— По тем акциям дивиденды выплачивались?
— И еще какие!
— Понятно, — кивнул Китайгородцев.
Он неоднократно слышал о подобных схемах. Предприниматель, который хочет иметь высокопоставленных покровителей, уступает им какой-то процент своего бизнеса — просто передает им акции своего предприятия. Дальше всё очень просто. Регулярно, раз в год или раз в квартал, принимается решение о выплате дивидендов по акциям. Причем сумма выплаты по каждой акции намеренно определяется большой. И в результате каждый обладатель пакета акций получает немалую сумму. Официально. Законно. Без какого-нибудь намека на взятку. Не подкопаешься.
— Дальше, — продолжал Хамза. — Реальный интерес к бизнесу Тапаева проявляли две структуры. Одна еще в девяносто седьмом году хотела выкупить у него крупный пакет акций. Речь шла о двадцати пяти процентах плюс одна акция… Другая выходила на Тапаева в прошлом году с предложением продать бизнес целиком.
— Отказал?
— Да.
— В каком месяце ему поступило предложение?
— Контакты имели место предположительно в феврале-марте.
Похоже на правду. В конце зимы — начале весны Генриху Эдуардовичу сделали предложение, а он отказался, после чего у него начались неприятности — по срокам совпадает.
— Сейчас — главное! — сказал Хамза. — Последние три месяца одна юридическая фирма, которая находится в Лихтенштейне, готовит правовое обеспечение сделки по продаже принадлежащего Тапаеву бизнеса.
— Бизнеса — целиком?
— Да.
— С чьей подачи?
— Самого Тапаева.
— Кто покупатель?
— Зарегистрированная в Лихтенштейне фирма. Но за ней стоят не аборигены лихтенштейнские, а наши ребята.
— Кто?
— Те, что обращались к нашему бизнесмену еще в девяносто седьмом. Возможная интрига понятна?
«Да, — подумал Анатолий. — Генрих Эдуардович по одному ему известным причинам оставляет за бортом сделки людей, которые совсем недавно, в прошлом году, проявляли к его бизнесу живейший интерес. И в результате у этих, обойдённых, очень скоро начнутся сложности. Сам Тапаев мне сказал, что неудачники в конце концов уйдут с рынка. Для них вся эта история — вопрос жизни и смерти. Подписав договор купли-продажи с их конкурентами, бизнесмен фактически вынесет неудачникам смертный приговор. Их бизнес умрет. А в России лишают жизни и по более пустячным поводам…»
— Тапаев собирается уезжать из России, — сообщил Китайгородцев.
— Ты знаешь — куда?
— Нет.
— Готов побиться об заклад, что он летит в Лихтенштейн.
— Туда нет авиарейсов. Въезд — через Австрию или Швейцарию.
«Но конечным пунктом почти наверняка будет Лихтенштейн, — задумался телохранитель. — Три месяца готовится сделка по продаже. Срок достаточный для того, чтобы всё сделать. Отъезд. Перед отъездом — съезд близких родственников. Как последнее «прости». Он не собирается возвращаться? Это надо обдумать. Обдумать. Продает бизнес — и что дальше? Не собирается возвращаться? Обдумать…»
— Толик! — позвал Хамза.
— Да!
— Я думал, что связь прервалась.
— Это я думаю, Роман Александрович. Мне клиент — он ведь уже наш клиент? — сказал в разговоре, что после продажи своего бизнеса может уже никого не бояться. Потому что к нему потеряют всякий интерес. А я вот сейчас сопоставляю факты, и получается, что Тапаев, вполне возможно, уезжает навсегда.
— Уверен?
— Не уверен, — признался Китайгородцев. — Это пока просто предположение.
— Ты бы поговорил с ним.
— Бесполезно. Он очень закрытый.
— Все-таки попробуй. Если уж он тебе сказал о продаже своего бизнеса…
Стоп! Вот оно!
— Он не говорил мне, что продает бизнес.
— Как же?!
— Не говорил! — уверенно повторил Анатолий. — Впрямую об этом не было сказано ни слова. Только по косвенным признакам я понял, что это произойдет! А сам он — ни гу-гу!
«Да, — задумался он опять. — Только гипотетически. «Если бы я продал свой бизнес…» Он таится! Надеется, что о скором совершении сделки не знает никто! Вот оно что. Для него это — вопрос его личной безопасности. Вопрос жизни и смерти. Буквально. Потому что сделку могут попытаться сорвать. Какие есть пути, чтобы помешать сделке? Утечка информации? Нереально — потому что у них катастрофически не хватает времени. Предъявление исков к комбинату? Нереально — по той же причине. Попытка предложить большую сумму, чем платят конкуренты? Нет гарантий, что Тапаев согласится, ведь он им уже из каких-то соображений отказал. А вот если бы Генриха Эдуардовича не было… Физически не было… Чтобы некому было ставить подпись под договором… В этом случае сделка по продаже срывается со стопроцентной гарантией! И всё начинается с чистого листа. Заново. Там, в новых условиях этой задачки, уже нет Тапаева. Но есть его наследники. Аня, Роман, потом еще тот сын, которого клиенту родила его любовница и которого он давным-давно не видел. Это уже не один бизнесмен, а несколько человек, и с ними можно работать, можно обсуждать с каждым в отдельности вопрос о продаже принадлежащих им долей в бизнесе покойного Тапаева. И есть шанс переломить ситуацию в свою пользу. Но только сначала мой клиент должен умереть. Должен умереть! Он в гораздо большей опасности, чем себе представляет. Или только делает вид, что не представляет, как близок он к роковой черте?»
