Ерунда, слегка успокоился Иван Иванович. Кавалер женщины, кем бы ей ни приходился, его не пугал. Это не убийцы.
Иван Иванович слегка расслабился и, наверное, от этого еще сильней захотел в туалет. Смертельно захотел.
Может, плюнуть на условности? Тут или на условности, или на мочевой пузырь! Причем условности общечеловеческие, а мочевой пузырь свой. Может, пока они лясы точат, сделать свое дело? И все!
Вряд ли они в ближайшее время отсюда уйдут. А терпеть мочи нет.
Иван Иванович осторожно расстегнул штаны...
— Вах, — сказал мужчина, — какая жэнщина! И попытался обхватить подругу за талию.
— Ну погоди, погоди, — сказала она.
— А что такоэ?
— Ты холодный с улицы. Мне неприятно.
— Сэйчас я буду тэплый. Сэйчас я буду горачий как пламэнь!
Грузин прошел к шкафу, на ходу снимая пиджак. И, не отводя влюбленных глаз от подруги, открыл дверцу. Женщина изменилась в лице.
— Что? Что такоэ? — спросил влюбленный грузин. И повернулся.
В шкафу, среди женских платьев, стоял незнакомый мужик. Штаны у него были расстегнуты. Из штанов...
— Это кто? — спросил грузин.
— Это? Не знаю! Первый раз в жизни вижу, сказала женщина.
Грузин еще раз посмотрел на мужика. На расстегнутые штаны. На женщину. На раскрытую постель...
— Кто это? — повторил он, но уже с другими интонациями. — Говоры!
— Я здесь случайно, — сказал Иван Иванович.
— Ты совсэм молчы! Откуда у тебя мужик в шкафу? А ты голая?!
— Ну не знаю я. Чем угодно клянусь. Я только что приехала и спать легла...
— И мне не позвоныла?
— Я уснула. Ну честно говорю — уснула...
— Ты уснула, а он в шкафу. Бэз штанов.
Больше все эти препирательства Иван Иванович терпеть не мог.
— Извините, — сказал он и вышел из шкафа.
— Кого извинитэ? Ты куда? — начал набирать голос приходящий в себя грузин.
— Я в туалет. Я сейчас приду, — скороговоркой пробормотал Иван Иванович, быстро проскользнув мимо растопыренных, пытающихся его поймать рук.
— Ты так?! Да! Я тэбэ — любов. Я тэбэ — цвэты. Я тэбэ — дэньги. А ты мужика? Так, да!!!
Иван Иванович захлопнул дверь в туалет и остановился возле унитаза. Уже ни о чем, кроме унитаза, не думая.
— Открой! Слышишь?! Я тэбя сэйчас убыват стану, — орал из-за двери и стучал в дверь разбушевавшийся грузин. — Ты моя жэнщина...
По мере опустошения переполненного мочевого пузыря Иван Иванович все более здраво осмыслял сложившуюся ситуацию.
Да, нехорошо получилось. Мужик пришел к своей бабе, а там в шкафу другой мужик, причем с расстегнутыми штанами. Черта с два здесь что объяснишь.
— Я убью его! И тэбя! — бесновался в коридоре грузин. — Мамой клянусь!
В конце концов, что погибать от пуль наемных убийц, что от рук ревнивого грузина, без разницы. В смысле одинаково неприятно, здраво рассудил Иван Иванович. Ерунда какая! Из огня да в полымя. Надо попробовать ему объяснить истинное положение дел. Насчет того шкафа.
— Слышь, мужик, — закричал из-за двери Иван Иванович. — Я здесь случайно оказался. Твоя баба верно говорит. За мной бандиты гнались. Много. Убить хотели. Я в ее квартире спрятался. В шкафу. А когда ты пришел, в туалет захотел... Ну понял, что ли?
В дверь забарабанили изо всех сил.
— Ну честно тебе говорю. Ну не вру!
— Выходы! Если ты мужчина! А не паршивый ышак!
Дурак какой-то. Впрочем, очень опасный дурак.
Который в приступе ревности может черт знает что сделать.
Дверь угрожающе заскрипела. Иван Иванович выставил вперед пистолеты.
— Открывай, шакал! Открывай!.. Дверь слетела с петель. В туалете, рядом с унитазом, стоял мужчина с двумя пистолетами в руках.
— А-а! — завизжала женщина. — У него пистолеты. Он убьет тебя.
— Ты так, да? — сказал грузин. — Ты нэ хочэш как мужчина с мужчиной...
— Отойди! — сказал Иван Иванович. Грузин посторонился. И повернулся к женщине.
— Ты мэня... На мужика с пистолетом... А я тэба любыл...
Иван Иванович, не отводя дул пистолетов грузина, пятился к входной двери. Он боялся меньше грузина. Он боялся больше грузина. Потому что знал, что в пистолетах нет патронов.
Он подошел к двери спиной, одной рукой открыл задвижку и распахнул дверь.
В проеме, чуть согнувшись в поясе и повернувшись ухом к двери, стояла соседка. Которая с бидоном. Но на этот раз без бидона. Которая, привлеченная шумом в соседней квартире, хотела выяснить, что там происходит.
— Ой! — сказала она, увидев Иванова и увидев в его руках два направленных на нее пистолета. Увидела и что было сил заорала: — Убивают! Опять! У-би-ва-а-а-ют!
Иван Иванович оттолкнул парализованную страхом женщину и бросился к лестнице. А потом по лестнице вниз, во двор. Путь он уже знал. Помнил. Еще с прошлого раза помнил...
Быстрее с этого дважды проклятого места.
Быстрее!
Быстрее!!
