это очень важно, — сказал нам в тот раз преподаватель, — с самого начала понимать, что происходит в действительности. Сразу продираться к сути вещей. А не ждать долго-долго, пока тебе переведут с мингрельского…»
Уже затемно прибыл автобус с охранниками из «Барбакана». Анатолий распорядился, чтобы автобус подъехал непосредственно к гостевому дому и прямо под окнами был разыгран настоящий спектакль. Из автобуса один за другим вываливались дюжие охранники совершенно невообразимой богатырской комплекции — так увеличивали их габариты пудового веса бронежилеты пятого класса защиты, способные уберечь даже от бронебойной пули, выпущенной с пятнадцати метров. Сферические шлемы на головах, карабины «Сайга» на изготовку, гулкий топот тяжёлых кованых ботинок, отрывистые команды Китайгородцева, и всё это — в призрачном свете уличных фонарей, с длинными пляшущими тенями, с недалёким лаем сходящего с ума от бессильной злобы сторожевого пса, сидящего на цепи. Обитатели гостевого дома прилипли к окнам, с настороженным любопытством наблюдая за случившимся вдруг переполохом. Как раз для них Анатолий и разыгрывал этот спектакль. Среди этих обитателей дома, как он искренне верил, был враг. Настоящий враг. И этого врага Китайгородцев хотел напугать. Заставить затаиться, отказаться на время от исполнения своего плана, подарив таким образом телохранителю драгоценное время. Время, которого ему катастрофически не хватало.
Противника Анатолий хотел задавить массой. У него теперь было много людей, просто до неправдоподобия много, и он мог перекрыть оба дома — и хозяйский, и гостевой, — и ещё у него оставались люди для патрулирования территории. Он перекрыл все «слепые» зоны, все места, где враг мог пройти незамеченным, и если теперь Тапаева какое-то время продержать на расстоянии от его гостей, просто никого к нему не подпускать — можно спокойно вычислить убийцу. Ведь тот всё равно себя проявит — потому что неожиданно для него условия игры изменились, всё теперь стало по-другому, лично для него задача неимоверно усложнилась, превратившись практически в невыполнимую… И он занервничает — он уже занервничал — и какую-то ошибку непременно совершит.
Китайгородцев лично распределил своих людей по постам, каждого проинструктировал. Нечеловеческое напряжение последних суток отпускало его. Так ныряльщик, заплутавший в подводном лабиринте и не надеющийся уже на благополучный исход, вдруг вырывается наверх и делает спасительный вдох — и у него теперь ещё всё впереди! Даже настроение у Анатолия улучшилось. Вот в таком приподнятом настроении он и наткнулся на мрачного начальника тапаевской охраны.
— Что с тобой, Ильич? — спросил Китайгородцев и хлопнул Богданова по плечу, демонстрируя свое к нему расположение.
— А Сергея ведь так и нет, — сказал тот, никак не желая заразиться хорошим настроением. — Охранника, которого я еще днем на проселок послал. Он из леса так и не вернулся.
Порядком нетрезвый Юра встретил Китайгородцева в коридоре гостевого дома. Покосился на входную дверь, за которой прохаживался вооруженный охранник из «Барбакана», и шёпотом спросил:
— Что тут за военные действия затеваются?
— К празднику готовимся, — будничным голосом сообщил Анатолий. — Обычные мероприятия. Вам не о чем беспокоиться, поверьте, — улыбнулся ободряюще-доброжелательно и пошёл дальше.
Костюков играл с Ритой в шахматы. Китайгородцеву девушка обрадовалась как родному.
— Привет! — сказала она, просияв счастливой улыбкой. — А я жду, когда ты придёшь и напоишь меня чаем…
— С коньяком?
— С коньяком.
— Сейчас, — пообещал Анатолий. — Мы только поговорим о делах.
Он вывел Костюкова в коридор.
— Я видел, что наши приехали, — сказал тот.
— Да.
— Ты чем-то недоволен? — обнаружил вдруг Костюков.
— У нас пропал человек.
— Кто?
— Тапаевский охранник.
— Сбежал, что ли?
— Не похоже. Это тот парень, которого мы отправили в лес, к проселочной дороге.
— Не вернулся?
— Нет.
— Но почему раньше не хватились?
— У него было задание: дойти до просёлка, затем по тому просёлку пройти километров по десять в каждую сторону, чтобы посмотреть, что поблизости есть интересного. Там быстро не управишься. Но до темноты он должен был возвратиться.
— Версии есть?
— Версия одна: случилось несчастье.
— Ну, что ты сразу худшее предполагаешь! — попенял товарищу Костюков.
Китайгородцев покачал головой. Он знал, что в их работе события чаще всего развиваются именно по наихудшему варианту.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал он. — Из приехавших ребят выбери двоих на свое усмотрение. Главное, чтобы они на лыжах хорошо стояли. И завтра с первыми лучами солнца ты с ними пойдешь по следам этого пропавшего охранника.
— Будем ждать утра?
— Да. Ночь — не лучшее время для поисков.
— А может быть, попробовать?
— Год назад, например, здесь застрелили медведя-шатуна, — жёстко произнес Анатолий, отметая любые возможные возражения.
— Хорошо, я понял.
