— Как отменяете?
— Так отменяю. Не надо искать гражданина Иванова.
— Почему не надо?
— Потому не надо. Потому что я его уже нашел!
— Нашли?! Когда нашли?
— Пока вы тут передо мной клювом щелкали, нашел. Так что расслабьтесь и идите.
— Куда идти?
— За майором Проскуриным идти. Быстро идти. Очень быстро идти. Чтобы через пять минут... Приказ ясен?
— Но...
— Приказ ясен?
— Так точно!
— Ну вот и идите...
Через пять минут явился майор Проскурин. Через двадцать пять минут перезвонил бывший сослуживец, который теперь руководил охранной фирмой, куда пришел находящийся в розыске гражданин Иванов.
— Здравствуй, Степан Степанович, еще раз.
— Это верно. Это хоть сто раз. Здоровье, око лишним не бывает.
— Ну что там у тебя по Иванову?
— По Иванову? Все нормально по Иванову. Наш он.
— Как ваш?
— Вот так — наш. Проходит тут по одному дельцу.
— Кем проходит?
— Пока свидетелем.
— А потом?
— Потом видно будет.
— Дело-то серьезное? Или так, мелочь?
— Ты меня, Петр Васильевич, прямо на должностное преступление толкаешь. По статье «Разглашение предназначенной для служебного пользования информации».
— Степан Степанович, ты же меня знаешь.
— Да я-то знаю. А вот новое начальство не очень. Новое начальство, если что, меня не поймет. Спросит — по какой такой причине лишнего натрепал? А если натрепал, что взамен получил? Уж коли натрепал... Закон сохранения информации знаешь?
— Энергии знаю.
— Ну так вот информации звучит примерно так же. Сколько информации из источника вышло, столько же для сохранения равновесия должно войти. Иначе может дно показаться. Понял?
— Понял. Не дурак.
— И что предложить можешь?
— Могу предложить свою помощь в поддержании требуемого уровня информации... Если мне вначале оттуда чуток отольют.
— Отлив дорого стоит.
— Прилив тоже не бесплатен.
— Ну то, что ты можешь предложить, это еще бабушка надвое сказала. А у меня информация горячая. Только что с плиты. Аж пузырится вся.
— Это я понимаю. И готов платить. По предложенной продавцом стоимости.
— И подписью готов платить?
— Шутишь, Степан Степанович. Кто же нынче подписи свои в таких учреждениях оставляет. Сегодня ты есть, а завтра тебя нет. А документик вот он, пришпиленный к делу, в шкапчике лежит. Как мина замедленного действия под седалищем. Брось, Степаныч. Зачем тебе я? Что у тебя, своих сексотов нет?
— Есть. Как не быть. Только они все, вместе взятые, половинки тебя не стоят. Я бы их всех за тебя не задумываясь. И все причитающееся им материальное вознаграждение.
— Нет, Степан Степанович. Это не цена. Это грабеж среди бела дня. Сбавь цену.
— Дешевле не смогу. Если дешевле, то тогда и с моей стороны, извини, только половинка «товара» будет.
— Половинка так половинка. Мне выбирать не приходится.
— Ну тогда, значит, считай, я с тобой уже в расчете. Предоплатой в расчете. Я тебе за ту цену, что ты мне предложил, все, что мог, про Иванова сказал. Про то, что он по нашему ведомству проходит, сказал. Дело за тобой.
— За мной не заржавеет. Что знаю — скажу. Если спросишь.
— Я спрошу. Это ты не беспокойся.
— Да уж не беспокоюсь...
— И еще об одной, в счет долга, услуге попрошу.
— Без подписей?
— Без.
— Ну, тогда чем смогу...
— Ты со своим клиентом Ивановым что делать дальше собираешься?
— Ничего не собираюсь. Раз он по вашему ведомству проходит, то совсем ничего. Расторжение договора и полный от нашего юридического лица их физическому лицу «от ворот поворот». Мне с государством ссориться не резон. Мне еще работать.
— Как так «от ворот поворот»? Кто же в нынешнее капитализированное время выгодного клиента за просто так упускает? Какой же это бизнес, если деньги мимо кассы? Ты погоди спешить...
— А как же мне его оставить, если вы потом сами же на меня всех собак навешаете?
— Так уж и всех?
— Ну не всех. Половину. Только мне и половины хватит. И даже четверти.
— А если мы компромисс найдем?
— Какой компромисс?
— Взаимовыгодный. Ты клиента получишь. Я информацию. Мне этот гражданин Иванов тоже небезынтересен. Конечно, не так, как тебе. Но тоже... Глупо не использовать удачу, когда она сама в руки прет.
— Что ты предлагаешь?
— Я? Ничего. Я прошу о небольшой услуге. Чтобы ты принял от меня человечка и приставил к гражданину Иванову в качестве телохранителя. Своего телохранителя. Причем даже без назначения ему оклада. Представляешь, какая выгода — клиент за телохранителя платит по полному прейскуранту, а ты телохранителю ничего. Прямой навар. Прямее не бывает.
— И мы в расчете?
— За что?
— За приставленного к Иванову телохранителя?
— Экий ты жмот стал. Даже разговаривать противно. Я тебя о том телохранителе как о небольшом личном одолжении просил. Которое тебе, между прочим, немалый барыш принесет. А ты торговаться...