Быстрее!!!
На улицу, которая сулит безопасность...
— Вон он! — встрепенулся, выкрикнул стоящий возле подъездного окна братан.
— Где?
— Да вон! В проходной двор свернул! А ну давай за ним шнуром! Давай, пока он, гад, не ушел!
Один из наблюдателей отбросил недокуренный бычок и посыпался вниз по лестнице. Другой потянул из кармана переносную радиостанцию.
— Я срисовал его! — крикнул он. Очень громко крикнул. Потому что радостно. Потому что теперь можно было не торчать в полутемном, пропахшем мочой подъезде. И в других таких же подъездах.
— Где он?
— Вышел из дома и дернул через проходной двор на улицу. Я за ним Черняшку погнал.
— Все понял. Высылаю вам в помощь ребят.
— А мне что делать?
— Тебе Черняшку догонять. И не дай вам Бог на этот раз ушами прохлопать!..
Ну прав был Папа! Где-то он заховался, когда в подъезде шухер шел. Сам заховался, а кента подставил.
Опять Папа прав! Как всегда, прав...
Глава пятидесятая
— Где он?! — вскинулся Папа.
— В гостинице «Центральная». В сотом номере. В люксе.
— Точно?
— Ну точно! Его мои ребята до самого порога довели.
— Где он был?
— Все как ты и сказал, Папа. Он в подъезде был!
Заховался где-то, пока шухер шел. А когда шмон закончился, попробовал слинять по-тихому. Но только мы...
— Почему он не ушел? Почему от вас не ушел?
— Потому что не смог! Потому что мои пацаны если вцепятся...
— А он пытался?
— Ну вообще-то...
— Так пытался или нет?!
— Не особо. Он, когда вышел, вначале шустро ноги делал, а потом успокоился. И сразу в гостиницу пошел.
— Он оформился? Или так?
— Оформился. Все как положено.
— По какому документу?
— По паспорту. По тому, который тогда заказал. Ну где мы его срисовали.
— На сколько суток номер оплатил?
— На трое.
— Что он сейчас делает?
— Ничего. Спит.
— Давно спит?
— Уже часа два.
— Куда-нибудь звонил?
— Нет. Зашел и сразу спать лег.
— Значит, все-таки в подъезде... А теперь в гостинице...
— Ну да. В сотом номере. Я там к нему трех пацанов приставил. И еще двух внизу, на выходе. Никуда теперь не денется...
— А если денется? Не верю я, что не денется. Он каждый раз уходит. Он скользкий, как...
Давай-ка так, собирай братву, всех собирай... Чтобы на всех углах, на всех этажах, во всех, которые рядом, переулках человечек стоял. Три дня глаз с него не спускать. И чтобы каждый шаг, каждый вздох! И чтобы каждый шаг каждого, кто к нему придет! А того лучше, подведи к нему какого-нибудь человечка, например бабу, чтобы она за ним присматривала. Ну или еще кого. В общем, делай что хочешь, хоть всю гостиницу своими зенками и ушами засели. Хоть сам там живи!
— Папа, всю гостиницу будет дорого. Это же пять звезд. Там самый задрипанный номер меньше ста баксов не стоит.
— А ты не все занимай. Ты те, что на его этаже. Те, что ближе к нему.
— Так там одни люксы!
— Ничего, не обеднеем. За три дня не обеднеем.
— А что через три дня?
— Через три дня? Через три дня ты мне его сюда Доставишь.
— Но-о...
— Живым! Живым и невредимым!
— Если невредимым, он же братанов наших снова напластает! Ты же его знаешь! Он же так просто не согласится. Может, разрешишь его слегка того... Ну, чтобы он сильно не дергался.
— Я сказал — пальцем не трогать! Ты мне лучше своих «шестерок» сотню положи, чем его один волос обронить. Он дороже «шестерок» стоит! «Шестерок» как грязи, а он один. Он то, что нам с тобой надо, знает!
— А как же я...
— Как хочешь! Но только за его жизнь — своей ответишь. Три дня смотреть, а на четвертый мне, чтобы ни один волосок не шелохнулся, доставить!
— А ты мне его отдашь, Папа? Потом, когда...
— Потом и поговорим. Но если я его кончать над думаю, кончать его будешь ты! Потом! Когда скажу!
— Спасибо, Папа!
— И вот что еще. Пока суть да дело, готовь-ка ты кого-нибудь из братвы, кто посмышленей, в командировку.
— Куда?
— Далеко! За кордон готовь. Пора.
— Да ты что, Папа! Это же...
— Готовь. Приодень, причеши. Документы справ! Этим, как их, манерам научи. И пусть иностранный базар учат. Пора нам к тем сейфам подбираться.
— Мы же шифров не знаем. И счетов тоже не знаем.
— Пока! Пока не знаем! Но скоро узнаем. Если, конечно, ты...
— Папа, я притащу его. Век воли не видать, притащу! Ты же меня знаешь! Землю жрать буду...
— Ладно, не вертись. Притащишь! А не притащишь, действительно будешь! Все будете! А пока распорядись, чтобы гонцов готовили. И все, что им с собой надо, готовили...
— А если он молчать будет? Если он не расколется? Если он шифры не скажет?
— Скажет!
— А если нет?
— Ну и черт с ним! Пусть молчит. Главное, что он у нас. Что никому другому ничего не раззвонит. А шифры... В конце концов без шифров обойдемся. Лучше бы, конечно, с ними, но можно и без них. Названия банков мы знаем, значит, можем там поглядеть. Рано или поздно кто-нибудь возле тех банков объявится. Тот, кто шифры знает. Там мы их за жабры и возьмем.