– Тут мартини наливают, между прочим, – заметил Марик, уже не раз летавший за границу. – Молочный и дома попьёшь. Андрей, я тебе на месте отдам валютой, из суточных.
– Да брось ты!
Андрей заплатил за всю компанию и испытал явное удовлетворение. Они все тут были плюс-минус ровесниками, но он почему-то ощущал ответственность за всю эту разношёрстную компанию. За тощего Лёньку с нервными тонкими пальцами, весёлую Машку, ещё не пробовавшую мартини, за похожего на большого ребёнка Марика. Андрей уже знал, что Агдавлетов невероятно талантлив, обладает потрясающим голосом и нечеловеческим обаянием, у Лёньки абсолютный слух и феноменальная музыкальность, а Машка гениальная актриса, которая не столько поёт, сколько играет на сцене. Но здесь они все казались ему какими-то неприспособленными к жизни детьми, забывшими или отдавшими кому-то деньги, растерянными перед предстоящей поездкой, озабоченными, как Лёнька, сохранностью чемоданов, которые уже сдали в багаж. И дело было совсем не в поручении Геннадия Семёновича приглядывать за всей компанией.
– А когда у нас первое выступление? – уточнил Лёнька, впиваясь зубами в свой бутерброд.
– Через три дня. Завтра у нас выходной, Михал Михалыч с постановочной группой будут монтировать оборудование, декорации. Послезавтра акустические репетиции. А с четверга работаем.
– Здорово, погуляем, – улыбнулась Машка. – Я всю жизнь мечтала Испанию посмотреть. Коррида!
– Ага, быки прямо по улицам бегают, – хмыкнул Марат. – Ты красное платье с собой прихватила? Бычков приманивать?
– Да ну тебя! Съездил в свою Италию, теперь тебя ничем не удивишь! А кто знает, сколько платят суточные? Я хочу купить сапоги. На высоком тонком каблуке! Как думаете, получится?
– Если суточных не хватит, тебе Лёнька валюту одолжит. Он целый чемодан водки везёт. Я тут решил ему чемодан помочь загрузить, думал, у меня руки отвалятся. Да, Лёнька? – поддел приятеля Марик.
– Водка? – удивился Андрей, прежде чем Волк успел ответить. – Зачем? Нет, ну понятно зачем. Но куда чемодан-то? Вы там упиться собрались? У нас по три выступления в день, ребята. Пить будет некогда.
– Да не пить, – усмехнулся Марик. – Продавать. Иностранцы, знаешь, как за русской водкой охотятся? Это же не их самогон, который они виски называют. Продал чемодан водки – есть валюта. Можно из суточных не выкраивать, чтобы сапоги себе купить.
– Мне лично сапоги ни к чему, – встрял Лёня. – Я хочу аппаратуру нормальную купить. Микрофон, усилок. Вы знаете, что на Западе сейчас микрофоны без проводов появились? Не надо таскать за собой сто метров кабеля! Просто берёшь его и поёшь!
Андрей переводил взгляд с одного на другого:
– Ребята, а вы вообще понимаете, что это валютные махинации? Что это статья?
Ребята переглянулись. Марик прищурился:
– Здесь – статья. А там… Там на это спокойнее смотрят. Если, конечно, в делегации все люди нормальные. Но у нас же все нормальные, да?
И все посмотрели на Андрея. Тот помолчал несколько минут, доел свой бутерброд и поднял глаза на Марика. Два взгляда встретились.
Андрей пожал плечами и смахнул со стола крошки:
– Конечно. У нас все ребята отличные просто.
***
В Мадрид прилетели поздно – рейс сильно задержали, таможню проходили долго и муторно, Лёнькин чемодан водки вызвал у таможенников ряд вопросов, понять которые Лёнька не мог в силу незнания испанского. Пришлось вмешиваться Марику и объясняться со служителями закона на странной смеси языков. Андрей из их диалога понял только «руссо туристо», после чего Волка отпустили. Вероятно, решили, что для русских это нормально – водку чемоданами возить для личных нужд. Андрей хотел высказать Волку, что он позорит облик советского человека за рубежом, но передумал – слишком уж у Лёньки был измученный вид, когда они садились в автобус.
– Ты чего такой зелёный? – поинтересовался Андрей.
– Укачало, – пробормотал тот. – И морозит что-то. Смена климата, наверное. Голоса завтра точно не будет. Хорошо бы за один день прошло, а то как выступать-то?
– Обыкновенно, – пожал плечами Андрей. – Попьёшь горячего чаю, распоёшься. В чём проблема?
Лёнька обиженно на него посмотрел и головой покачал:
– Голосовой аппарат певца – это хрупкий инструмент, его нельзя насиловать. Сегодня распоёшься через «не хочу», а завтра вообще без голоса проснёшься.
– Не обращай внимания, – хмыкнул сидящий рядом Марат. – У Лёни всегда что-нибудь болит, а голос никогда не звучит, по его словам. Сейчас приедем, он поест, поспит, поноет, а потом выйдет на сцену и будет сиять всеми гранями собственного таланта.
– Я на тебя посмотрю, когда тебе придётся третий раз за день выступать с одним и тем же, – фыркнул Волк и замолчал, уткнувшись в окно.
