаду войск Даниила Галицкого: «Лют бо бе бой у Чернигова; оже и таран на нь поставша, меташа бо каменем полтора перестрела. А камень — якоже можаху 4 мужи силнии подъяти».
В 1239 г. Чернигов вместе со всем Левобережьем был взят войском татар.
Галицко-Волынские земли
В самой торжественной форме обращается с призывом автор «Слова о полку Игореве» к галицкому князю Ярославу Владимировичу, определяя с присущей ему гениальностью в нескольких строках важную роль богатого и цветущего Галицкого княжества:
Галичкы Осмомысле Ярославе!
Высоко седиши на своем златокованнем столе,
Подпер горы Угорскыи (Карпаты — Б. Р.)
Своими железными полкы,
Заступив королеви путь,
Затворив Дунаю ворота,
Меча бремены чрез облакы,
Суды рядя до Дуная.
Грозы твоя по землям текут;
Отворяегии Киеву врата,
Стрелявши с отня злата стола салтани за землями.
Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея,
За землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!
Читатель или слушатель поэмы ярко представлял себе могущественную западнорусскую державу, опиравшуюся на Карпаты и Дунай с одной стороны и протягивающую свою властную руку в другом направлении — до Киева и до половецких «султанов». Строки верно отражали быстрое возвышение Галицкого княжества, выросшего на месте уделов сосланных и бежавших сюда второстепенных князей XI — начала XII в.
План Переяславля (совр. Переяслав-Хмельницкий)
Менее пышно, но тоже почтительно приветствует автор «Слова» волынских князей и особенно знаменитого Романа Мстиславича, который «как сокол парит высоко над землей». У него и у его вассалов «железный папорзи (нагрудники.—Б. Р.) под шеломы латиньскими», и его облаченные в латы полки побеждают и половцев и литовцев. Упомянуты здесь и второстепенные князья небольшого Луцкого княжества — Ингварь и Всеволод Ярославичи. Всех волынских князей, праправнуков Мономаха, поэт призывает: «Загородите полю (степнякам.—Б. Р.) ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоревы».
В истории Галицко-Волынских земель мы видим перемещение исторического центра: в древние времена на первом месте был Дулебский союз племен, находившийся на стыке восточно- и западнославянских племен Прикарпатья и Волыни. В VI в. этот союз племен был разбит аварами, старый племенной центр — Волынь — заглох, и центром этих земель становится Владимир Волынский, носящий имя Владимира Святославича» уделявшего большое внимание западнорусским землям.
Плодородная почва, мягкий климат, относительная безопасность от кочевников сделали благодатную землю Волыни одной из богатейших на Руси. Здесь очень интенсивно развиваются феодальные отношения и складывается сильный боярский слой. Здесь возникают такие города, как Перемышль, Луцк, Теребовль, Червен, Холм, Берестье, Дрогичин. Долгое время мы ничего не находим в летописях о Галиче. Но в XII в. Галич из небольшого удельного городка второстепенных князей быстро превращается в столицу значительного княжества, возникшего на землях таких славянских племен, как Белые Хорваты, Тиверцы и Уличи. На рубеже XII и XIII столетий Роман Мстиславич Волынский объединил Галицкую землю и Волынь в одно большое государство, пережившее татаро-монгольское нашествие и просуществовавшее до XIV в. Такова схема истории Западной Руси.
Самостоятельную политику по отношению к Киеву западнорусские князья пытались вести еще в XI в.: например, Василько Ростиславич Теребовльский, ослепленный после Любечского съезда, его брат Володарь, князь Перемышльский, и их враг Давыд Игоревич Волынский, а потом Дорогобужский. Последним представителем мелких князей-изгоев был Иван Ростиславич Берладник, внук Володаря, биография которого полна разнообразных приключений. В 1144 г. он княжил в небольшом Звенигороде (на севере от Галича), а галичане, воспользовавшись тем, что их князь Владимир Володаревич был далеко на охоте, пригласили Ивана и «введоша к собе в Галич». Когда Владимир осадил Галич, то весь город отстаивал Ивана, но в конце концов ему пришлось бежать на Дунай, а Владимир, войдя в город, «многы люди изсече, а иные показни казнью злою». На Дунае Иван Ростиславич по области Берлади и получил прозвище Берладника.
Галицко-Волынская земля (по А. Н. Насонову)
В 1156 г. мы видим Берладника в вятических лесах, где он за 12 гривен золота и 200 гривен серебра служит неудачливому союзнику Юрия Долгорукого — Святославу Ольговичу. Затем он перешел в другой лагерь, и сразу его судьбой заинтересовались и Юрий Долгорукий, которому удалось схватить его и заточить в Суздале, и на другом конце Руси, в Галиче, — Ярослав Осмомысл, помнивший вражду Берладника с его отцом. Он посылает целое войско к Юрию, чтобы доставить Берладника в Галич и казнить его. Но на пути неожиданно дружины черниговского князя Изяслава Давыдовича отбили Берладника у суздальских войск, и он избег жестокой расправы. В 1158 г. он уезжает от гостеприимного Изяслава, ставшего уже великим князем киевским, так как дипломатический конфликт из-за него принял европейский масштаб: к Изяславу в Киев прибыли послы Галича, Чернигова, Венгрии и Польши, требуя выдачи Ивана Берладника. Он снова вернулся на Дунай, а оттуда во главе шеститысячного войска пошел на Галицкое княжество. Смерды открыто переходили на его сторону, но союзные половцы покинули его, так как он не разрешал им грабить русские города. Изяслав и Ольговичи поддерживали Берладника и затеяли поход на Галич, но галицкие войска Ярослава опередили их, оказались под Киевом и скоро овладели столицей. Ярослав «отворил ворота Киеву», а Изяслав и Берладник бежали к Вырю и Вщижу.
Спустя три года, в 1161 г., Иван Берладник оказался в Византии и умер в Салониках; ненависть князей настигла его здесь: «Инии тако молвяхуть — яко с отравы бе ему смерть». Князь, за которого горожане Галича целый месяц сражались насмерть, князь, не допускавший половецких грабежей, князь, к которому «смерды скачут через заборола», конечно, интересная фигура для XII в., но слишком односторонне обрисованная враждебными летописями.