Андрей усмехнулся. Представил себе Марата, выползающего вечером за стол к телевизору, чтобы посмотреть «Песню года». Впрочем, «Песню года» теперь как раз лучше не смотреть. В этом году их впервые в жизни не пригласили на главный музыкальный фестиваль! Всех троих! Составлявших его костяк, его основу, не пропустивших до сей поры ни единого выпуска передачи. Андрей даже звонил редактору, старому приятелю, узнавал, что происходит. И старый приятель, с которым вместе за кулисами водку пили, которому Андрей помогал ребёнка в хорошую школу устроить, без тени смущения сказал, что старая гвардия теперь «не формат». Что люди хотят видеть новые лица на экране. Ну-ну. Андрей ему сообщил, что пока что на экране у них не новые лица, а новые задницы в розовых и зелёных колготках. И бросил трубку.
– Лёнь, а у тебя что? Натали спокойно тебя отпустила?
Лёнька нервно дёрнул плечом и выдавил на руку ещё немного тонального крема. Он всегда гримировался руками, кисточками ему неудобно, видите ли.
– Вполне. Сказала, что будет рада хотя бы в праздник не видеть мою унылую рожу. Цитата.
Андрей с Маратом переглянулись. То, что у Лёньки постоянно были какие-то семейные сложности, что с первой женой, что со второй, знали оба. Да Волк и сам мало походил на образцового мужа. Но представить, чтобы Зейнаб или Маша так ответили мужьям, было невозможно.
– А рожи у нас и правда унылые, – перевёл тему Марат, глядя в зеркало. – Может, по пятьдесят граммов?
В гримёрке стоял коньяк, дорогущий, французский. И бокалы, пузатые, классические, в которые можно плеснуть немного, а потом греть в руке, наслаждаясь ароматом и насыщенным чайным цветом. Да уж… Ещё недавно они наливали и коньяк, и портвейн в гранёные стаканы и не думали, что нужна какая-то особая посуда. Главное, чтобы было что налить. А куда – дело десятое.
– Давайте, – оживился Волк. – И закуску приготовили, ну надо же. Трогательная забота об артистах. – И потянулся к блюду с бутербродиками.
– Главное, чтоб это всё из гонорара не вычли, – хмыкнул Андрей. – Нет, мне не наливайте, я не пью перед выступлением.
– Андрей, да брось ты. – Марат протянул ему бокал. – Это не Колонный зал Дома Союзов.
– К сожалению…
– Согласен. Пей, а то правда смотреть тошно. На нас на всех.
Напиваться не стали, конечно, все люди взрослые. Два раза по пятьдесят, бутербродик, последние штрихи: Волку – махнуть расчёской по непослушным волосам, Агдавлетову – завязать бабочку, Кигелю – надеть наконец штаны. Да, он до последнего сидит в гримёрке без них, потому что если уж надел их, отутюженные, то придётся стоять до выхода на сцену. Не с заломами же выходить.
Зал был полон народу, столы накрыты. Гуляние уже шло вовсю, но пока что гостей казино развлекал ведущий, один из известных юмористов, Андрей его хорошо знал, как-то даже вместе гастролировали. Девочки в сетчатых колготках сегодня изображали Снегурочек. Правда, если бы Дедушка Мороз увидел длину юбок своих снежных внучек, надо думать, получили бы они посохом по не слишком прикрытым задницам. Кстати, а где Дед Мороз, то есть Иван Савельевич?
Андрей быстро нашёл его взглядом. Хозяин сидел за центральным столиком, ближе всего к сцене, в сугубо мужской компании. Лица мрачные, затылки бритые, на столе бутылок пять всё того же коньяка, а закуска не тронута. Похоже, там деловые разговоры ведутся. Хозяину не до праздного гуляния.
Вскоре объявили их выступление. Марат, Андрей и Лёня поднялись на сцену. Поклонились публике, встретившей их довольно вяло. Объявляли их как «легендарных ретроартистов советской эстрады, без которых раньше трудно было представить Новый год». Сидевшие в зале крепкие ребята и их ярко накрашенные, поголовно курящие дамы явно представляли себе Новый год и без Кигеля с Агдавлетовым. Надо полагать, им, которым сейчас лет по тридцать – сорок, триумвират советской песни в зубах навяз ещё в детстве.
– Не наша тут аудитория, – тихо проговорил Волк.
Андрей только пожал плечами. Мол, какая есть, перед такой и работай.
Дружно грянули «Валенки», как вчера и договаривались. Старались, чтобы вышло пободрее, с улыбками, с пританцовыванием. Каждый из них знал, как разогреть зал, ну и старались кто во что горазд. Но чем ближе был финал песни, тем большими идиотами они себя чувствовали. Зал взирал на них с недоумением. Три старых дурака с выкопанной откуда-то из Средневековья песней, ага. Валенки у них не подшиты. Ещё пара таких лет, и они точно начнут в дырявых валенках ходить. Пешком, потому что машину заправить не на что будет.
– А сейчас мы исполним для вас наши старые добрые песни! – объявил Андрей, всё ещё изображая улыбку. – Начнёт Народный артист России Леонид Волк, встречайте!
Встречайте, как же! Три с половиной вялых хлопка. Зато разговоры в зале стали громче: официанты стали приносить горячее, люди за столиками окончательно потеряли интерес к происходящему на сцене. Тем не менее Лёнька затянул свой нетленный хит про берёзки. Его сменил Марат с весёлой итальянской песенкой.