За окном автобуса и правда было интересно. Непривычно красочные пейзажи, высокие дома, ухоженные чистые улицы с клумбами и подстриженными кустами. Даже люди казались какими-то другими: открытые улыбчивые лица, яркие наряды, оживлённые разговоры с размахиванием руками. Как в кино. Андрей никак не мог уловить, в чём главное отличие от привычных ему москвичей, а потом увидел, как их водитель, притормозив на перекрёстке, высунулся из окна, что-то громко прокричал водителю встречного автобуса, активно жестикулируя, засмеялся, получив ответ, несколько раз приветственно просигналил и поехал дальше, улыбаясь. Представить себе подобную картину в Москве было сложно. Почему испанцы такие доброжелательные? Нет, не так. Почему мы, советские люди, живущие в самой справедливой стране на свете, такие закрытые и мрачные по сравнению с ними?
В гостинице служащие, их размещавшие, тоже улыбались, но как-то более сдержанно. Андрею показалось, они поглядывают на советскую делегацию с настороженностью.
– О чём они говорят? – поинтересовался он у Марика, когда они получали ключи от номеров.
– Я итальянский учил, не испанский, – пожал плечами Марат. – Но сдаётся мне, нам тут не особо рады.
– Рады они, не рады, – проворчал Лёнька, с трудом волоча свой чемодан по лестнице на второй этаж. – Лучше бы лифты сделали. Европа тоже мне.
– Имей совесть, гостиница в два этажа, ещё лифт тебе делать, – возмутился Андрей и подхватил не только свои вещи, но и чемодан Маши.
Он, в принципе, и Машку бы подхватил, если бы потребовалось. Занятия боксом он хоть и забросил, но каждое утро отжимался по двадцать раз на кулаках для поддержания формы.
Росконцерт не особо расщедрился – номера оказались очень скромными, к тому же жить им предстояло по двое в одной комнате.
Осознав комичность ситуации, Маша хихикнула:
– Ну что, мальчики? Монетку будете кидать, кто со мной ночует, или как?
«Мальчики» переглянулись. Их четверо, комнат две. Постановочная группа во главе с Михал Михалычем заселялась отдельно, на первый этаж. И Андрей подозревал, что в более комфортабельные условия. Марат мучительно покраснел, Волк с новым интересом посмотрел на Машку.
– Значит так, – решил Андрей. – Сейчас дружненько берём и переносим кровать из одного номера в другой. Места тут достаточно, три кровати легко встанут. И будет у нас комната для мальчиков и комната для девочек.
– Ничего себе, – присвистнул Волк. – Ну, Маш, тогда с тебя приготовление еды. Я так понял, в гостинице нам светит только завтрак.
– В ресторане поешь, – фыркнул Марат. – Водку свою продашь и на вырученные поведёшь всех в ресторан. Да шучу я, расслабься. Придумаем что-нибудь с едой, первый раз что ли.
– Я первый раз за границей, Андрей тоже. Это ты у нас фартовый.
– Мальчики! – возмутилась Маша. – Вы долго будете перед дверьми пререкаться? Переносите уже, что куда собирались, и давайте расходиться. Я в душ хочу, умираю.
Кровать переносили Андрей с Маратом, а Лёнька давал полезные советы и двигал кровати в их номере, освобождая место. В самый разгар перестановки по коридору прошёл испанец в униформе. Остановился, посмотрел на сумасшедших русских, покачал головой и пошёл дальше.
– Что он так смотрит? Помог бы лучше, – пропыхтел Волк, оттаскивая тумбочку в другой угол комнаты.
– Вероятно, ещё не встречал постояльцев, которые двигают мебель, – усмехнулся Марат.
Наконец все устроились, распаковали вещи и завалились в кровати.
– Сегодня спим, а завтра с утра идём гулять, – решил Марик. – Смотреть город, пока есть возможность.
Андрей согласно кивнул. Геннадий Семёнович дал ему чёткие указания: ходить по улице только группой, везде сопровождать ребят, на витрины не пялиться, иностранное шмотьё не покупать. Ну и ещё несколько странных рекомендаций, смысл которых он вообще не понял. Но он бы и без Геннадия Семёновича пошёл с Маратом. Интересно же новый город посмотреть. А на шмотьё у них и денег не было, суточные им никто ещё не выдавал, в кармане лежали только советские рубли, оставшиеся от буфета.
– В душ никто не хочет? – осведомился Лёнька. – Тогда я первый.
И исчез за дверью ванной комнаты. Марат только головой покачал и рухнул на подушки.
– Он всегда такой? – уточнил Андрей.
– Какой?
– Ноющий.
– Ага. Это же Лёнька. Смирись. Так-то он хороший парень, музыкальный. И товарищ надёжный. Просто немножко к жизни неприспособленный. Сейчас мы его встряхнём.
У Марика в глазах заплясали чёртики. Он встал с кровати, подхватил стоящий на тумбочке телефон и, насколько позволял провод, приблизился к двери ванной комнаты.
Снял трубку и, не набирая номера, стал громко якобы отвечать:
– Алло! Да, слушаю тебя, Оксана. Лёню позвать? Не могу, моя хорошая. Да понимаешь, какое дело… Перебрал он немножко… на радостях от поездки. Тут же заграница, соблазнов много. Кава там, херес. Что такое кава? Ну вино местное, Оксан. Холодненькое, вкусное. В общем, в ванне твой благоверный лежит, отмокает. Как проспится, я скажу, чтоб тебя набрал. Ага, давай…
В этот момент из ванной комнаты вывалился разъярённый Лёнька. Мокрый, с намыленной головой и в кое-как намотанным на бёдра полотенце.