Андрей усмехнулся:
– Можно и два. Только тепловых пушек тоже две раздобудь, будь так любезен. А лучше три, одну в кулисы поставим. Для товарища Зейнаб.
«Товарищ Зейнаб» улыбнулась, но не прокомментировала.
Гостиница оказалась более-менее сносной. По крайней мере, топили здесь от души, в комнатах можно было хоть голышом ходить. Андрей не успел разложить вещи, как к нему ворвался Алик:
– Ты с ума сошёл! Зачем ты согласился? Ты понимаешь, что ты простудишься, заболеешь и сорвёшь весь тур! Ради чего? Ради одного концерта?
– Во-первых, двух. Во-вторых, нас заранее предупреждали, что условия будут не райскими. А ты хочешь только в Большом зале Консерватории выступать?
– Было бы неплохо! Не передёргивай! Неужели я не прав?
– Не прав. Люди не виноваты, что концертный зал им ещё не построили. Не до концертных залов тут, Алик. Заводы строят, ГЭС строят. Дома для людей строят. Может быть, через пять лет мы сюда приедем и будем работать в зале, с которым Большой театр по красоте не сравнится. А пока вот так, деревянная сцена и тепловые пушки. Но что ж ты хочешь, чтобы люди без праздников жили, без музыки, без песен всё это время?
Алик плюхнулся на кровать и обхватил голову руками:
– А без патетики никак? Ты не на комсомольском собрании.
– А я тебе абсолютно искренне говорю! Уж извини. На собрании мог бы повторить то же самое. Потому что это моя позиция. Если ты Народный артист, то выступай перед простым народом. В любых условиях.
Андрей уже начал всерьёз сердиться, три спички сломал, пытаясь закурить.
– Ты пока ещё не Народный артист, если я ничего не пропустил.
– Но я им стану, – твёрдо сказал Кигель. – А уважать своего зрителя надо с самого начала. Поэтому завтра я выйду на сцену, как и было обещано людям. Афиши висят две недели! Кто знал, что ударит мороз?
– Метеостанция, – буркнул Алик.
– Так вот. Я выйду завтра на сцену к людям, которые меня ждали. В концертном костюме и бабочке, как положено артисту. Ну, дублёнку накину сверху, может быть. И сделаю всё, чтобы мои зрители получили удовольствие.
– Псих…
– Может быть. Тебя не заставляю! Прекрасно спою без музыки.
– Ага. И без Зейнаб. Хотя она за тобой в огонь и воду пойдёт, я так понял.
– С чего ты решил?
Их взгляды встретились.
Алик только головой покачал, поднялся и пошёл к дверям:
– С тобой бесполезно спорить и невозможно разговаривать. Я буду тебе завтра аккомпанировать. Пока руки не отвалятся. Ну если отвалятся, извини, будешь петь остаток концерта акапельно.
– Мог бы и ногами научиться играть, Бетховен! – не остался в долгу Андрей. – Куда пошёл? Ну-ка рассказывай, откуда такие выводы по поводу Зейнаб. Или погоди, давай вниз спустимся, там какой-то ресторанчик был. Выпьем по сто граммов для профилактики, да и поесть не мешало бы.
В этот момент раздался стук в дверь. Андрей вздёрнул брови в немом изумлении, гостей он вроде не ждал. Ну не поклонники же, прознав о его приезде, за автографом пришли. Для рабочего городка как-то чересчур. И он не Марик, которого стайки девушек всегда преследуют. Подошёл к двери, открыл. На пороге стояла Зейнаб с кастрюлькой, от которой шёл пар и ядрёный запах лаврового листа.
– Картошку сварила, – спокойно сообщила она. – Копчёную рыбу Иваныч притащил. Есть будете?
Мужики переглянулись. Приглашение прозвучало так просто и естественно, как будто они всю жизнь вместе по гастролям мотались, а Зейнаб не артистка, только в автобусе поставившая их на место, а костюмер с дополнительной обязанностью заботиться об артистах.
– Что смотрите? Газетку вон лучше постелите, я кастрюлю поставлю. Тарелки сейчас принесу, у дежурной по этажу взяла.
– Спасибо, – нашёлся наконец Андрей. – Мы, правда, хотели по стопочке за начало гастролей. Отметить, так сказать.
– А в чём проблема? Рюмки попросить?
– Да стаканы есть, – протянул слегка ошарашенный Андрей.
Зейнаб пожала плечами и вышла из комнаты. За тарелками и копчёной рыбой, очевидно.
– Мечта, а не женщина, – протянул Алик.
– Успокойся. Тебя невеста дома ждёт.
– Да я за тебя радуюсь.
– Рано радуешься.
– Не скажи, – хмыкнул Алик. – Так, пошёл-ка я за бутылкой.
– За двумя, Алик. – Андрей протянул ему деньги. – Девушке вина возьми. Белого!
– Хорошо, если хоть какое-нибудь будет. Ты не в Москве!
Алик ушёл добывать алкоголь, а Андрей кинулся спешно запихивать в чемодан все вещи, которые уже успел достать, чтобы к возвращению Зейнаб в комнате был хоть какой-то порядок.
