отню.
Галя досадовала на Иосифа: почему не встретил. Насмешливый, часто злой и почти всегда не вполне трезвый, к своей Галюсе он, по крайней мере, всегда оставался внимательным. Вот и чемодан тоже он подарил. И за пошив шелкового платья с юбкой «солнце» и хрустальными пуговицами на лифе безумно дорогой полтавской портнихе он заплатил. И много еще чего полезного сделал в жизни Гали Винниченко. Только жениться пока не смог. И вот она в этом самом дареном платье, с шикарным чемоданом, кое-как, на перекладных добралась до Киева, а Иосиф ее не встретил. Галю терзали жара и отчаянная обида.
– До улицы Ленина далеко?
Галя схватила за рукав проходившего мимо мужчину, по виду совслужащего.
– Близко, – мужчина остановился, уставился на нее.
Наконец-то кто-то заметил, как она красива. Галя приободрилась, вскочила с чемодана. Вот незадача! Мужик оказался на полголовы ниже ее ростом, и ей хорошо была видна его плешивая макушка – кепку незнакомец почему-то держал в руке. Галя снова присела. Сейчас равнодушный киевлянин кинется от нее прочь – разводить сплетни о позорном отступлении Красной армии. Все они тут, в Киеве, враги.
– Вам какой номер? – Интерес незнакомца не пропал, но взгляд его сделался еще более почтительным и даже приобрел оттенок восхищения.
– Восемнадцатый. А номера квартиры я не знаю. Иосиф мне не сообщил. Обещал встретить, а не встретил…
Галю понесло. Нечаянное внимание плюгавого в общем-то незнакомца, смотревшего на нее с привычным мужским интересом, прорвало плотину отчужденности, возникшую в душе Гали, как только она ступила на киевскую землю. Галя вывалила незнакомцу все: свою тоску по Иосифу, окрепшую еще больше с началом войны, усталость от непредвиденно долгой дороги от Оржицы до Киева, которая должна была занять один день, но фактически Галя добиралась три дня, потому что на ближайшей к Оржице станции Слобода-Петовка не смогла сесть ни на один поезд, и если бы не приютившая ее на ночь портниха… В этом месте Галя даже всхлипнула. А оказавшись в поезде, заняла место не согласно купленному билету, но в ужасающих условиях, в тамбуре паровоза, в непосредственной близости от паровозной топки. И это можно считать везением. Галя приглянулась пожилому машинисту, а не то торчала бы в Слободе-Петровке до сих пор. При всем при том ей, Гале, требовалось прибыть в Киев в самом лучшем виде, но дорожное платье испачкалось, и ей пришлось надеть прихваченное с собой нарядное, для особых случаев предназначенное платье. Но и этого мало! Поскольку посадка на поезд, следовавший в сторону Киева, сильно напоминала штурм крепости Бастилия парижской беднотой в 1789 году, на повседневных туфлях Гали сломались оба каблука. Пришлось надеть эти, выходные. Не утаила Галя и особую обеспокоенность о растрепавшейся прическе и о поблекшем от дорожной усталости румянце.
– Мне нужен дом номер восемнадцать, а номера квартиры Иося мне не назвал. Так и сказал: не нужно тебе номера квартиры знать. Вот я его и не знаю, – завершая свой рассказ, Галя всхлипнула.
– Сударыня напрасно расстраивается. Да и нет в восемнадцатом номере квартир. Уже нет. Заселено только полуподвальное помещение. Первый этаж, в принципе, уцелел, но жить в нем опасно – в потолке дыры. Бомба пробила крышу и перекрытия второго этажа. Но в цокольных помещениях все в порядке. Даже вода из крана льется, так что вы сможете помыться. Ах, не утруждайте себя хватанием чемодана! Я помогу вам донести…
Речь любезного незнакомца прервал отдаленный, похожий на громовой грохот, гул. Незнакомец и Галя, оба, настороженно уставились на небо, которое пока оставалось ясным. Тем не менее, прежде чем подхватить чемодан, незнакомец прикрыл голову кепкой.
– Бежим! – скомандовал он. – Скорее! Не зевай!..
Голос его потонул в адском вое. В дороге от Оржицы до Киева Галя наслушалась пугающих разговоров об авианалетах, о звуках сирены ПВО, о том, что немцы уже вышли на берег Днепра южнее Киева и Красная армия ценой колоссальных усилий сдерживает их дальнейшее продвижение. Галя не хотела, не могла поверить в байки враждебных советской власти элементов до тех пор, пока женщина, бедовавшая на руине, не швырнула в нее обломком собственного дома.
А гул между тем нарастал. Он уже висел над ближними домами. Еще немного, и она впервые, собственными глазами увидит, как с неба валятся бомбы. А незнакомец поторапливал ее, но с изысканной вежливостью, через слово именуя старорежимным словом «сударыня». Страха на его лице не было, но он шел очень быстро, время от времени переходя на своеобразный, старческий аллюр. Да, теперь Галя заметила, что ее провожатый совсем не молод и, вероятно, годами даже старше Иосифа, но отличался такой же неутомимостью. Так они пробежали два квартала. Галя вовсе не смотрела по сторонам, всецело доверясь своему проводнику. А люди вокруг вели себя по-разному. У некоторых на лицах читался испуг или озабоченность. Эти торопились, вероятно, в бомбоубежище. Иные же шествовали прогулочным шагом, оживленно болтали, даже посмеивались. В конце концов, когда их настиг ужасный грохот и над дальними крышами взметнулся дымный столб, заметались даже самые беспечные. Улица вмиг опустела, а провожатый дернул Галю в ближайшую подворотню. Там, оказавшись под защитой арки, Галя смогла отдышаться.
