х, то ли на него так подействовало присутствие большого числа незнакомых ему людей, то ли просто время ему пришло петь — как узнать, что творится в душе больного человека? Это была страшная песня. Ужасная песня. Он исторгал из себя нечленораздельные звуки — как младенец, который учится говорить. И одновременно в тех звуках слышалось что-то звериное — там не было рассудка, зато было много животного. Все присутствующие оцепенели от неожиданности, а Илья Генрихович Тапаев, не обращая внимания на своих нечаянных слушателей, продолжал эту берущую за душу песнь, от которой бежали мурашки по коже, — и первым не выдержал Шалыгин, у которого и без того, наверное, после вчерашнего раскалывалась голова. Он закрыл уши руками, скрючился на диване и пробормотал страдальчески, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Да заткните же вы ему пасть!
Посланный Китайгородцевым человек уже вернулся и дожидался его в гостиной.
— Что? — коротко спросил Анатолий.
— Аня Тапаева и её парень были вчера на этой базе отдыха.
— Во сколько они туда прибыли?
— Приблизительно в одиннадцать.
— Приехали на своём снегоходе?
— Да. Катались с друзьями.
— Имена!
Гонец заглянул в свои записи:
— Григорий Малышев.
— Без фамилий! Мне нужны только имена!
— Григорий, Владислав, Анна.
Совпадало.
— Потом они сидели в кафе. Григорий уехал на машине своих друзей. Остались Аня Тапаева, её парень, Владислав, Анна — и к ним присоединилась девушка по имени Татьяна.
Совпадало.
— Пробыли там не очень долго, а приблизительно в четыре часа Тапаева и её спутник уехали.
Совпадало.
Значит, всё-таки был второй снегоход? Очень похожий на снегоход Ани Тапаевой? Может, он был такого же точно цвета, а может, цвет был другой. Это не важно. Важно, что одной фирмы-производителя. И, вполне возможно, из одной партии.
Китайгородцев повернулся к маячившему у него за спиной Богданову:
— Ильич, ты ведь должен быть в курсе. Где снегоход для тапаевской дочки покупали?
— Здесь и покупали. У нас в городе. В магазине «Спорт». Я лично ездил.
— Давно?
— В ноябре.
— Сколько там этих снегоходов стояло?
— Два.
— Всего?
— У нас город маленький, Толик. Богатых людей тут почти нет. А снегоход, между прочим, десять тысяч стоит.
Про цены — это было уже совсем неинтересно. Анатолий повернулся к своему товарищу:
— Возьми с собой ещё одного человека, и дуйте в этот магазин. Сколько они за последние полгода продали снегоходов, кому продали, когда именно продали — всё надо выяснить. Если возможно, установите фамилии покупателей и их адреса. Через два часа я жду тебя здесь.
— А второго снегохода уже нет, — вдруг сказал Ильич. — Его купили.
— Кто?
— Не знаю. Но я заезжал туда недавно по своим делам. Не было его.
— Цвет у него какой был?
— Зелёный такой, с переливом.
— Спроси про этот аппарат у продавцов, — сказал товарищу Китайгородцев. — Кому они эту зеленую жабу впарили?
Короткие зимние дни сгорают быстро. Полыхнул огонёк солнца ненадолго — и вот уже день догорает. Анатолий взглянул на часы. Всего лишь три. А за окнами уже плывет зыбкий призрачный сумрак.
…Тапаев сидел за столом при свете настольной лампы и жёг какие-то бумаги. Поджигал их с помощью зажигалки, бросал на металлический поднос, где уже накопилась целая гора чёрных, скукожившихся в огне листков, и в кабинете от всех этих манипуляций стоял устойчивый запах горелой бумаги.
— Что у тебя? — спросил клиент, не прерывая своего занятия.
— Я по поводу Пастухова.
— Что там Пастухов? — даже не повернулся.
— Его нужно сдать милиции.
— Я же тебе уже говорил!
— Генрих Эдуардович, — твердо сказал Китайгородцев, — завтра пройдут праздничные мероприятия. У нас много работы. А тут еще этот Пастухов…
— Мешает?
— Мешает, — честно признался Анатолий.
— Ну, так сделайте что-нибудь. Решите проблему.
— Вот я как раз и пытаюсь ее решить.
— Ты не пытаешься её решить, — вздохнул Тапаев, поджигая очередную бумагу из лежащей на столе стопки. — Ты хочешь просто от неё отмахнуться.
Он поднял глаза на телохранителя. Не даст согласия на то, чтобы сдать Виктора. Не даст. По глазам видно.
— У меня проблемы с местной милицией, — сказал клиент. — Не любят они меня. Я им не по зубам, так они по мелочи мне норовят напакостить. То кого-нибудь из моих охранников в баре зацепят, спровоцируют и в кутузку упекут, то машины комбинатовские тормозят одну за другой, придираются почём зря, да на штрафплощадку загоняют… Ты хочешь какие-то проблемы с их помощью решить? Не получится. Проблем только добавится, ты уж мне поверь.
Конечно, добавится, если всё так и обстоит, как он рассказывает. Если у него трения с местными ментами, то им только повод дай! А повод такой, что будь здоров — стрельба плюс незаконное хранение оружия, плюс наркотики. Они воспользуются представившейся возможностью — и будут хозяйничать тут, невзирая на лица. И об охранной работе на всё время их пребывания можно будет забыть.