— Но прежде чем ты займёшься подготовкой к завтрашней вылазке, тебе еще одно задание. Тут Юра по коридору ходит. Шибко нетрезвый. Ты доведи его до кондиции, а? Он мне нужен совершенно пьяный, в полуобморочном состоянии. Пора его раскрутить на эту историю с подозрительной рубашкой. Очень уж мне хочется знать, почему он носил в кобуре оружие, но ни в какую не хочет в этом признаваться. Подготовишь клиента к разговору?
— Запросто!
— А я к нему загляну через часок. Вот только чаю с Ритой попью…
— Я вот тут подумал…
— Что ты подумал?
— Наши приехали! У нас теперь — силища, клиента можем прикрыть надежно и под этим прикрытием вывезти его отсюда.
— Это невозможно!
— Почему?
— Здесь — его близкие. Если против Тапаева что-то затевается, могут кого-нибудь из его родственников взять в заложники… Такой вариант тоже нельзя исключать. Захватят кого-нибудь из близких и будут диктовать клиенту условия.
— Давай и родственников его вывезем за компанию.
— Среди них может быть тот, кого мы боимся. Представляешь, если мы сами и вывезем вместе с Тапаевым его будущего убийцу? Знаешь не понаслышке, какая иногда бывает суета и спешка в ходе эвакуации клиента. Где-то чуть-чуть не досмотрим, и неприятности обеспечены.
— Ты уверен, что киллер уже здесь?
— Или киллер, или его сообщник. И пока я этого гада не вычислю, клиент будет оставаться в своем доме. Я не могу его вывезти. Слишком велик риск. Эвакуация невозможна.
Рита теплым живым комочком сжалась в кресле. Сам её вид побуждал принести плед и укрыть девчонку.
— Мне этого так не хватало в Москве, — сказала она. — Чтобы двухметровые сугробы за окном, чтобы снег ослепительно белый, чтобы чай по вечерам, вот этот плед и непременно — чтобы кто-нибудь заботился обо мне.
— Ты живешь с мамой?
— Да.
— Значит, о тебе есть кому заботиться?
Рита в ответ печально качнула головой:
— Знаешь, когда она меня любит? Когда делит с отцом. Когда они между собой решают, у кого из них на меня больше прав. Тогда она со мной сюсюкает, гладит по головке и даже не ругает, если я вдруг приду домой поздно. Потом у них с отцом наступает перемирие — и она про меня забывает до следующего раза.
— Может быть, я скажу тебе не то, что ты от меня хочешь услышать, — и если это так, то я заранее прошу прощения, — но в жизни так обычно и бывает, Рита. Человек очень одинок — и до него, как правило, никому нет дела.
— Это неправда! У тебя ведь хватает терпения возиться со мной? Да, мой отец заплатил тебе деньги, но он ведь не платил тебе за то, что ты принесёшь мне вот этот плед, за то, что напоишь горячим чаем, за то, что вообще сидишь со мной вечерами, в то время как ты, может быть, хотел бы отдохнуть… Ведь ты — тоже живой человек и тоже устаёшь…
— Ты несколько преувеличиваешь.
— Ты заботливый, Толик, и это не купишь ни за какие деньги. У тебя — добрые глаза! Ты сколько угодно можешь изображать из себя крутого телохранителя — ты, может быть, и есть телохранитель, — но ты ещё и нянька, бесподобная талантливая нянька, Толик!
— Я не хотел бы быть нянькой, — смутился Китайгородцев.
И Рита вдруг тоже смутилась. Обнаружила, что сказала больше, чем следовало бы, раскрылась… это было почти признание в любви. Ей было слишком неуютно и одиноко в этом мире, и даже от родителей она не получала душевного тепла. И когда рядом с нею оказался тот, кто просто по-человечески с ней обходился, кто, большой и сильный, прикрыл её собой, пообещав защиту, — она потянулась к нему, благодарная и безрассудная одновременно.
— Я просто делаю свою работу, — сказал Анатолий.
Он намеренно упомянул о работе — весь в делах, служба есть служба, и никаких, соответственно, личных отношений… И Ритин отец ведь предупреждал — возраст такой у девчушки. Поиск своего героя. Ожидание близкой встречи. А ещё ей здесь просто скучно. Даже пригласившая Риту подруга о ней позабыла, занятая своим ухажёром…
— Ты сегодня с Аней виделась?
— Нет. Даже странно, что она не зашла.
— К ней приехал друг.
— Кто? — живо заинтересовалась девушка. — Это такой высокий и костлявый?
Наверное, Виктор ей не показался привлекательным.
— Да, — кивнул Китайгородцев.
— Что она в нём нашла? — пожала плечами Рита. В её словах не угадывалось девичьей ревности, а было искреннее удивление. — Она могла найти себе кого-то и получше…
— Аня рассказывала тебе о своём парне?
— Нет. Но я догадывалась, что у неё кто-то есть.
— Почему догадывалась?
— Там, в Австрии, она по десять раз на дню названивала по телефону. И уж не отцу звонила, ясное дело. Родителям каждый час не звонят. И иногда после звонков она была такая… — Рита замялась, не сумев сразу подобрать нужное определение. — Расстроенная, что ли? Он с ней не очень-то церемонится, как мне кажется. Аня вообще такая девчонка — легко попадает под влияние. Знаешь, как она своего отца боится? Я бы на её месте была посмелее. И с парнем этим… В конце концов он сядет ей на голову.