– Такое случается по меньшей мере дважды в день, – беззаботно пояснила Ашвини. – Ты к этому привыкнешь.
При звуке ее голоса из комнаты высунулся мальчик со слипшимися взлохмаченными черными волосами и блестящими карими глазами, и его лицо просияло при виде меня.
У меня перехватило дыхание. Я узнала его.
– Пип?
– Ты, конечно же, знаешь Пипа, – сказала Ашвини, и тот улыбнулся мне.
Да, я знала Пипа. Если не считать Ашвини, он был единственным из Воронов, кого мне удалось более подробно нарисовать в своем альбоме. Но правда заключалась в том, что я создала Пипа задолго до Ашвини, Воронов, дома Воронов и даже моего Майсура.
Он стал моим самым первым другом: веселый, озорной мальчик, которого я придумала, когда мне исполнилось четыре или пять лет. Тогда я еще была храброй, жизнерадостной Кики, так что Пип стал моим спутником в бесконечных приключениях: мы представляли себя пиратами, супергероями, принцессой и рыцарем. На самом деле Пип был для меня настолько реален, что я заставляла маму ставить для него на стол дополнительную тарелку («Соль – его любимое блюдо», – сообщала ей я, настаивая, чтобы солонка всегда находилась в пределах его досягаемости) и совершенно серьезно говорила другим людям, что у меня есть брат (после этого маме обычно приходилось отвечать на очень неудобные вопросы).
От нахлынувших счастливых воспоминаний мне вдруг стало трудно дышать. С тех пор как в моей спальне материализовался монстр, я успела увидеть много удивительных, ужасающих и невозможных вещей, но ни одна из них не подействовала на меня так, как встреча с Пипом. При виде этого отголоска более счастливого, жизнерадостного времени и более счастливой и жизнерадостной меня, на мои глаза навернулись слезы.
– Кики! – его озорное лицо просияло, как будто он только что нашел давно потерянного друга. – Я так рад снова тебя видеть! Посмотри сюда. Тебе понравится!
Его непринужденная фамильярность заставила мое сердце сжаться.
– Ты помнишь меня?
Мальчишка наморщил лоб.
– Ну, думаю, да, – сказал он. – Я помню большую часть своей жизни здесь, в Майсуре, но у меня есть и другие воспоминания: о маленькой девочке с широкой улыбкой, о пиратском корабле и о большом количестве соли. Раньше я думал, что это просто сны, – добавил Пип, – но потом Ашвини рассказала нам, что поведал ей Брахма, и я понял, что это, должно быть, ты. Ты была той маленькой девочкой.
Я чуть не расплакалась, но Пип схватил меня за руку и потащил в свою комнату, которая выглядела совершенно безумно.
Во-первых, посреди нее стояла настоящая карусель, а на внутренней стороне одной из стен росло дерево, вытянувшееся до самого потолка. На верхних ветвях примостился крошечный домик, он был точно таким же, как домик на дереве, в котором мы с Пипом накрывали стол простыней и прятались под ней. По комнате были разбросаны обрывки нашего общего детства: плюшевый кролик, которого я потеряла много лет назад; корона, за которую мы сражались, когда не могли решить, кто будет принцессой, а кто рыцарем; флаг, который мы сорвали с пиратского корабля противника во время одного из наших похождений. Каждое приключение, которое мы придумывали с моим воображаемым другом, каждая история, которую мы рассказывали друг другу, каждая игрушка, которую мы любили, – все это находилось здесь.
– Не знаю, что и сказать, – пробормотала я сдавленным голосом. – Я… это…
Пип ухмыльнулся, протягивая мне плюшевого кролика.
– Думаю, это твое.
– Пити!
– Э-э-э, я думаю, ты имеешь в виду Волосатого Зайца, – поправил меня Пип, лукаво подмигнув.
Я оскорбленно ахнула.
– Это имя такое же ужасное, как и шесть лет назад. Его зовут Пити.
И тут я поняла, насколько странно и нелепо все это выглядит со стороны, и мы с Пипом расхохотались. Ашвини ошеломленно покачала головой.
– Похоже, вы оба нашли недостающие половинки своих душ, – лукаво улыбнулась она.
– Что это был за взрыв минуту назад? – спросила я Пипа.
Его ухмылка стала еще шире, хотя я и не верила, что такое возможно.
– Вонючая бомба, – радостно сообщил он. Я моргнула. – Ты не почувствуешь запаха, потому что я еще не добавил туда вонючего компонента, но обещаю, что пахнуть будет ужасно, когда я это сделаю…
Ашвини, слегка поморщившись, объяснила:
– Пип – тот, кто создает подручные отвлекающие штуки, которые нам нужны, когда мы попадаем в щекотливые ситуации.
– Это она так скучно пытается расказать, что я капитан веселья и дуракаваляния, – прокомментировал Пип.
Ашвини закатила глаза уже в миллионный раз с тех пор, как мы с ней познакомились, но ее губы дернулись, как будто она сдерживала улыбку.
– Помнится, мы уже говорили как-то о твоем использовании слова капитан и об авторитете, который оно ошибочно подразумевает.
Я хихикнула.
– Ну, думаю, что на сегодня экскурсий по комнатам достаточно, – обратилась ко мне Ашвини. – Пойдем на кухню.
