Все, что могла делать маленькая Милетт, – это смотреть, как ее сестру пригвоздили к сиденью рядом с ней, а над ней нависла чудовищная фигура взрослого мужчины, сомкнувшего руки на ее горле. Она, конечно, закричала, но посреди болота не было никого, кто мог бы услышать ее. Она даже попыталась ударить мужчину по рукам, стараясь оттащить его от сестры, но ребенок никак не мог справиться со взрослым мужчиной, навалившимся на нее всем своим весом.
Вес Пола в большей степени, чем его сила, стал определяющим фактором в борьбе с Лилиан. Ему не нужно было делать ничего, кроме как положить руки в нужное место, а затем наклониться, чтобы сдавить ей дыхательные пути. Своим весом он раздавил ей гортань. Задержавшись еще на несколько секунд, он убедился, что Лилиан мертва, пока ее младшая сестра кричала и билась, пытаясь защититься.
Именно тогда он посмотрел на нее.
Только в этот момент Милетт, казалось, осознала смертельную опасность, в которой оказалась: человек, убивший ее единственного и лучшего защитника в мире, теперь смотрел на нее с тем же отсутствующим выражением, что отразилось на его лице во время ужаса, свидетелем которого она только что стала.
Она умрет. Это была непривычная мысль для такого маленького человека.
Никогда за семь лет своей жизни она не сталкивалась с подобной ситуацией. Ей никогда не приходилось допускать даже мысли об этом. Ее сестра беспокоилась за нее, следила за приближающимися машинами, держала за руку, когда они переходили дорогу, но ей никогда не нужно было задумываться о том, почему так происходит. Конечно, она потакала всем настойчивым тревогам сестры, но они никогда не казались ей настоящими.
Зато происходящее сейчас было вполне реальным. Теснота и духота в машине, окно, в которое она уперлась затылком, когда ее ноги соскользнули с кожаных сидений. Все это слишком явственно, чтобы быть ночным кошмаром. Извиваясь и дрыгая ногами, как будто ее уже душили, она ухитрилась ухватиться за дверную ручку и выбралась наружу. Пол не стал переползать через заднее сиденье и мертвую девочку и вышел из машины с другой стороны.
Милетт бежала так, словно от этого зависела ее жизнь. Ни разу не оглянувшись назад и не позволив слезам, текущим по лицу, остановить ее. Но это не имело значения. Здесь, на болоте, земля была мягкой, а ее ноги – слишком короткими. Даже если бы ей удалось сбежать от Пола, в лесах ее поджидали бы змеи, аллигаторы и кое-что похуже. То, что он все-таки ее поймал, казалось почти благословением.
На этот раз мужчине не удалось принять удачное положение, позволив весу сделать свое дело. Полу пришлось надавить изо всех сил так, что большие пальцы впились в нежную кожу под ее подбородком. Он сжал руки на ее шее так сильно, что, казалось, их вот-вот сведет судорогой. Маленький рост мешал ему, вызывая напряжение сначала в спине, а потом в руках. Вес тела немного помог, но девочку не получилось убить так же легко, как ее сестру.
Если бы в мире существовала хоть какая-то справедливость, все закончилось бы быстро. Но то, что она была такой маленькой, еще сильнее затрудняло долгий процесс. Она болталась, извивалась и пыталась позвать на помощь, хотя в легких не осталось воздуха, их просто беспощадно жгло. Она плакала и била руками и ногами. Любой другой мужчина дрогнул бы, столкнувшись с подобным. Человек, которым Пол был всего неделю назад, дрогнул бы перед лицом подобного ужаса. Но он изменился. Мир стал его врагом, и Пол больше не мог позволить себе полагаться на удачу. Следовало тщательно все обдумать, а затем сделать все необходимое, чтобы выжить и вырваться на свободу. Он смотрел в глаза умирающей маленькой девочке, пока выжимал жизнь из ее крошечного тельца, и только когда убедился, что она мертва и остывает в его объятиях, позволил себе почувствовать некоторую долю горя. Не из-за нее, а из-за себя самого. Из-за того, что был вынужден убивать детей только для того, чтобы выжить. Пол проклинал само устройство мироздания. Проклинал закон за то, что тот поступал с ним несправедливо. Проклинал всех, кроме себя самого.
Он отнес мертвых девочек в болото, по одной за раз, выбирая удобное место, и бросил в солоноватую воду, даже не потрудившись посмотреть, утонут ли они, прежде чем вернуться к машине и уехать. Не на север, куда, по идее, он отправился бы всего день тому назад, а на восток, к побережью.
09Дорога к гибели
В наши дни Атлантик-Бич считается частью Джексонвилла, но еще в 70-е годы между ними было некоторое расстояние. Жители города обычно приезжали на процветающий морской курорт в выходные. Местное население зарабатывало с туризма, при этом наслаждаясь приятным затишьем в течение недели, что превращало Атлантик-Бич в маленькую мирную прибрежную деревушку. Такое место, где вы не задумываясь оставили бы дверь незапертой или пригласили незнакомца на ужин; покой здесь могли нарушить только карманники, приезжающие из больших городов в охоте за кошельками туристов.
