— Понятно.
— Ещё по здешним обитателям, — продолжал Китайгородцев. — Виталий Степанович, врач-нарколог, приехал из Москвы. Это он хозяйского сына пользовал.
— Не родственник?
— Нет.
Получалось, что человек почти чужой. Костюков это профессионально про себя отметил.
— Далее… Людмила, родная сестра юбиляра, а также ее супруг по имени Александр. Этот Александр почему-то недолюбливает Тапаева, а тот, судя по всему, платит ему той же монетой — даже не принимает его у себя, держит на расстоянии. Вот… Ну, Юру этого ты видел…
— Любителя сибиряков?
— Ага.
С этим Костюкову тоже было все ясно. Пьёт. От таких телохранителям всегда только головная боль и дополнительные проблемы.
И снова прозвучал лай за окном.
— Там что-то происходит! — повернул голову Костюков.
Он не ошибся. Когда вдвоем с Китайгородцевым они спустились вниз, у дверей дома обнаружился Юра, оставленный ими не так давно. Юра почему-то не спал, а отбивался от преследующего его злобного пса. Если бы не металлический лом, позабытый кем-то из людей, которые прошедшим днем устанавливали на аллеях фонарные столбы, Юра сейчас пребывал бы в гораздо более потрёпанном виде.
Анатолий втащил его в дом и захлопнул входную дверь. Юра бешено вращал глазами и весь ещё был в пылу борьбы. Китайгородцев несильно его встряхнул, чтобы привести в чувство, но тот был слишком пьян для того, чтобы вернуться к действительности.
— Зачем вы вышли из дома? — спросил его Анатолий.
— Понимаешь, в чем дело, — дохнул на него алкогольными парами Юра. — Надо мужику его паспорт отдать. Без паспорта ему — кранты.
Снег таял на его роскошной куртке.
— Курточку бы снять, — предложил Китайгородцев и стал освобождать Юру от нее.
Под курткой была вязаная кофта. Юра неловко повернулся, кофта сползла с плеча, и Анатолий вдруг увидел на Юриной рубашке характерные следы от ремней кобуры! У него и самого так бывало. И Костюков увидел тоже.
— А оружие твоё где, дорогой? — спросил он у Юры ласково.
— Какое оружие? — пьяно улыбнулся тот, качнулся и упал бы непременно, если бы его вовремя не подхватил Китайгородцев.
— Вот это, — все так же ласково сказал Костюков, — которое ты носишь в плечевой кобуре. Следы на твоей рубашке откуда? Почему у тебя вытерто вот здесь? Ремни — явно поганые. Экономишь на хорошей амуниции, да?
— Какая муниция, мужики? — Юра обнял Анатолия. — Я же вас уважаю? Вы — сибиряки!
Китайгородцев взял своего обожателя за ворот и тряхнул так, словно хотел вытрясти из него весь хмель. Юра по-настоящему испугался. Анатолий не собирался с ним церемониться, пускай это даже и был тапаевский родственник.
— Где пистолет? — спросил телохранитель. — Куда ты его дел?
— Нет пистолета, — сказал Юра. — Ну чего вы ко мне пристали?
Он еле ворочал языком и вряд ли понимал отчетливо, что происходит.
— Может, действительно не было, — озвучил собственные сомнения Костюков. — В самолет бы его с оружием не пропустили.
Утром Китайгородцев встретил в коридоре незнакомого ему человека. Никогда прежде не видел его здесь. Высокий парень, худой, рано начавший лысеть, с рельефным лицом, будто вылепленным талантливым скульптором — так выразительны были черты его лица и так оно притягивало взор. Парень прошел мимо Анатолия, даже не удостоив его взглядом, и скрылся в одной из комнат, которая еще вчера, как точно знал телохранитель, пустовала. Китайгородцев вошел следом. Парень был один. Распахнутая сумка на полу, сигареты и зажигалка на столе — и больше никаких примет присутствия человека. Он только недавно тут появился, судя по всему.
— Здравствуйте, — сказал телохранитель, улыбаясь незнакомцу как мог широко. — Будем знакомиться? Меня зовут Анатолий. Я живу через три комнаты от вас.
— Виктор, — ответил парень без улыбки.
Взгляд изучающий, будто сверлящий. Рукопожатие — крепкое, как захват. Китайгородцев про себя это отметил.
— Вы тоже родственник?
— Чей? — уточнил Виктор.
— Генриха Эдуардовича.
— Нет.
— А кто, простите?
— А в чем дело?
Не переставая улыбаться, телохранитель продемонстрировал собеседнику свое удостоверение. На Виктора оно не произвело ни малейшего впечатления. Бросил быстрый цепкий взгляд — тут же снова поднял глаза на Китайгородцева, будто спрашивая того: ну и что? Он не шёл на контакт.
— Давно приехали? — спросил Анатолий.
— Сегодня утром.
— Кто вас встретил?
— Я не знаю этого человека.
Вполне возможно, что и Богданов.
— Он же вас сюда и привел?
— Да.
Ну, что за взгляд у этого парня! Колючий… Его глаза не умеют улыбаться…
— А кем вы приходитесь Генриху Эдуардовичу? — вернулся к интересующему его вопросу Китайгородцев.
— Послушай, — сказал парень, и взгляд его потяжелел, как будто налился свинцом, — с твоим любопытством не в охране бы работать, а я прямо и не знаю где…
Он и придумать не мог, где такие типы, как этот охранник, могли бы свое счастье найти. Китайгородцев не обиделся.