— Я же не знаю, зачем ты к моему клиенту своего телохранителя приставляешь. И что с того может получиться.
— А тебе и не надо знать. И не надо беспокоиться. Тебе надо ему счет за предоставленные услуги предъявить. И причитающиеся деньги получить. За чужую, между прочим, работу.
— Мягко стелешь, Степан Степанович...
— И за эту пустяковую услугу и направленный в твою кассу барыш я готов скостить тебе четверть долга.
— Две трети.
— Хорошо, треть.
— Половину, и я соглашусь.
— Ладно, половинку с хвостиком, и по рукам?
— По рукам!
— Ну вот и договорились. Я своего человечка к тебе завтра подошлю. В твой отдел кадров. Ты там предупреди, чтобы все чин чином было. Чтобы собеседование, чтобы в трудовую книжку печать шлепнули и соответствующий оклад начислили. Скажи, какие ему документы надо при себе иметь?
— Паспорт, трудовую, лицензию охранника, право на ношение оружия.
— Ну, это сделаем. Это самое простое. Только ты не жадничай, большой оклад, который тебе в прибыль пойдет, не назначай. Держись в рамках средних цифр. И никого о новом работнике в курс не вводи. Не вздумай. Мне своего человечка светить резона нет.
— А если он что-нибудь такое узнает?
— Что? У тебя же законопослушная фирма? Которая кодекс и постановления правительства чтит, как монах Божьи заповеди. Чего тебе опасаться?
— Ну мало ли... И на старуху бывает проруха. Вдруг он что-нибудь не то заметит? Или ему покажется, что он что-то не то заметил?
— Если что заметит... Считай, что не заметил. Ну все. Надеюсь на тебя.
— И я тоже...
— Будь спокоен. Ну ты же меня не первый год знаешь...
Генерал положил трубку и выключил магнитофон, на который записал разговор. На всякий случай записал. На случай, если он не добьется росписи под распиской о сотрудничестве, а прижать к ногтю старинного сослуживца надо будет.
— Все слышал? — спросил он майора.
— Слышал.
— Все понял?
— Понял.
— Ну, значит, действуй. Направь туда человечка посмышленей да поинициативней. Который сможет увидеть больше, чем ему покажут. Ну и чтобы подготовлен был на случай непредвиденных обстоятельств. Чтобы один трех стоил. Есть такой?
— Найдется.
— Кого думаешь?
— Сашку. То есть, я хотел сказать, лейтенанта Михайлова.
— Михайлова? Михайлов сможет. Ну давай действуй, майор... Теперь, если мы за кончик уцепились, непростительно будет всю ниточку не вытянуть. Ни тебе, ни мне непростительно!..
Глава охранной фирмы положил трубку и вытер вспотевшую лысину. Еще в самом начале разговора вспотевшую.
Зубр генерал. Еще больший зубр, чем раньше был. Ишь как в того Иванова вцепился. Всеми тридцатью двумя. Не оторвать.
Интересно только знать, зачем вцепился? Что в том гражданине Иванове такого особенного, что им сам генерал заинтересовался? Очень сильно заинтересовался...
Что?
Узнать бы... Потому что если не узнать, то тот генерал слопает его вместе со всем его агентством, не поперхнувшись. Хоть и старый сослуживец. Или именно потому, что старый сослуживец.
Прав генерал насчет закона равновесия. На нем все держится. И если это равновесие нарушится хоть на йоту — пиши пропало. Придется падать на самое дно самого глубокого колодца. Куда даже соломка не подстелена...
Глава тридцать третья
Майор Сивашов был доволен. И был радостно возбужден. Впервые за последнюю неделю. Он был доволен и был возбужден по одной-единственной причине — сверка номеров оружия, изъятого следствием с места боя, вывела на оружейку одной из войсковых частей. Именно на этом складе его враг получил оружие. По крайней мере большую часть участвовавшего в бое оружия, из которого расстрелял его боевых товарищей. Там, на квартире, расстрелял. И еще раз на квартире. И в морге...
Майор был доволен, потому что имел наконец возможность отомстить. За павших друзей, за позор проигранных боев, за преследующую его в последнее время невезуху. Теперь он мог отыграться за все. На виновных отыграться. Если вышестоящее начальство даст на то разрешение...
А даст? Даст генерал-товарищ Петр Семенович добро на бой-реванш? Или опять начнет мудрить? Свои замысловатые и совершенно непонятные воспитанному в пехотном строю и общевойсковых традициях майору каверзы строить?
Ведь не даст. Как пить дать! Начнет тянуть время, запрашивать дополнительную информацию, перепроверять информацию... А в итоге ребята останутся неотмщенными.
Черт бы побрал эти хитромудрые подковерные интриги. Насколько все проще в открытом бою. Здесь свои позиции. Там чужие. На своих позициях свои, в своей форме. На чужих — чужие, в чужой форме. Если на своих позициях кто-то в чужой форме — значит, он перешедший линию фронта чужой и с ним можно поступать по законам военного времени. То есть допрашивать и, если молчит, — расстреливать.
Ну прелесть же что за жизнь! Всегда ясно, кто враг, кто друг. Всегда есть сосед справа и сосед слева. Есть прикрывающая ближние и дальние подступы артиллерия. Есть авиация, кухня и санбат в ближнем тылу.