Пип воскликнул:
– Второй завтрак!
– Ненавижу вас всех, – обреченно молвила моя спутница.
На первом этаже располагалась маленькая, без единого пятнышка кухня – светлая комната, выкрашенная в бледно-желтый цвет. Она оказалась до боли знакомой. Я вспомнила, как целую вечность рисовала в мельчайших деталях эту полку со специями. Вспомнила, как поместила лоток со льдом на дверцу холодильника; как просмотрела, наверное, миллион фотографий обеденных столов, прежде чем выбрать вот этот деревянный в деревенском стиле, который теперь занимал большую часть пустого пространства. Я даже припомнила, как нарисовала маленький сучок, торчащий из стола, о который Пип однажды споткнулся и чуть не выбил себе зуб.
Когда мы с Ашвини и Пипом вошли в кухню, все уже собрались за столом. Лей поднял брови.
– Она будет есть нашу еду?
– А что еще она должна есть? – отозвалась Ашвини.
– Ну, может, одного из тех радужных единорогов на ее пижаме? Или кусочек этого нелепого замка в небе?
– Заткнись, – ответила Ашвини и указала на свободный стул. – Почему бы тебе не присесть, пока я разберусь с завтраком, Кики? После того как мы поедим, я покажу, где ты можешь поспать.
Я послушно села.
– Вы живете здесь совсем одни? – спросила я, прежде чем успела подумать. – А где взрослые?
На долю секунды в кухне воцарилась тишина, а потом Лей ответил:
– Ты не придумала нам взрослых.
Я открыла рот, но не смогла произнести ни слова. «Ты не придумала нам взрослых». Я слышала горечь и обиду в мальчишеском голосе и, честно говоря, не могла его винить. Потому что я ведь и правда не дала им никаких взрослых. Я создавала именно группу детей-мятежников.
– Мы живем здесь одни, – сказала мне Ашвини. – Но по соседству есть пожилая дама, которая платит нам за то, что мы выполняем для нее разную работу; и еще есть несколько человек на рынке, которые помогают Лею находить оружие и другое снаряжение, так что мы не совсем одни.
– Со взрослыми все равно не повеселишься, – пропищал Пип.
Лей промолчал, но его жесткий взгляд на мгновение встретился с моим, и я догадалась, чего именно он не сказал. Что он хотел, чтобы рядом был взрослый, который по-настоящему присматривал бы за ними. Что он не хотел, чтобы единственным человеком, на которого можно положиться, оказалась Ашвини, сама еще ребенок.
– Я и подумать не могла, что кто-то из вас будет жить той жизнью, которую я нарисовала в своем альбоме, – объяснила я. – Я бы сделала иначе, если бы знала, что так выйдет. Мне очень жаль.
– Хватит об этом, – велела Ашвини. – Ты пришла сюда, чтобы помочь нам, Кики. Тут не о чем жалеть. Лей, – продолжила она, – я думаю, ты можешь помочь мне сегодня с завтраком. Может быть, это заставит тебя молчать больше тридцати секунд.
Они вдвоем зажгли плиту, а меня поглотило цунами вопросов.
– Ты собираешься убить Махишасуру мечом или копьем?
– Ты всегда носишь пижаму днем?
– Кто будет править Майсуром, когда ты избавишься от Махишасуры? Можно, это буду я?
– А ты можешь дать нам крутые имена, как у преступников? Лей называет меня Шуки Кусачий Мангуст, и я не думаю, что это звучит очень впечатляюще.
К тому времени, как Ашвини объявила, что завтрак готов, я была совершенно измотана. И очень благодарна за тишину, которая сразу же воцарилась на кухне, когда все набили рты.
Ашвини торжественно поставила передо мной тарелку.
– Вот, – объявила она, – настоящая южноиндийская доса!
Прошло так много времени с тех пор, как я ела досу, что все мое тело буквально ожило от ее запаха. Я осторожно откусила кусочек. Поджаренный коричневый краешек захрустел во рту, после чего я добралась до тающей мягкой белой середины.
Мои глаза расширились от восторга.
– Это потрясающе!
Ашвини просияла:
– Иди сюда, можешь приготовить следующую самостоятельно. Я покажу тебе, как это делается.
Следующие полчаса я провела у плиты, пытаясь повторять все за Ашвини. Привычный ритм готовки успокаивал: я отмеряла ингредиенты и слушала шипение теста, точно так же, как делала это дома, когда мама пекла блины, и в течение нескольких минут мой мозг был абсолютно спокоен, а Махишасура казался очень далеким.
Когда я зевнула в третий раз, Ашвини прервала урок приготовления досы. Она отвела меня в ванную, где я снова почувствовала огромную благодарность к себе за решение добавить к этому миру водопровод и туалеты со смывом. Я сняла свою радужную пижаму, смыла грязь с разбитых ноющих ног и несколько минут отмокала в горячей ванне. Шуки предложила мне одну из своих футболок и шорт. Помывшись и надев их, я пошла искать Ашвини.
Она проводила меня снова на верхний этаж, к закрытой двери напротив жилища Пипа.
– Чья это комната? – с любопытством спросила я.
Спутница выглядела удивленной:
– Твоя конечно.
– У меня здесь есть комната?
– Дом, должно быть, знал, что ты придешь, – сказала она и толкнула дверь.