По своему масштабу и размаху эти ежегодные многолюдные торгово-военные экспедиции могут быть сопоставлены, только с крестовыми походами западного рыцарства XI–XII вв.
Киевская Русь возникала в определенной исторической международной обстановке. К чести первого восточнославянского государства служит то, что оно уже в IX в. могло делать эту обстановку благоприятной для себя. Неудивительно, что успешные мирные экспедиции русов привлекли к себе внимание северных мореходов, варягов, примкнувших в X в. к далеким поездкам русских в богатые страны Востока. Судя по распространению скандинавских вещей в Восточной Европе, варяги-норманны проникали на Восток не через Киев, а далеким кружным путем через Верхнюю Волгу, минуя владения Руси.
Эволюцию русского феодального права никоим образом нельзя отождествлять с последовательностью известных нам юридических документов. Существенную логическую ошибку совершают те историки, которые умолчание источников о том или ином жизненном явлении истолковывают как доказательство отсутствия этого явления в реальной исторической действительности.
Русская Правда Ярослава Мудрого, данная им новгородцам около 1015 г. для того, чтобы оградить их от произвола наемных варягов, не касается (и не должна была касаться) вопросов международного права, но на сто лет ранее, в договоре 911г. многие подобные вопросы были подняты со ссылкой на недошедший до нас «закон и покон языка нашего», на «закон Руский».
Многое в русском праве долгое время оставалось устным, традиционным на уровне обычного права. Помимо договоров с Византией, ранними юридическими записями являются княжеские уставы Владимира (до 1011) и Ярослава (до 1054), данные церкви. В них содержится целый ряд статей семейного, наследственного и церковного права, отстаивающего иммунитет церкви и церковных людей.
Важным документом княжеского домениального (но не феодального вообще) права является Правда Ярославичей, созданная в пору обострения классовой борьбы около 1072 г. Помимо княжеского имущества, этот закон ограждал имущество и личность смердов (крестьян, несших военную службу). Владимир Мономах, приглашенный на киевский стол после восстания 1113г., создал особый устав о должниках, облегчив положение задолжавших городских людей.
Наиболее подробным законом (вобравшим в себя и старое законодательство) была Пространная Русская Правда, созданная примерно в 1120–1130-е годы. Наряду с княжескими интересами она ограждает и боярские и купеческие. Кругозор юристов, составлявших этот последний закон Киевской Руси, значительно шире: они постоянно упоминают соседние земли, пишут о морских ладьях, о «великом гостинце» — магистральной торговой дороге. Шире и круг вопросов: регламентируются проценты по займам, операции с ломбардом, оплата судебных чиновников, оплата градостроителей и «мостников», условия розыска беглых холопов, правомочность холопов, ведущих торговлю на свои и на господские средства, вопросы наследования как у смердов, так и у дружинников и у бояр и др.
С началом феодальной раздробленности появляются княжеские грамоты, очерчивающие пределы подвластной земли и определяющие долю церковных доходов.
В социально-политической жизни Киевской Руси и ее непосредственных наследников-княжеств XII — начала XIII в. большой интерес представляет эволюция трех важных элементов, от соотношения которых находилось в зависимости и положение народных масс. Это — князья с окружающими их мечниками, вирниками, «милостниками», боярство и города. Киевский князь, начиная с Ярослава Мудрого, имел высокий титул «цесаря», императора. Цесарей в Европе было только три: император Византии, цесарь Священной Римской империи (на германской основе) и цесарь, или царь, Руси.
Княжеские круги, сделавшие очень много в самом начале процесса феодализации, ко второй половине XI в. необычайно обострили социальную обстановку, сделали ее чрезвычайно напряженной и тяжелой для народа. Первая фраза Правды Ярославичей прямо вводит в эту трагическую действительность: «Аще убьют огнищанина…» Народ доведен до самых крайних мер. Непрерывные усобицы князей (численность которых возрастала с каждым поколением), переход князей по старшинству из одного города в другой, сопровождавшийся перемещением всего домениального аппарата, приглашение иноземцев (половцев, поляков) для решения личных распрей — все это создавало крайне неустойчивую обстановку и содействовало появлению чувства неуверенности во всех слоях общества, а это в свою очередь порождало усиленную, торопливую эксплуатацию крестьян и ремесленников. Некоторые князья получили у потомков печальное прозвище «Гориславичей».
Огромное государство, ярко и быстро взошедшее на европейском горизонте, известное на всех просторах Старого Света, начинало испытывать внутренний кризис, вызванный неумеренностью княжеских желаний, полным отсутствием учета общегосударственных интересов Киевской Руси, оказавшейся к тому же под ударом нового степного врага — половцев-кипчаков.