— У меня есть просьба, — сказал Китайгородцев. — Мы тут ждём прибытия любовницы клиента. А у нее — сын. Между прочим, сын Тапаева. И он — в числе его наследников…
Снегоход — любимая Анина игрушка. Ещё утро, солнце не успело высоко подняться над верхушками деревьев, а она уже оседлала своего рычащего зверя. Еще несколько секунд — и унеслась бы прочь, это у нее вместо утренней зарядки, наверное. Но Анатолий очень вовремя вышел из дома.
— Здравствуйте! — помахал он рукой. — На прогулку?
— Здравствуйте. Вы видите, какой снег?
— Как в Швейцарии? — засмеялся Китайгородцев. — Или в Австрии какой-нибудь. Вы ведь были в Австрии?
— Да.
— А в Швейцарии?
— Пока ещё нет.
— Но надеетесь?
— Скоро я там буду.
Значит, они добираются в Лихтенштейн через Швейцарию!
— Ого! — позавидовал Анатолий. — Какой город, если не секрет?
— Цюрих.
— Значит, швейцарская авиакомпания?
— Турецкая.
Китайгородцев улыбнулся, оценив шутку.
— Я не шучу, — покачала головой Аня. — Самолетом «Тюркиш Эйрлайнз» до Стамбула, потом уже из Стамбула — в Цюрих.
Анатолий поразился замысловатости маршрута. Что-то тут не стыковалось…
— Вы из Москвы вылетаете?
— Из Алма-Аты. Это ближе.
Вот оно что! Не из Москвы. Это чепуха, что Алма-Ата ближе. «Ближе» не всегда значит «удобнее». Просто Тапаев боится Москвы, старательно обходит ее стороной, запутывает следы, опасаясь, как бы его не перехватили по дороге в спасительный, как ему представляется, Лихтенштейн.
— Когда у вас вылет?
— Двадцать второго.
«И еще им надо до Алма-Аты добраться, — прикинул Китайгородцев. — Так что получается — сразу после празднества».
— Надолго? — поинтересовался он.
— Нет. У меня ведь учеба.
«Отец не сказал ей о том, что они уже не вернутся? Или возвращение всё-таки предусмотрено? Один только Тапаев это знает. Всё-таки вполне возможно, что они не вернутся. А дочери не говорит намеренно, опасаясь утечки информации. У неё — свои подруги, друзья…»
— Кстати, я вашего друга видел, — сообщил Анатолий. — Которого Виктором зовут.
— Когда? — опешила Аня.
Она ничего ещё не знает, оказывается. Ей не сообщили?
— Он приехал сегодня утром, — объяснил Анатолий. — А вы не знали?
— Нет!
Было видно, как разволновалась.
— Он в гостевом доме, — подсказал Китайгородцев. — На втором этаже, комната двадцать четыре.
Аня завела заглушённый на время их беседы двигатель снегохода.
— Гонец, который принес приятную весть, имеет право на исполнение одного желания, — быстро произнес телохранитель.
— Загадывайте! — засмеялась девушка.
— Хочу услышать ответ на такой вопрос. Чем ваш друг в этой жизни занимается?
— Он студент. Учится вместе со мной.
Вот это и заинтересовало Китайгородцева — что он студент. Потому что по возрасту Виктор был явно значительно старше Ани. Что предполагало наличие какой-то биографии.
— А раньше он чем занимался?
— Это уже второй вопрос, — напомнила девушка.
— И тем не менее?
— Я не знаю, если честно.
— А знаете его давно?
— Два года.
— И не в курсе его прежних занятий? — искренне удивился телохранитель.
— Он не рассказывает. А я и не спрашиваю, — ответила Аня. — Извините.
Развернула снегоход и умчалась, оставив Анатолия в состоянии некоторой задумчивости.
В каких случаях люди предпочитают не рассказывать о своём прошлом? Когда у них в прошлом было что-то такое, о чем рассказывать совсем не хочется…
Обнаженный до пояса Юра пригоршнями брал из сугроба снег, втирал его в раскрасневшуюся кожу и при этом громко матерился, облегчая тяготы утренней процедуры. Китайгородцев прошел в дом незамеченным. Дверь в комнату, в которой ночевал Юра, была приоткрыта. Телохранитель вошел туда, предварительно убедившись, что в коридоре никого нет и его никто не видит.
Подаренная случайным Юриным собутыльником куртка лежала на полу. Ещё на полу Китайгородцев обнаружил рубашку, рассыпанные в беспорядке сигареты, кожаный ремень и несколько московских газет за вчерашнее число. На вещах в распахнутой дорожной сумке покоилась барсетка. Но Анатолий первым делом быстро ощупал содержимое сумки. Ничего интересного для себя он там не нашёл. Тогда он занялся барсеткой. И первое, что увидел — паспорт. Юрин паспорт, родной! С его фотографией и его данными! Юрий Сергеевич Шалыгин. Не отдал Юра свой паспорт вместе с пальто…
Телохранитель ощупал куртку. Вот он, второй паспорт! Раскрыл.
«Так, Должанский Александр Александрович… Имя растяпы, отдавшего свой документ вместе с курткой? — Китайгородцев всмотрелся в фотографию. — Не Юрино фото, конечно. Но какая-то неуловимая схожесть присутствует. Вот если Шалыгину, к примеру, прическу изменить, просто постричься «под Должанского»?.. Уже неплохо. Уже близко к оригиналу! Что ещё? Юра — поупитаннее. Ну, так фотография когда делалась! Будем считать, что поправился с того времени. И потом — Шалыгину надо немного щуриться, когда он этот паспорт будет кому-то предъявлять. И тогда, если не смотреть слишком внимательно, можно паспорт Должанского принять за Юрин…»