— А в чём причина? — осведомился Китайгородцев. — Почему у вас с ними трудности?
— Сами бы не решились, конечно. Кто они? Моськи. Это наверху им дали понять.
— «Наверху» — где?
— Из Москвы всё идет, я думаю. У моих врагов есть покровители, почему бы не предположить, что они решили использовать МВД?
Получалось, что Пастухова нельзя отдавать милиции.
А жаль. Какая чудная цепочка вырисовывалась! Пастухова изолируют, сразу за ним наступит очередь доктора Вознесенского, которого тоже хотелось бы держать подальше от клиента. А вот не получается.
— Пастухов не может находиться рядом с вами! — проявил упрямство Анатолий. — Он опасен! Это против всяких правил!
— Но он же под присмотром? — полувопросительно-полуутвердительно произнёс Тапаев.
Как будто хотел сказать, что не понимает, в чем именно заключается проблема.
— У него за плечами война и неплохая военная подготовка. При этом он психически неуравновешен. Наркоман. Любой из этих признаков для меня, как для телохранителя, является сигналом тревоги. А тут не один признак, а целый букет!
— Что ты предлагаешь?
— Он не может находиться рядом с вами! — твердо повторил Китайгородцев.
Клиент думал недолго.
— Хорошо, сделаем так, — вздохнул он. — Этого подонка вывезем на комбинат, закроем где-нибудь в бомбоубежище, посидит там денёк. Я скажу Богданову, чтобы он вызвал охранников с комбината. Приедут и заберут этого молодца. Такой вариант тебя устроит?
— Вполне.
Тем временем Тапаев закончил свое пожароопасное занятие и сказал с невесёлой улыбкой:
— А мне архитектор предлагал в кабинете сделать камин. Я отказался.
— Почему?
— Не знаю. Хотел, чтобы всё здесь строго было. Без особых изысков.
Телохранитель с сомнением повёл взглядом по стенам, увешанным оружием. Олигарх каким-то образом угадал направление его взгляда и снова невесело улыбнулся:
— Эти цацки появились тут позже. Когда я уже согласен был и на камин, да поздно было что-либо менять.
Анатолий так и не понял, что означают эти слова. То ли потому было поздно, что дом уже построен, то ли потому, что хозяин засобирался из этого дома прочь…
— Вы по поводу своего охранника выяснили? — спросил Китайгородцев.
— Дома он не появлялся, — сухо ответил Тапаев.
Сухость в его голосе была легко объяснима. Надо бы тревогу поднимать, обращаться с заявлением в милицию — а он тут бумаги огню предает, костерок развёл…
— Надо бы сообщить, — подсказал Анатолий. — Дело попахивает уголовным расследованием.
— А я не в курсе того, что он пропал, — буркнул олигарх. — Мне не докладывали. Не поставили в известность. Богданов, может быть, вообще думал, что охранник ещё появится. И тревогу объявит только завтра, поздней ночью. Или — вовсе послезавтра.
Уже после отъезда Тапаева? Когда тот будет на безопасном расстоянии от ставшего вдруг неуютным дома?
Тапаев стал руками мять сгоревшие листы. Он превращал их в ничто, в труху, а его руки в одно мгновение стали чёрными. Сажа летела на светлый тапаевский костюм, но он этого, казалось, не замечал.
— Вы уже всё продумали? — спросил бизнесмен.
— Что именно? — вежливо уточнил Китайгородцев.
— То, что вы будете делать завтра? Ведь всё спокойно пройдёт, я надеюсь?
Он улыбнулся какой-то кривой улыбкой — и только теперь Анатолий обнаружил, что Тапаев сильно пьян.
В этот час в приемной дежурил Костюков. Выйдя из кабинета, Анатолий плотно прикрыл за собой дверь, после чего выразительно щёлкнул себя пальцем по кадыку.
— Репетирует, — негромко сказал Костюков. — Перед завтрашним днем.
Сказал с легким налётом осуждения. Телохранителю пьянство клиента — дополнительная головная боль. Как говорит Хамза, это — сплошные проблемы и никакой прибавки к жалованью.
— Останешься с ним на ночь, — распорядился Китайгородцев. — У него тут спальня на втором этаже. Сядешь в коридоре с газеткой, почитаешь до утра.
— Ждёшь каких-нибудь неприятностей?
— Жду. Только не знаю — откуда.
— Сам же говорил — если по тапаевскую душу придут, то придут извне, из-за забора, — напомнил Костюков.
— А я и тут никому не верю, если честно.
— Это — профессиональное, Толик. А вообще-то дёргаться нечего. Ничего подозрительного мы так и не нашли. И оружия нет.
— Отсутствие оружия меня с толку сбивает, — признался Китайгородцев. — Перерыли весь гостевой дом — ничего нет. Я чуть раньше просил Богданова осмотреть территорию… Это после того, как мы на Юриной рубашке обнаружили следы плечевой кобуры… Я Ильича в тот раз попросил поискать на территории спрятанное оружие. Он ничего не нашел. Нет ствола! А без ствола ему тут делать нечего.
— «Ему» — это киллеру?
— Киллеру, уважаемый коллега… А кому же ещё? И я теперь теряюсь. То ли киллера тут действительно нет и всё дело в одной только моей подозрительности, то ли я чего-то просто не понимаю. Киллер без оружия — что-то новенькое. Да?