Пол прибыл туда, ничем не выдавая факт совершенного несколько часов назад двойного убийства.
Зная, что охотники на него только и ждут быстрых непродуманных действий, он решил не дергаться, чтобы не привлекать к себе внимания. Потратил немного денег на нормальный ночлег, перекусил в местной забегаловке. Ему нужно было подумать, и он решил, что прятаться прямо под носом у полиции – лучший способ выиграть время. К тому моменту его побег стал достоянием общественности, но никто, кроме правоохранительных органов, для которых Пол стал незначительным затруднением, не обратил на это особого внимания. Раз или два о нем упоминали в новостях – показали старый снимок Пола после предыдущего ареста, но люди не придали значения очередной пьяной драке. После нескольких репортажей Пол снова канул в Лету.
Зато пропавшие девочки привлекли гораздо больше внимания средств массовой информации, особенно местных газет и телеканалов, где людей попросили быть начеку. По общему мнению, девочки, будучи слишком юными, скорее всего, заблудились; возможно, сели не в тот автобус и оказались в незнакомом месте. Никто не рассматривал вероятность побега, и уж тем более похищения. Смерть Элис Кертис также попала в местные новости того времени, но никто не связал убийство пожилой дамы и пропажу детей воедино.
И все же Пол не терял бдительности. Он старался не выделяться и не позволял себе выпить больше двух кружек пива за вечер. В прошлый раз он сильно напился и потерял контроль над собой – этого больше никогда не повторится. Ему нужно сохранять самообладание, если он хочет остаться на свободе.
Такова была забавная маленькая двоякость его положения, которую он изо всех сил пытался осмыслить: чтобы не плясать под чужую дудку, приходилось навязывать правила самому себе.
Это чем-то походило на его неудачную попытку завести роман, когда он приготовился смириться с некоторыми ограничениями, чтобы получить то, чего хотел больше всего. Несмотря на одержимость свободой, он становился сам себе тюремщиком и надсмотрщиком. Собственным отцом.
Это угнетало его больше, чем мысль о том, что он убил двух детей; не давало спать по ночам и наполняло часы бодрствования настоящим смятением, разрушало каждый новый план действий. Всякий раз, когда он думал, что договорился с самим собой, эта мысль снова все отравляла.
В конце концов в качестве решения проблемы Пол выбрал гедонизм, который помогал решить ему куда более сложные психологические вопросы. Он следовал собственным правилам, гарантируя, что всегда полностью контролирует ситуацию, а также щедро вознаграждал себя за каждое малейшее посягательство на свою свободу, чтобы это не воспринималось как наказание. Единственным опытом в его жизни, связанным с чем-то похожим на труд, были работы в тюрьмах. Идея приложить усилия и сделать что-то неприятное в обмен на вознаграждение никогда по-настоящему не входила в его понимание мира. Итак, то, что он теперь считал революционным внутренним изменением, было, по сути, простым компромиссом, на который должен пойти каждый взрослый, живущий в обществе. То есть необходимость терпеть то, что не доставляет немедленного удовольствия, чтобы в дальнейшем получить еще большее наслаждение. Стоит повторить, что на самом деле Пол не был глупым человеком, хотя столь простые понятия казались ему такими недосягаемыми. Он рос вне привычных общественных устоев, поэтому многие жизненные истины были ему чужды.
Когда его внутренний философский спор о свободе воли и самодисциплине разрешился, Пол приготовился двигаться дальше. Преследователи, должно быть, уже давно настигли бы его, если бы глядели себе под нос, а не в разные стороны. И Пол, наконец, настолько пришел в себя, что почувствовал: он может двигаться дальше, не путаясь в собственных мыслях. Единственная небольшая загвоздка заключалась в нехватке средств: ограниченный запас украденных денег растаял в небольшом городе на побережье, а учитывая намерение оставаться на месте и не привлекать к себе внимания, он вряд ли мог решить проблему своим привычным методом.
Однако Пол уже присматривался к домам по всему городу, делая это как нечто само собой разумеющееся. К тому же ни в одном маленьком городке не было недостатка в ломбардах. Он уже сходил в парочку подобных мест, чтобы избавиться от остатков добычи с последней кражи.
У него не возникало страха провала или поимки, лишь преследовало мучительное воспоминание о том, как неудачно прошло последнее дело и чем оно могло закончиться. Пожилая женщина видела его лицо, он разговаривал с ней. Копам не потребовалось бы и двух секунд, чтобы сопоставить описания ее и сбежавшего преступника. Он был таким глупцом. Каждый раз, когда ему казалось, что он все тщательно обдумал, Пол просто выставлял себя еще большим идиотом. Все уже не так, как раньше. Если его арестуют, не ждать ему мягкого наказания. Он не выйдет из тюрьмы через месяц или два. Если он хочет остаться на свободе, придется заплатить соответствующую цену.