***
Иваныч не соврал, метеостанция не ошиблась – ночью ударил мороз. Андрей проснулся от странных, но смутно знакомых звуков. В номере было уже не так тепло, как накануне. Он бы сказал, свежо. Кигель встал и подошёл к окну. Вот оно что, вьюга! Стёкла гудят, не пуская непогоду в дом, снег облепил окна. Последний раз он наблюдал настоящую вьюгу в детстве, когда они с мамой жили в эвакуации. Тогда ему нравилось сидеть у окошка, чувствовать исходящее от жарко натопленной печки тепло, смотреть, как их двор засыпает снегом, и радоваться, что никуда не надо идти. Сейчас бы так…
Андрей щёлкнул зажигалкой, машинально открыл форточку и тут же снова захлопнул – такой лютой стужей повеяло из окна. Уж лучше табачным дымом подышать. Всё-таки придётся отменять концерт. Алик прав, ничего не выйдет. Они только все простудятся и подведут людей: и тех, которые придут на концерт и тоже замёрзнут, и тех, которые ждут их в следующем городе. Правда, вопрос: как до следующего города добираться? По такой-то метели. Очень обидно. Андрей терпеть не мог переносить и тем более отменять концерты. Люди ждут, готовятся, предвкушают праздник. И он сам ждёт, настраивается. А теперь получается, зря приехали.
Выкурил ещё две сигареты – одну за другой – и всё-таки заставил себя лечь спать. А утром сразу кинулся к окну. Метели как не бывало, солнце отражалось от свежих сугробов, термометр, привинченный чьей-то заботливой рукой с той стороны окна, показывал минус тридцать пять.
– Значит, концерту быть, – сказал сам себе Андрей. – Или даже двум.
И концерты действительно были, оба. Первый Андрей даже не заметил, как отпел. Вышел на сцену – в костюме, как и обещал, только дублёнку сверху накинул, но расстегнул, чтобы видно было и пиджак, и рубашку белую, с красной бабочкой, – увидел набитую людьми площадь, их раскрасневшиеся от мороза, но такие заинтересованные лица, и всё, поймал кураж. Сразу предложил петь вместе с ним, танцевать, чтобы не замёрзнуть, и кричать названия песен, которые они хотят услышать. К чёрту паспортички и заранее утверждённую программу концерта. Он приехал петь для них! Значит, надо петь то, что им нравится!
А просили в основном весёлые песни: «Ландыши», «Катюшу», «Ай да парень», про рабочий народ. И Андрей пел одну за другой, не делая перерывов на долгие разглагольствования, чтобы у Алика руки, уже разогретые игрой, не остывали. В перчатках-то особо не поиграешь. Алик честно отрабатывал весь концерт, не оставил друга одного отдуваться. И Зейнаб тоже работала, как могла. Так как утверждённый список песен Андрей игнорировал, ей приходилось объявлять авторов песен не перед каждым номером, а после. Иногда и просто разводить руками из кулис, мол, сам объявляй, я знать не знаю, кто это написал. А Андрея такие казусы только забавляли.
– Сейчас я спою народную песню, поэтому сразу предупреждаю товарища Касимову, что у неё есть свободные десять минут и она может глотнуть горячего чаю. Если чай ещё не превратился в лёд, конечно, – шутил он со сцены.
Зрители одобрительно гудели и хлопали.
– Чай я оставлю для вас, товарищ Кигель, – не оставалась в долгу Зейнаб, появляясь на сцене. – Ваши связки сегодня – достояние Советского Союза.
Первый концерт продлился полтора часа. Чуть меньше, чем привык Андрей, но надо было ещё как-то согреться перед второй сменой. Сразу рванули в гостиницу, на всё том же пазике без стёкол.
– Все в горячий душ, быстро, – распорядился Кигель. – И чай.
– Да какой тут чай, – хмыкнул Алик. – Тут водки надо хряпнуть. Иначе точно простудимся.
– С ума сошёл, у нас ещё один концерт!
– Что тебе от ста граммов будет?
– Нет, – неожиданно твёрдо возразил Андрей. – Перед концертом – нет. После – пожалуйста. Я первый пойду за бутылкой.
Замерзать он начал только во время второго концерта. То ли куража стало меньше, то ли вместе с первыми сумерками, накрывшими город, столбик термометра пополз ещё ниже. Но на него уже никто и не смотрел. Андрей снова пел, пританцовывал, не столько по собственному желанию, сколько по необходимости, снова шутил с Зейнаб. На этот раз выдержали час пятнадцать. Потом зрители сами догадались, что заморозили артиста, и стали вместо песен скандировать «спасибо», давая понять, что достаточно, они и так благодарны. И Андрей, несколько раз поклонившись, ушёл со сцены. Без привычных уже цветов, потому что никакой букет не выжил бы на таком морозе.
В гостинице снова разбежались по ванным комнатам, а потом собрались в номере Андрея. Доедали вчерашнюю рыбу и свежесваренную картошку, в рамках профилактики пили водку. Сегодня уже все, даже Зейнаб.
– Сейчас бы ещё баньку, – мечтательно протянул Андрей. – Горячий душ – хорошо, но с банькой не сравнится.
– Точно, – подхватил Алик. – У меня один приятель есть, аккомпаниатор. Так он в прошлом году ездил в Америку в составе делегации, где-то там играл на каком-то приёме в посольстве. Неважно. Словом, он там познакомился с местными коммунистами, разговорились.
– В Америке есть коммунисты? – удивлённо вскинула брови Зейнаб.
– Коммунисты есть везде, – наставительно ответил Андрей.
Алик хмыкнул и начал разливать по новой:
– Не перебивайте! И вот он мне рассказывает, что на Западе артист, прежде чем выехать на гастроли, высылает список требований: какой он хочет зал, какое там должно стоять оборудование, какая ему нужна гостиница. И в список этот можно включить что угодно, хоть баню, хоть меню на ужин. И всё тебе сделают, если ты востребованный артист. Можешь, например, потребовать, чтобы тебе шашлык после концерта подали и шампанское!