– Это не налет, – незнакомец улыбнулся. – Это обстрел. Бьет дальняя артиллерия неприятеля. Иногда снаряды попадают на улицы Киева. Но это ничего. Слышите? Прислушайтесь!
Галя отерла пот со лба.
– «Неприятель», «сударыня»… Да кто вы такой и почему помогаете мне? – решилась спросить Галя.
– Какая же вы невозможная провинциалка! Иосиф Христофорович именно так мне вас и описал.
Под аркой царил сумрак, лицо незнакомца скрывала густая тень, но Галя была уверена: незнакомец улыбается.
– Иося? От ведь… Обещал же встретить! А сам, наверное, валяется пьяным вдрибадан!
– Вдрабадан – так порой выражаются русские люди. Впрочем, вы, вероятно, не русская. Совсем-совсем рыжая.
– И не жидовка. Не думайте. Странно, что вы трезвый, потому что все приятели Иоси такая же пьянь, как он.
– Приятели? Как забавно!
– Приятели-собутыльники, а то кто же? Я их знаю: Пальцун, Коська Кожушенко. Особенно, конечно, Коська. Такая пьянь-распьянь!
– Забыл представиться. Моя фамилия Громов…
– «Представиться»! Ишь, интеллигент…
Но Громов не стал ее слушать. Подхватив чемодан, он выглянул из подворотни. Галя подалась следом – хотелось уже выйти из мрака на солнечный свет, хотелось попасть наконец в объятия Иосифа, у которого хоть ни стыда, ни совести, зато объятия крепкие. Оба прислушались. Наступившую после продолжительного воя сирены глубочайшую омутную тишину нарушали лишь звуки шагов да шуршание автомобильных шин – где-то неподалеку катился, шелестя щебнем, автомобиль.
– Где же Иосиф? – громко обратилась Галя к тишине. – Пить дать, валяется пьяный, а вы – интеллигент – его пьянство покрываете!
– Не ругайте его… Впрочем, вот и он сам. Товарищ Пискунов! Мы здесь! – незнакомец помахал рукой.
Шикарный, сверкающий крыльями автомобиль затормозил напротив арки. Тормоза взвизгнули. Этот звук показался Галине оглушающим, будто кто-то глухой ночью, подавшись в сени напиться, нечаянно наступил на хвост прикорнувшему там коту.
Распахнув дверь, Иосиф проворно выскочил на мостовую. Огромный Галин чемодан он кое-как затолкал в багажник. Саму Галю и Громова разместил на заднем сидении. Иосиф действовал быстро и был абсолютно трезв, как абсолютно чисты – не пылинки! – были его высокие офицерские сапоги. Гимнастерку офицерского фасона, но без знаков различия, крест-накрест пересекали ремни портупеи. На пряжке его ремня сияла пятиконечная звезда. В целом он выглядел, как актер кинематографа, вышедший прогуляться в перерыве между дублями, но лицо его хранило сосредоточенно-серьезное выражение.
В пропахшем кожей и дорогим табаком салоне Галя почувствовала себя в полной безопасности. Перед ней был аккуратно остриженный затылок водителя автомобиля. Прическа Иосифа – слишком длинная для офицера, но все-таки слишком короткая для персоны богемного мира, серебрилась сединой. Знакомые завитки на узком, выпуклом затылке подарили ее душе полное удовлетворение. Рядом с Галей расположился ее провожатый, представленный просто Громовым.
Их путь до места назначения оказался совсем недолгим. Громов был утонченно галантным и деликатным кавалером. Предупрежденная им заранее, Галя совсем не испугалась вида очередной руины. К тому же первый этаж нужного им дома по улице Ленина действительно уцелел, а лестница, ведущая в полуподвал, оказалась чисто выметенной. Иосиф о чем-то весело болтал с товарищами, время от времени перескакивая с русского на непонятные ей языки. На лицах их не было тревоги. Они будто не замечали у себя над головою свежих развалин. Через пару минут война стала казаться Гале декорацией кинокартины, а руина дома № 18 по улице Ленина – результатом ухищрений студийного бутафора. Война – это просто игра или расширенные стратегические учения. О том, что такие учения бывают, несколько раз рассказывал ей Иосиф. Сейчас они заселятся на квартиру и заживут открыто, и будут у них семейные обеды и чай из самовара по вечерам, и цирк по выходным дням – семейная идиллия. А потом она перевезет из Оржицы в Киев мать и сына.
– Галюся! Что же ты топчешься на лестнице?
Галя повиновалась: сошла по ступенькам и оказалась в тесном, пахнущем отсыревшей пылью коридорчике. Громов распахнул перед ней дверь.
Обстановка помещения Галю разочаровала: серые, цементные стены, проложенные по потолку канализационные трубы, в углу – убогий рукомойник, под ним – гнутое ведро для помоев. На стене, над рукомойником, грубо сколоченные полки, на них нищенская посуда: разномастные миски и чашки с отбитыми краями, гнутые и покрытые коростой патины жестянки. По центру помещения расположен большой, тяжелый стол. Сукно на столе зеленое, отличной выделки и со следами мела. Галя вздохнула. Конечно, война, да еще такая, не повод для того, чтобы Иосиф оставил любимые развлечения. Помещение освещено скудно: с высокого потолка на ржавой цепи свисает пыльный абажур. Лампочка освещает сукно, оставляя в полутени дальние углы помещения, через узкие щели расположенных под самым потолком окон в подвал может попасть дневной свет, но сейчас на улице уже стемнело. В раму левого окна врезана жестяная труба буржуйки. Сама печь, украшенная вычурными коваными кружевами, стоит тут же, под окном. В дальнем углу еще одно световое пятно – подсвеченная лампочкой ситцевая занавеска.