Княжеские съезды («снемы») не давали никаких результатов. Поговорив о братолюбивом согласии и о необходимости уважения к границам своих соседей, князья тут же, на самом съезде (так было на Любечском съезде 1097), составляли новые заговоры и начинали новую многолетнюю кровопролитную усобицу.
Киевский социолог конца XI в. резко осудил тяжелую ситуацию, созданную сыновьями Ярослава Мудрого; используя летопись как средство полемики, он противопоставил в своем введении современному ему «княжью» прежних эпических князей: «Тии бо кънязи не събирааху мънога имения, ни творимых [придуманных] вир, ни продажь [отчислений в пользу князя] въскладааху на люди… и росплодили были землю Русьскую». А в адрес своих современников этот автор посылал (устами осмысленных мужей») упреки: «Почто вы распря имата межи собою? А погании [половцы] губять землю Русьскую!»
Выход из кризиса наметился только тогда, когда реальная политическая власть стала все в большей степени переходить от княжеской верхушки к основной части молодого феодального класса — боярству. Новая, вполне прогрессивная еще, феодальная социально-экономическая формация была представлена двумя прослойками господствующего класса: численно небольшой княжеской верхушкой с широко раскинутыми домениальными владениями и большим аппаратом, с одной стороны, и многочисленным боярством с его тысячами вотчин-государств, с другой.
Боярство образовывалось двумя путями: с одной стороны — это родовая и племенная знать, перешедшая на определенном этапе к эксплуатации своих сородичей и соплеменников, а с другой — верхушка княжеской дружины, «смысленные мужи» княжеского окружения. Чем меньше было далеких удачных походов князя, во время которых «дружина его кормяхуся воююще иные страны», тем больший интерес эти мужи проявляли к земле, к селам и живущим в них «людям» — крестьянам.
До тех пор, пока земское боярство (и «протобоярство» из племенной знати) ограничивалось только проживанием в своих периферийных усадьбах-»дворах», оно представляло собой такую же аморфную, рассредоточенную на огромном пространстве массу, как и подчиненное «господам» крестьянство. Относительное единство Руси IX–XI вв. создавалось княжеской властью с ее широко разветвленной системой станов и погостов, заселенных княжескими смердами — пахарями-воинами, кормившими сами себя и всегда готовыми (в отличие от «людей» — обычных крестьян — общинников) к участию в конных походах князя.
Общее развитие производительных сил приводило к росту городов и к созданию новых городских центров. Города, как известно, были средоточием торга и ремесла и пунктами административного управления. К этому совершенно необходимо добавить, что города очень быстро стали своего рода коллективным замком феодалов данной округи» На протяжении почти тысячи лет русское боярство и знатное дворянство располагало двумя точками опоры: периферийной вотчиной с господской усадьбой в ней и двором в городе. Заселение городов боярами, во-первых, приближало боярство к источнику власти, более широкой, чем власть над своими крестьянами, а во-вторых, содействовало появлению боярской корпоративности, облегчало возможность совместных действий. Города стали новыми «узлами прочности» феодального общества.
Прогрессивную роль городов (и увеличения их количества) в конце XI в. отметил тот же летописец-социолог, который укорял князей от имени смысленных бояр. Он ввел упоминание о городах даже в самый заголовок своей летописи: «Временник, еже нарицается летописець рускых князь и како избра бог страну нашу на последнее время и гради почаша быти по местом и о статии. Киева…».
В новых условиях боярство начало борьбу за политическую власть. Одним из первых проявлений ее было приглашение в Киев провинциального князя Святополка в 1093 г. и недоверие к Мономаху, фактически правившему Русью в княжение его отца (1078–1093). Последние бои боярство давало в середине XVIII в., отстаивая правление «верховников».
За эти столетия позиция боярства, крупной земельной знати, бывала и прогрессивной и реакционной, регрессивной. В XII–XIII вв. боярство боролось за власть и в Киеве, и в Новгороде, и в Галиче, и во Владимире Суздальском. Боярство приглашало, «вабило» понравившихся князей, воспитывало юных княжичей, чтобы приручить их, женило князей на боярышнях, воздействовало на право наследования (и сжигало княжеских любовниц, если возникали династические опасения). Стремясь ослабить междоусобные войны, длительно ведшиеся князьями из-за Киева, бояре придумали остроумную систему дуумвирата: в Киев они приглашали одновременно двух князей-соправителей из двух разных, враждующих между собой княжеских линий. На заседаниях боярской думы бояре нередко пытались удержать не в меру пылкого князя от усобицы, а если он проигрывал битву, то боярство изгоняло князя: «Пойди прочь, княже, ты нам еси не надобен…» В острые моменты внешней войны боярство могло применить страшное оружие инерции, так сказать, «вассальную забастовку»: князь со своим войском ждет бояр и их воинов на условленном месте, а рассредоточенные по вотчинам бояре «идучи не идяху».