А когда к микрофону вышел Андрей, на сцену вдруг выкатился вчерашний мордоворот. Андрей с недоумением глянул на него, мол, мешаешь работать. А тот вдруг хлопнул Кигеля по плечу.
– Слышь, братан, кончай базар.
– Что, простите?
И всё же в микрофон, всё на весь зал.
– Закругляйся, говорю. Люди общаются, вопросы решают, а вы своими песнями мешаете. Свободны.
Прежний Кигель выкинул бы хама со сцены, если надо, то и с помощью кулаков. Но он глянул в зал: на сцену не смотрел никто. Иван Савельевич хмурил брови и что-то втолковывал бритоголовому собеседнику. Кто-то налегал на горячее, кто-то – на коньяк. Многие от столиков переместились к игровым автоматам и рулеткам. На этом торжестве новой эпохи три голоса эпохи ушедшей были явно не к месту. И Андрей просто кивнул. Спокойно, как будто под гром аплодисментов, ушёл в кулисы, где уже стояли ошеломлённые Волк и Агдавлетов.
– Что вы на меня так смотрите? Ну согласен, плохая была идея. Поехали отсюда. Сейчас вызову Петровича, может, ещё успеем к жёнам до боя курантов.
Андрею было неловко – он всё это затеял, подвёл ребят. Теперь ни праздника с семьёй, ни заработка. Ясно же, что не успеют они до полуночи, даже если Петрович примчится сюда на санях Деда Мороза.
– Да нормальная была идея, – протянул Лёнька. – Меня лично всё устраивает.
И только сейчас Андрей заметил, что Волк держит в руках три конверта. Явно не с поздравительными открытками.
– Считал?
– Конечно. Обижаешь.
Андрей хмыкнул. Ну да, чтобы Лёнька и не пересчитал. Марат шумно вздохнул. Вот кто не терпел разговоров о деньгах и всевозможных подсчётов.
– Однако…
В конвертах лежали доллары. Гонорар за всю новогоднюю ночь, тогда как спели они в общей сложности три песни.
– Всегда бы так работать, – добавил Лёнька, когда они уже шли в гримёрку.
– Да тьфу на тебя! – не выдержал Марат. – Позорище.
– Позорище или не позорище, а мы свободны и при деньгах. А как мы в Мадриде на улице пели, на прокорм собирали, забыл? Тогда не позорище было? Профессия у нас такая. Клоунов изображать.
– Так, прекратите оба. – Андрей решительно открыл дверь гримёрки. – Быстро переодеваемся и по домам, Петрович уже едет, он нас всех развезёт.
– Вот, ещё и Петровичу Новый год сорвали, – добавил Волк. – И признаться, не очень мне домой хочется.
– Тогда поехали ко мне, – пожал плечами Андрей. – Зейнаб будет рада, она там наготовила на роту солдат.
– О, тогда Лёнька, может, и наестся, – усмехнулся Марик. – А если что, я ему помогу. Маша же работает сегодня, так что меня тоже дома никто не ждёт.
– Отлично! – Андрей снова полез за мобильным телефоном – огромным, неуклюжим, с гигантской антенной, но невероятно дорогим и пока недоступным большинству простых смертных, включая Лёньку и Марата. – Да, куколка, это я. Всё ещё сердишься? Ну даже если сердишься, оставь, пожалуйста, пару ложек «оливье» для меня, Марата и Лёни. Мы будем через полчаса.
– Через час вы будете в лучшем случае, – припечатал знакомый голос в трубке. – Снег опять пошёл. Но «оливье», так и быть, оставим, да, дети? Антон, положи мандарин обратно, тебя уже обсыпало! Оставь немножко дяде Лёне.
Андрей убрал телефон в карман пиджака, отчего тот изрядно оттопырился. Посмотрел, как Лёнька прыгает на одной ноге, пытаясь второй попасть в штанину. Как Марат насвистывает под нос всю ту же итальянскую песенку, собирая принадлежности для грима со столика. И пошёл к начатой ими бутылке коньяка – разливать новогоднее настроение по классическим пузатым бокалам.
***
– Мне сегодня министр культуры звонил, – вдруг сообщает Марат. – Поздравил. Твоих рук дело, Андрей?
Они уже выпили по первой, уже попробовали фирменные рулетики Маши из баклажанов с брынзой и чесноком. В семье Агдавлетовых всегда накрывались роскошные столы, с шашлыками, люля-кебабами и острыми, пряными закусками, которые можно было попробовать только у них и названия которых запомнить было так же сложно, как и повторить рецепт. Сегодня стол выглядел скромнее: мясо явно доставили из какого-то ресторана, а кроме рулетиков Машиных сил хватило только на маринованную селёдку с нарезанной ломтиками холодной отваренной картошкой, щедро посыпанную луком, любимую еду Андрея, и сырные шарики в орехах, которые очень уважал Лёнька. Маша молодец всё-таки, помнила предпочтения каждого из гостей.
– Почему сразу моих? – Андрей невозмутимо тянется к бутылке, чтобы разлить по новой.
– Ну а кто у нас полпред артистов в коридорах власти? Я сомневаюсь, чтобы он сам вспомнил о моём существовании.
– Зря сомневаешься. И никакой я не полпред. Лёня, подставляй бокал. Марик, ты либо преувеличиваешь мои связи, либо недооцениваешь собственный вклад в искусство. Ты – легенда. Твой день рождения вообще должен быть национальным праздником.
– Такая же, как и ты, – фыркает Марик. – Как и Лёнька. И не надо кокетничать. Из нас троих ты всегда был государственным певцом.