— Извините, — сказал он. — Я просто хотел познакомиться.
Еще раз улыбнулся, вышел за порог и закрыл за собой дверь. Только здесь он позволил себе избавиться от дурацкой улыбки.
Попросил Костюкова присмотреть за Ритой, а сам отправился в хозяйский дом, чтобы разузнать у Богданова о новом постояльце. Дело в том, что о молодом человеке по имени Виктор никто не упоминал, когда речь шла о приглашённых гостях.
Шёл снег. Он припорошил следы, и, чтобы их прочитать, приходилось всматриваться. Вот бегала собака. Вот шел человек. Может быть, Андрей Ильич. Или кто-то из охраны. Или Юра — он ведь выходил сегодня ночью, чтобы разыскать владельца кожаной куртки и вернуть тому если не куртку, то хотя бы документы… И снова — собачьи следы. И дальше, под деревьями, еще…
Богданов был в своей каморке. Когда Китайгородцев вошёл, он показал за окно, где сыпал с неба, не переставая, снег:
— Нельзя, чтобы собака до самого утра бегала, Толик. У меня люди должны дорожки расчищать. А тут — тот волкодав!
Как будто жаловался. Телохранитель пропустил его слова мимо ушей.
— Там — новый человек, — произнес он. — Зовут Виктором. Кто он?
— Анин друг.
— Жених?
— Ну, пускай будет жених.
— Ты мне о нём ничего не говорил — что он должен приехать.
— А о нём и речи не было, Толик. Это он сам, явочным порядком. Девушке его, понимаешь ли, двадцать лет исполняется, и он не мог позволить себе не приехать, не поздравить лично.
— Тапаев — в курсе?
— Я доложил.
— И что?
— Он этого парня не видел ни разу. Знает только, что есть такой, что с дочкой его учится. Сказал мне, чтоб поселил в гостевом доме. И больше пока никаких указаний не было.
— Ты об этом Викторе что-нибудь знаешь?
— Ничего.
— Плохо, — оценил Китайгородцев.
— Почему же плохо?
Анатолий не успел ответить, потому что дверь вдруг открылась и в комнату заглянул один из охранников.
— Вас — к телефону, — сказал он, обращаясь к телохранителю. — Москва.
— Иду, — кивнул Китайгородцев, но не сдвинулся с места, поскольку еще не всё разузнал у Богданова. — Юра, который вчера приехал, — он кто?
— Сводный брат Тапаева.
— Это я слышал. Чем занимается?
— Бизнесом, ясное дело. Чем еще тапаевский родственник заниматься может?
— Что-то не очень он на крутого фирмача похож, — засомневался Анатолий.
— А он и не крутой вовсе. Когда-то вроде нормально у него шли дела, потом он погорел… Ну, не в смысле, что пожар, а в смысле, что всем вокруг задолжал… Неприятности у него вроде бы были, он никак расплатиться не мог.
— Сейчас он кому-нибудь должен?
— Вот этого я не знаю, Толик. Чужой карман, как ты знаешь, — потемки.
— И еще… Ты когда-нибудь видел в руках Юры оружие?
— Нет. А что?
— Ничего, — ответил Анатолий. — Это я просто любопытствую.
Телохранитель Китайгородцев:
«Я не люблю родственников своих клиентов. Я не люблю их так, как не любят людей, которые являются постоянным источником проблем и несчастий. Не люблю их за то, что они всё время норовят отправить телохранителя в магазин за сигаретами, за то, что видят в нём самого достойного партнёра для игры в шахматы, шашки, в подкидного дурака или в морской бой. Не люблю за то, что они норовят с телохранителем выпить. Не люблю за то, что просят показать твой пистолет (сначала) и подержать его (двумя секундами позже). Не люблю за то, что со всеми своими проблемами они идут к твоему клиенту, и он этими проблемами вынужден заниматься — карточными долгами, угнанными машинами и беспокойными соседями, которые третируют его непутевых родственничков. Охраняемый входит в положение, начинает всем этим заниматься и иногда переключает на себя внимание тех людей, которые прежде имели дело с его родственниками. Не всегда это внимание безопасно для клиента. Поэтому у меня есть несбыточная мечта. Я хотел бы, чтобы охраняемые мной существовали как бы в вакууме. Идеальный клиент — это человек, не имеющий родственников вообще, ни близких, ни дальних. Круглый сирота. Но так не бывает… У меня когда-то был охраняемый — воспитанник детского дома. Так и тот в итоге обзавелся женой и четырьмя детьми! И еще у жены были родители. Так что и вариант с сиротой не проходит. Тяжело всегда. Телохранителю легко не бывает. Если телохранителю легко, значит, он — в отпуске…»
Звонил Хамза:
— Толик, у меня на столе лежит бумага, подготовленная по твоей просьбе. Информация по Тапаеву. У тебя там есть факс?
— В кабинете хозяина.
— Тогда я тебе просто зачитаю самые интересные места. Итак. Девяносто два процента акций комбината принадлежат Тапаеву лично. Еще восемь процентов находятся в распоряжении трех физических лиц. Мы их проверили. Высокопоставленные чиновники.
— Московские?
— Да. То есть — акции записаны не на них, а на их родственников. Но схема тебе, я думаю, понятна.